- А то. Ты думаешь, я просто так пригласил тебя поехать с
нами? – я уверен, что даже через тёмные очки увидел в глазах этого нахала
злобный блеск. Ах, вот значит как? Если ты думаешь, что я буду таскаться с этой
тварью, пока ты будешь выступать, то ты, Матсумото – даун. Пусть этим
занимается твоя девушка, я же тебе в рабы не нанимался!

Я зло улыбнулся. Ничего, противная псинка, тебе ещё предстоит
ехать в багажном отсеке.

- Эй, Руки, - к нам подошёл Кай. – Мне показалось, или же я
действительно учуял от тебя запах дыма?

И опять злая улыбка на моём лице.

- Курил он, а я просто сидел рядом, - искусно соврал Руки.
Кай повернулся ко мне, и вопросительно посмотрел сверху вниз на моё лицо. Я
утвердительно кивнул, после чего, держа в руках документы, направился к
таможне. Какой я благородный. Спас его от ярости всей группы. На пару секунд я
представил, как самый изголодавший по табаку Уруха будет колотить Таканори.
Пару мужчин в форме подозрительно посмотрели на меня. Ну конечно, только
ненормальный может не с того, ни с сего начать тихо хохотать себе под нос.

Что бы пройти весь контроль, мне пришлось снимать с себя все
серёжки, кольца и цепи, что заняло у меня минут десять. Вся группа и рабочие
компании последовали моему примеру, увидев, как всё строго, и освободились от
метала в теле. Только для Матсумото и некоторых сделали исключения, разрешив не
трогать тоннели в ушах.

Как я и предсказал (о, великий экстрасенс!), Корона в клетке
понесли в багажный отсек. Когда его уносили, я шустро стащил с Матсумото его
очки, что бы в полной мере насладится этим тоскливым взглядом вслед собаке.

- Кабель, - уже отбирая свои очки, шепнул он мне в ухо, и
толкнул в плечо, когда мы заходили в самолёт. Я улыбнулся, и по какому-то
неизвестному мне порыву опустил руку к его сочной пятой точке, и хорошенько
ущипнул. От неожиданности, он как-то невнятно прокричал моё имя, и отскочил,
случайно спиной налетев на десятилетнего, на вид, мальчика. Недовольная мать
отругала нас, на что Матсумото сухо извинился, и мы зашли в первый класс
самолёта, показав свои билеты стюардессе. И даже в местах, роль сыграло моё
невезение. Я сидел слева от Матсумото, а справа от него была его любимая
девушка. Какая идиллия, хочется даже попускать фейерверки… Счастливый, видимо,
у меня будет Новый Год.

- Эй, Кай, - на весь самолёт закричал я, всматриваясь вперёд,
где должен был сидеть ударник. Внимание того, кто мне был нужен, было обращено
на меня. Впрочем, как и всех пассажиров. Татсуки недовольно зашипела на меня, а
Матсумото уставился злым взглядом. – Давай поменяемся местами?

Парень аж привстал от удивления, а на его лице появилось
выражение «Чего?!». Чья-то рука легла на его плечо, и усадила обратно. Кажется,
это рука Аоя... Надо запомнить, обязательно отомщу.

- И чего ты хотел добиться? – прошипела на меня Татсуки,
перегнувшись через колени Таканори, и пожирая меня взглядом.

- А ты что, не слышала? Поменяться местами.

- Зачем, спрашивается?! – запищала от возмущения сестра. И
как мне ей объяснить, что всё моё нутро разъедает ревность и злость? Ладно
сидеть с кем-то с них один на один, но сразу с двумя?! Дело ещё б было более
менее, если б я сидел между этой парочкой, разделяя их своим тельцем, но так...
Нет, дело не пойдёт. Боюсь разнести самолёт.

- Беспричинная прихоть, - пожал плечами я, и повернулся,
рассматривая лица других людей, и ища среди них знакомых. Матсумото недовольно
фыркнул, взял меня за запястье, и «усадил» нормально.

- Позволяешь себе слишком многое, - я посмотрел на него, а
парень нахмурился. У меня во взгляде  так
много ненависти?

- Будь любезным, и веди себя нормально. Прошу, - последнее
слово он прибавил так тихо, едва ли слышно, что я почувствовал, как во мне
опять просыпается повиновение ему. И опять я чувствую себя покорившимся псом.
Только вся разница между Короном и мной состоит в том, что его он любит...
Пусть даже как  любимое домашнее
животное, но это уже хоть что-то. А любит ли меня? Я не понимаю, я не знаю. С
одной стороны, Таканори добивается меня, он готов бросить Татсуки в любой
момент, но не делает этого, потому что я не стану с ним ничего крутить, да и
если они расстанутся, то мы потеряем связь... А с другой, возможно его угнетает
то, что он так и не добился своей цели? Не знаю.

Недовольно сжав губы, я отвёл взгляд от глаз Руки, и  выругался. Но это означало капитуляцию, и
Матсумото это знал.

- Какой-то ты странный, братец, - Татсуки опять перегнулась
через колени парня, и посмотрела на меня. – Ну ребёнок, ей богу!

- Ой, да заткнись уже, - раздражённо сказал я, после чего,
порывшись в карманах, достал mp3.

                                                                       
***

- Ты спишь?

Я уже давно выключил музыку, но наушники с ушей так и не
снял. Делаю вид, что сплю, не хочу с ним разговаривать. Ни с кем не хочу. Да и,
похоже, только мы вдвоём ещё не впали в сон. Всё вокруг затихло, только едва ли
слышно, как несколько человек храпят, а кто-то даже тяжело дышит.

- Не спишь, - при этих словах Матсумото взял мои наушники, и
отложил в сторону. Я открыл глаза и посмотрел на него при слабом освещении.
Боже, какой же он прекрасный, так и хочется обнять, и никогда-никогда не
отпускать, но…

- А она уже уснула? - 
я с трудом перевёл взгляд с губ парня на мою спокойно-посапывающую
сестру на плече у Матсумото. Он слабо улыбнулся, и взял мою руку в свою. Я
немного вздрогнул, но не забрал руку.

- Уже давно. Давай поговорим?

- О чём?

- О чём угодно.

Я хохотнул, а после, вспомнив, что люди-то спят, а будить
сестру особо не охота, закрыл себе рот свободной рукой. О чём угодно... А это
«что угодно» можно назвать «мы»?

- Я не хотел ехать с вами.

- Об этом ты хочешь поговорить? – усердно выщипанные брови
Матсумото сошлись на переносице.

- Сам сказал, «о чём угодно».

- Может не здесь?

Я удивлённо посмотрел на Руки.

- А где же?

- В туалете, например.

Я пожал плечами и, встав, направился в указанном направлении.
Пусть попробует сдвинуть булыжник «голова Татсуки» со своего плеча. Я
улыбнулся, и зашёл в уборную. Почти сразу же за мной в кабинку зашёл и
Матсумото, закрыв за собой дверь на замок. Я вскинул брови, но не сказал на это
ничего.

- Чего ты ждёшь? – уже на нормальных тонах спросил Матсумото.
В этом ярком освещении я смог увидеть тёмные круги у парня под глазами.
Усталость?

Чёрт, а курить-то как хочется…

- Всмысле?

- Чего ты ждёшь от будущего? Чего ты ждёшь от наших с Татсуки
отношений?

- Уж точно  не ребёнка,
- я наигранно нахмурился. – Не говори таких пошлостей, мне ещё рано дядей
становиться.

- Сука, - обозвал меня Руки, опустил крышку туалета, и
присел.

- Сам такой, - я опять хохотнул. Что-то меня на юмор
пропёрло. Татсуки права, веду себя как ребёнок. Но именно это ребячество всех
доводит до сумасшествия, а Матсумото доводить мне приятнее всего.

- Послушай, давай на серьёз. Я не могу понять, что ты ко мне
чувствуешь. Толи любишь, толи ненавидишь. Могу сказать только одно, что просто
равнодушным ты быть не можешь.

- С чего такая уверенность?

- Я не глупый, Тоору-сан, я всё вижу. Тебе нравится то
положение, в котором я сейчас?!

Матсумото, ничего ты не знаешь, и тупой ты как пробка.

- Ты беременный? – я отлепил свою задницу от раковины
умывальника, что бы приблизится к Матсумото, и похлопать его по животику. Таков
был первоначальный план. Я хотел над ним поиздеваться, я хотел опять к нему
прикоснуться, даже так. Но мой план провалился, как и я сам. Сама уборная
большая, и кто мог подумать, что ближе к самому туалетному бачку на полу будет
возвышение? Чёрт… Кто придумал подобный бред?

- Тоору-сан!

Уже только после того, как Таканори выкрикнул моё имя, я понял, что
распластался в его объятьях. До того как я успел поцеловаться своей физиономией
с не очень стерильным

полом, парень успел вскочить, и подставить своё не очень
большое тельце, под моё тоже не очень большое. Впоследствии, с не очень
стерильным полом поцеловалась его упругая попка.

- А ты тяжёлый, Тоору-сан. На диету садись, - на полном
серьёзе сказал Матсумото. Что-то мне напоминает эта ситуация… Я опять в плену
его объятий, только в этот раз я сверху, а он снизу. Но разница не большая. Я
пытаюсь встать, но парень не отпускает меня, обнимает, и просит шанса, просит
хотя бы пятиминутной близости. Я в растерянности... Не смотря на то, что у меня
не очень удобное положение, мне невероятно хорошо, тепло с ним. Это не сравнить
с тем происшествием в душе. Тогда я невероятно хотел, что бы он хорошенько
отимел меня, но мне было паршиво, я ненавидел его. А сейчас я чувствую
нежность, теперь я знаю, что люблю…

- Если по настоящему любишь меня, то можешь поцеловать, если
нет, то отпусти, - твёрдо сказал я, посмотрев Матсумото в глаза. Мне нужна
определённость, я хочу быть уверенным в том, что не пожалею потом ни о чём. И
что не зря вырываю у собственной сестры счастье. А возможно я делаю ей
одолжение. Если он её не любит, то будет лучше, если они больше не будут
вместе. Для неё со временем, для него, и прежде всего для меня.

Ну же, целуй меня, скажи, что любишь меня, и я плюну тогда на
всю свою гордость, на все те четыре месяца, которые сопротивлялся, на слёзы
Татсуки. Я плюну на весь мир, если захочешь, я плюну на работу, на журналистов…

Я был почти уверен, что он поцелует меня, уверен в том, что
он любит меня. Всего на каких-то пару секунд, но я действительно думал, что
сейчас случится наше воссоединение. Но, не случилось так, как хотелось бы мне.
Почти со слезами на лазах я смотрел на то, как его губы расплылись в печальной
улыбке, а руки ослабили хватку. Он опустил голову.

Не ведома себя от злости, разочарования и обиды, я вскочил с
парня, и начал судорожно открывать защёлку на дверях. Наконец справившись с
этим не простым делом, я выбежал с туалета, убежал от него, от жестокой правды,
от его изуродованного лица моими кулаками… Чёрт, почему мы в одном самолете?
Почему я не могу от него скрыться? Почему? Почему я сейчас ненавижу не его, а
её? Потому что он её любит? Не знаю, наверняка да. Чёрт, все четыре месяца он пудрил
мне мозги.

- КЁ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – раздался на весь салон крик Матсумото.
Я обернулся, не веря своим ушам, а почти все пассажиры первого класса
проснулись, и начали оборачиваться по сторонам в поисках шума. Сначала, взгляды
всех останавливались на мне, а потом потихоньку переходили на пылавшее лицо
Руки. Пробираясь мимо сидений по ряду, он приближался ко мне, в его глазах
горел бешеный, просто ненормальный огонёк и они намокали от этой жары,
слезились, казалось, что он сейчас заплачет. Не знаю, чем я думал в этот
момент, но как только парень приблизился ко мне, я схватил его за запястье,
притянул к себе и впился в губы страстным, жадным, ненасытным поцелуем. Со
сторон послышались шорохи, недовольное шептание и свист. Но мне… нет, нам, нам
всё равно на всех, на весь мир, ибо действительно только сейчас я понял, что
такое жизнь, только сейчас мне захотелось вечно жить. Ради него, ради нас. Это
самый сладкий поцелуй в моей жизни, самый долгожданный, самый желанный и самый
убийственный… Это наслаждение, которое я получаю только от его губ, его языка,
его запаха, тепла и объятий… Невероятно, я просто не могу поверить, что такое
можно чувствовать только от обычного поцелуя. И как я раньше жил, без этого?

С неба обратно на землю меня скинул голос. Тихий, хрипловатый
от волнения и слёз, истерический… Татсуки.

                                                                 
***

Своим криком Матсумото разбудил не один десяток людей. Но до
этого как-то всё равно. Случилось то, чего я в душе больше всего боялся, но и в
то же время так жаждал. Я не уверен в том, вместе ли мы уже с Таканори, но я
знаю, что если не сегодня, то завтра уже мы точно определимся во всём. Ведь
главной нашей с ним общей проблемой осталась моя сестра, сестра, которую я
успел даже немного возненавидеть за четыре месяца. Но теперь, видя её такой
заплаканной, вздрагивающей от каждого слова Матсумото, которое резало как
ножом, мне показалось, что я сейчас закрою глаза на свою любовь к парню,
который буквально «убил» мою сестру. Хотя, нет, это не он её убил, это сделал
я. Я виновник всему, я виновник её горя, её слёз, её истерики, её боли... Но я
ничего не мог с собой поделать, я так долго сопротивлялся ему, Татсуки... Очень
долго, для меня четыре месяца – не малый срок, ибо на счету каждый день. Я
пытался выкинуть его с головы, пытался забыть аромат его тела, который я
чувствовал каждую ночь в страшных снах, пытался выкинуть с головы его образ,
его неземные глаза... Но я проиграл, притом так позорно, так нечестно, лишив
сестру счастья. Я знал, что, так как его она ещё никого не любила, знал это, и
ещё осмеливался думать о том, что имею на него хоть какие-то права.

Мы втроём находились в уборной, куда ушли выяснять отношения.
Будет не очень хорошо, если весь самолёт узнает о деталях наших отношений.

- Тоору, - Татсуки перевела свои заплаканные глаза на меня,
её голос дрожал, а когда она выговаривала моё имя, то по её щеке скатилась ещё
одна крупная слеза. – Как ты мог?.. Ты же мой родной человек, ты же мой брат…

Прежде чем я успел что-либо ответить, Матсумото положил руку
на моё плечо, и сказал:

- Не вини его. Он не делал никаких попыток меня привлечь, я
сам почти как полгода пытался завладеть его вниманием.

От этих слов девушка громко застонала, срываясь на ещё более
истеричный плач, через который послышалось «Ублюдки… я же любила… всё это
время… пытался… изменял!..».

От её слов я дёрнулся, сжал ладони в кулаки. Чёрт, это
сложно, сложно видеть её такой… Она не простит меня никогда, никогда не сможет.
Не сможет, потому что я не могу отказаться от тех чувств, что испытываю к
Матсумото. Это слишком сложно, но я не могу выбрать её, когда рядом он… Он… Больно,
очень больно. Колит в сердце, хочется кричать, убить себя, убить его, убить её,
чтобы никто больше не мучился, чтобы я не чувствовал себя виноватым. Именно
этого я и боялся. Угрызение совести. Для моей души это весьма редкое чувство,
оно как незваный гость, появляется редко, но неожиданно. И потом не знаешь, как
его выпроводить, как избавится от этого «надоеды». Бесит, раздражает, выводит
из себя. Я хочу заснуть, хочу бесследно пропасть, только лишь бы не слышать её
стонов, плача, оскорблений, «я люблю».

Не выдерживая, я срываюсь с места, хватаю Татсуки за плечи, и
встряхиваю. Грубо, с силой, властно, но в моих движениях присутствует отчаянье,
я заглядываю ей в глаза, создаю зрительный контакт, и немо пытаюсь выпросить
себе прощение. Но она не видит меня. Смотрит в глаза, но не видит их. Просто
пустота во взгляде и ничего большего. Только губы шепчут что-то невнятное.
Некоторое время я оцепеневший смотрю на её опухшее и покрасневшее лицо, а
после, осторожно, медленно приближаю ухо к её губам, и вслушиваюсь в слова:

- …убей… о Боже… убей… меня… пожалуйста…

                                                                  ***

От автора: И с этой главы, друзья мои, у автора разыгралась
фантазия не на шутку. Я вспомнил те старые времена, когда увлекался мистикой,
поэтому не судите строго, я не верю в магию, но в моём маленьком мире я
предпочитаю видеть долю какого-то мрачного волшебства. Нет, вы не думайте, что
Кё будет бегать за Руки с волшебной палочкой, пытаясь превратить его с помощью
заклинания, которое выучил на уроке трансфигурации в лягушку. Нет-нет, даже не
надейтесь на «Тоора Ниимура и его златогласый любовник», до ТАКОГО психоза я
ещё не дошёл. В общем, если кто не верит в вещие сны как и я, то давайте на
пару минут закроем глаза на то, что всякие прорицания – бред полнейший, и
погрузимся в загадочный мир? Это одно предупреждение. И второе. Теперь с юмором
и лёгким ангстом будет переплетена трагедия и лав стори, радость и драма,
смерть и жизнь, любовь и ненависть. Не знаю, может это только для меня кажется
абсурдно-мрачным то, что я собираюсь написать, но… поживём и увидим.

«Посадка рейса Токио – Лондон завершена»

Я напялил на нос огромные солнечные очки Матсумото (точнее,
одну пару из десяти, которые он взял с собой), пытаясь скрыться от самого же
обладателя этих же очков. Я так не могу! Не могу я таскаться везде с ним! Чтобы
нас застали журналисты? Нет уж, мне пофиг на карьеру Руки, но на свою я далеко
не насрал. И мне не всё равно на то, что завтра в газетах Японии будет
красоваться наше с ним фото. Этого нельзя допустить, это будет мировой скандал,
Америка объявит войну Японии!

- Катастрофа вселенского масштаба! – прокричал я на своё
отражение в зеркале. На заднем плане послышалось, как кто-то слил воду в
унитазе, дверь кабинки открылась, и с неё, напуганный моими воплями, выбежал
какой-то неприметный парень. Я недовольно фыркнул, проводив его злым взглядом,
и опять втупился в своё отражение. Пф… его очки на мне, даже странно, как всё
изменилось всего за одну ночь. Татсуки проплакала три часа в уборной, пока
возле двери не собралась огромная очередь и ей не пришлось выйти. Она
поменялась местами с Каем и всю ночь прорыдала на плече у Аоя. Ударник же
довольно быстро уснул рядом с Таканори, хотя его и мучило сочувствие к моей
сестре. Мы же с Матсумото просто сидели обнявшись с открытыми глазами, не
отводя взгляда друг от друга. Надо же, когда, казалось бы, я должен был
чувствовать горечь из-за сестры, я просто тонул в глазах парня, забыв про тот
пустой взгляд и слова, просьбы про смерть. Наедине с ним я забываю как страшно
мне было. Впервые за столько лет мне стало страшно. «Убей» - не умирай,
«пожалуйста» - не проси, «меня» - не тебя, «о Боже» - не исполняй… Когда она
это говорила, готов поспорить, что перед моими глазами пронеслось что-то тёмное,
что-то зловещее и невероятно загадочное. На пару секунд я замер, видя перед
своими глазами фары автомобиля.

«- Тоору-сан?

Чья-то рука легла на моё плечо, и я очнулся. И опять перед
моими глазами появился бездушный взгляд Татсуки.

- Отпусти её, пусть побудет наедине, я ей уже всё сказал»

Правильно ли мы поступили? Я тогда действительно был напуган
тем, что сестра себя убьёт, если мы оставим её наедине со своими мыслями. Но
Таканори, каким-то чудным образом узнав ход моих мыслей, убедил меня, что она
не причинит себе вреда. Даже если бы и захотела, то нечем. Я раньше думал, что
не боюсь смерти, но я ошибался, это не так, я боюсь её. Боюсь не за себя. Боюсь
за окружающих. Это страшно видеть кого-то иного в гробу, без румянца на коже, в
красивой парадной одежде, но изуродованного смертью.

Татсуки не даёт мне покоя. То странное чувство во время её
глупой «просьбы» пугает меня. И я не могу забыть. Я предчувствую что-то плохое.
Ещё не знаю что, но уж точно не самое приятное…

- Ниимура Тоору! Дебил конченный!

В туалет с воплями ворвался Матсумото. От неожиданности я аж
отскочил в сторону, врезавшись спиной в стену. От удара и резкого движения с
лица спали очки.

- Если б ты их разбил, то клянусь, я бы тебя прямо здесь
хорошенько трахнул в зад, - разъярённо проговорил парень и нагнулся, чтоб
подобрать свои солнечные очки. Я со злостью посмотрел на него, и выругал. Сам
виноват, нечего пугать людей.

- Как я понял, ты сюда пришёл не за своими погаными очками?!

- Сюда я пришёл за своим поганым парнем, - на этих словах
лицо Матсумото смягчилось, он ласково улыбнулся и подошёл ко мне. Я сильнее
вжался в стенку, боясь, что сейчас не выдержу и сам же изнасилую его в его
прекрасный, упругий зад. Парня? Он считает меня своим парнем? Так, я что-то не
понял, официального предложения не поступало! Пусть стаёт на колени и дарит
кольцо, если хочет меня. Я стою дорого.

- Ты покраснел, - прошептал мне на ухо Руки и нежно прикусил
мочку уха, медленно, раздразнивая меня, проводя ладонью по груди. Я замер,
почувствовав себя неловко. Только сейчас я подумал о том, что в наших
отношениях я – пассив. Но, честно признаться, возможно мне это нравится. Нет,
лидерство в постели ему никак не достанется, но не тратить усилий в
повседневной жизни – определённо мой конёк.

- А сам то, - я улыбнулся, и положив свою ладонь на его щеку,
повернул его лицо к своему. Долгий зрительный контакт, я чувствую его дыхание
на своих губах, тепло внутри. Все тревоги забыты. Существует только он, а я –
его неотъемлемая часть. Теперь я его вечный раб, и даже не показывая этого, он
это знает. Если бы я был атеистом, я сам бы придумал себе Бога – Таканори
Матсумото. Я бы ему поклонялся, я бы его возвышал, я бы принёс ему в жертву
самого себя. Но, Руки – человек, человек которого я люблю больше всех на свете,
и этого достаточно, что бы я делал всё это не будучи неверующим. Целовать
землю, по которой он ходил? Согласен. Ублажать его тогда, когда он сам захочет?
С радостью. А возможно всё то что я сейчас думаю – чистейший бред? Возможно, но
это действительно так, я готов пойти ради него на всё. Сейчас мне даже
показалось глупым, что я целое утро бегал от него, боясь реакции журналистов.
Мои закатывания истерик ничего не стоят, всё это игра на публику, а не мои
страхи. Да, это я понял… Уже понял… Его чёрные глаза напоминают мне сапфиры.
Это невероятно, но в ярком освещении уборной я вижу тёмно-синие проблески в его
радужках. Его пухлые губы, немного обветренные и слегка покусанные. Хочется коснуться
их, почувствовать, но я так и не подаюсь навстречу, ведь правду говорят, что
чем дольше ожидание, тем больше наслаждение. Я впиваюсь ароматом его одеколона,
чувствую лёгкое головокружение. Он утончён, он женственен, он привлекателен,
молод, красив, обаятелен... Слишком сдержанный в манерах, часто строгий, но всё
же такой ласковых, такой родной. Мне кажется, что я влюбился с него с первого
взгляда. Тогда, в первый день нашего знакомства. Я сам того не знал, но у меня
крышу снесло от его тела. Теперь я понял, почему так невзлюбил его. Я слишком
рано захотел Матсумото. И теперь я понимаю, почему возненавидел парня. Я почти
сразу же полюбил его. Полюбил, сам не ведая того, что сошёл с ума. Все заметили
перемены во мне уже через неделю после нашего знакомства. Только я сам
постоянно думал, что веду себя как и раньше: непринуждённо, сонно и лениво,
по-хамски и пофигистично. Только я один не заметил, что стал невыносимо
раздражительным, меньше времени начал уделять сну, больше своей внешности и
другим вещам, на которые я раньше обращал всего две десятых своего внимания.

- Я люблю тебя, - прошептал Матсумото, и наконец сам прервал
это миллиметровое расстояние между нашими губами. Я впустил его язык в свой рот,
своим же пытаясь завести игру, в которой он был бесподобный и просто
невероятным. Его губы, его дыхание, весь он такой сладкий, но не приторный. Как
конфета, которой можно наслаждаться вечно и с каждым новым слоем появляется
другой вкус.

Вдруг, дверь туалета открылась, и  в уборную кто-то зашёл. Но мы не обратили на
новоприбывших внимания, дальше продолжая целоваться. Пусть смотрят и завидуют…
Мне всё равно…

- Гм… Простите, что перебиваю от очень важного и интересного
занятия, - начал смущённо бормотать Уруха. Матсумото оторвался от моих губ, и
по прежнему обнимая меня, уставился взглядом на Уруху и стоящего рядом с ним
Рейту. Парни неловко смотрели на нас.

- Нам как бы пора уже идти, автомобиль ждёт. Простите…

- Да ничего, - пробурчал я, и выхватив с рук Руки его
солнечные очки, которые я уже так успел полюбить, вышел с уборной, держа за
руку Таканори.

                                                              
***

Прошла неделя. Тур по Британии. Очень возбуждённая и
благодарная публика. Британцев оказалось очень легко завести и билеты на
концерты «the GazettE»
раскупались с удивительной скоростью и интенсивностью. Так, надо не забыть, и
сказать Каору, чтобы забабахал нам пару концертов в Англии, успех обеспечен.
Порвём всех, и Газетто в том числе.

- Вы? Порвёте? Нас?! – с возмущением в голосе спросил
Матсумото, когда я озвучил свои коварные планы. Да-да, парень, и не смотри на
меня так, будто бы хочешь убить, на свои хилые ручонки глянь.

- А помимо вас есть ещё Газетто? – с сарказмом спросил я, посильнее
укутавшись в куртку. Какая идиллия: отмечаю Новый Год с шумной компанией,
являющейся конкуренцией моей группы. Матсумото шёл рядом, пытаясь найти в
карманах серого пальто пачку сигарет.

- Чёрт, - проговорил я, обходя приличной высоты сугроб. – Ты
уже неделю не соблюдаешь договорённость. Куришь, оставаясь незамеченным.

- Конспирация – полезная вещь. Тебе-то не знать, Тоору-сан.

- Тоору! – исправил его я, чувствуя, как опять портиться
настроение. Если уж называет меня по имени, то пусть хотя бы уберёт это
жлобское «сан», раздражает порядком.

- Надо было раньше исправлять, теперь поздно, - Матсумото
улыбнулся, и достал с пачки две сигареты. – Ты меня вообще по фамилии
называешь. Думаешь, мне это нравится?

- Нравится или нет, а тебя так больше никто не называет,
значит, это моя отличительная черта по отношению к тебе.

- Ох как мы заговорили! – удивился парень, и придержав меня
за руку, остановил. По инерции, я оглянулся по сторонам, проверяя, не смотрят
ли на нас заинтересованные зеваки. Уже половина десятого, темно, поэтому, никто
вроде бы не должен заметить того, что два взрослых мужика целуются. Наиграно
закатив глаза, я притянул Матсумото к себе за талию, и теперь уже искренняя
улыбка не смогла не украсить моё лицо. Проведя рукой по его холодной щеке, а от
нее и большим пальцем по нижней губе, я приблизил своё лицо, и прикусил его
губу, слегка оттянув её. Я уже знаю, что он любит, когда его губы покусывают.

- Не при людях, - Таканори немного отстранился от меня, и
кинул обозлённый взгляд на троицу девиц, которые бесстыже начали наблюдать за
бесплатный «гейским порно». Под его пристальным взглядом девочки кокетливо
захихикали, говоря нам что-то на английском. Так как ни Матсумото, ни я не
блистали в знание этого языка, мы восприняли, а если точнее только я воспринял
это как какие-то ругательства. Отпустив парня, я показал девочкам кулак с самым
грозным видом, на который был способен. Сработало. Теперь уж точно одна с них
выругалась, и собравшись в кучку, они быстрым шагом пошли туда, куда держали
первоначально путь. Среди всего, что одна из них сказала, я разобрал только «fuck you».

- Сами вы «fuck
you», дряни! – крикнув им вслед, я забрал у Таканори сумку, наполненную
алкоголем и достал оттуда бутылку коньяка.

- Не смей, - угрожающе прошипел брюнет, и отобрал у меня
бутылку. В этот раз я выругал его, только в раз сто сильнее, и, не обращая на
своего парня никакого внимания, перешёл дорогу, и направился в клуб, куда мы
держали путь. Ненавижу эту его правильность. Да, он курит в то время, как все
остальные пытаются держатся (хотя насчёт Урухи я не уверен), да, он ругается
как  последний бомж, да, он бабник, каких
только мир не видел, но всё же он какой-то не такой… Странный. Все мы живём в
двадцать первом столетии, но не он. Я бы дал девятнадцатое. Часто такой
сдержанный, с изысканными манерами на людях, высокомерный. Бывает, не могу
вынести его, хочется надавать по морде, заткнуть пасть  поцелуем… Ещё мне портит жизнь Корон. ТАК он
мне ещё не гадил. У всех участников группы в основном всё свободное время
занимают репетиции и концерты, поэтому, когда Матсумото появляется в своём
гостином номере, у него уже не хватает сил ни на что. Даже на то, чего мы оба
очень давно хотим. И только один раз, когда он, наконец, решил, что тянуть
нельзя больше, иначе оба кончим только от одних мыслей об этом, мы решили
заняться сексом. В тот, казалось бы, прекрасный вечер мы заказали в номер ужин,
он немного отдохнул, и почувствовав прилив сил, попросил «взять его». Я без
каких либо раздумий подхватил его на руки и понёс в спальню. Целовал губы, шею,
плечи, руки… Плавно, очень медленно я снял с него всю одежду, и завёл игру
своим языком с его соском, и от малейших моих прикосновений Руки испускал толи
вздохи, толи стоны. Это так заводило, я знал, что я близок к цели, его член
вытянулся и закаменел, как и мой, и я уже не был способен на какие-либо долгие
и мучительные нежности и ласки. Я хотел его, хотел больше кого-либо на свете…
Но ТАК меня не обламывал никто, ни один человек, Это сделала собака, вонючая,
поганая псина. Даже думать об этом сейчас для меня невыносимо, тем более,
противно. Корон, эта маленькая сучка, забралась на кровать, и запрыгнув
Таканори на живот и виляя хвостом, чуть не приняла участие в этом половом акте.

«- Тоору… что там такое волосатое?..»

Он открыл глаза и увидел это чудовище. Тогда его глаза
округлились, и он с криком выполз с-под меня, сбросив с себя собаку, после чего
быстро побежал в ванную. Уже оттуда я услышал громкую, самую неприличную брань.
А я… не боялся бы я печальных последствий, то обязательно выкинул бы Корона с
окна десятого этажа.

- Тоору-сан!

Я обернулся. На моём лице было выражение полного
неудовлетворения жизнью, и Руки это заметил.

- Что?

- Ты в курсе, что идёшь в неправильном направлении? – как бы
между прочим сказал Матсумото, показывая пальцем на поворот, который мы уже
прошли.

- А ты раньше сказать не мог?!

- Я не виноват, это всё твоя глухота.

                                                                           
***

- У Татсуки хорошее настроение, она вон уже с каким-то
блондином развлекается, - подметил Уруха в красной шапке деда мороза.

Я слабо улыбнулся, и закинув руку за спинку дивана, отпил с бутылки
шампанского. Наверное, я рад за неё. Хотя, не думаю, что всё так хорошо, как
кажется. Я снял с головы синюю шапку снегурочки, которую Матсумото не забыл
напялить на меня по приходе в этот клуб, и начал искать сестру взглядом. Это
оказалось не сложным заданием, так как здесь была фактически только команда «PS Company» и ещё пару британских помощников, а также
организаторов. Действительно, она сидела возле барной стойки, и мило улыбаясь,
общалась с каким-то европейцем. Я незаметно перевёл взгляд на

Матсумото, сделав предположение, что он так же как и я
приглядывает за Татсуки. Но нет, я ошибся, его, кажется, и вовсе не заботила
моя сестра. После ихнего разрыва они виделись всего пару раз, и то, чисто
случайно. Уезжать домой она отказалась, сославшись на то, что хочет увидеть
Англию, а вот на концерты «the
GazettE» ходить напрочь вылетело с её головы. Со мной она тоже больше не
перекидывалась ни одним словом, только когда у неё заканчивались деньги, она
подходила ко мне с высокомерным видом и требовала валюту. Естественно, отказать
ей в этом я не мог, ведь чувствовал вину, но и злило меня это тоже прилично. Я
в который раз убедился, что у неё нет и доли гордости, на которую ещё немного
раньше я мог рассчитывать. Так или иначе, а свобода хорошенько стукнула Татсуки
в голову. Ко мне доходили слухи, что она каждый день водила к себе в
гостиничный номер нового мужчину. Один раз даже её засекли зажимающуюся с
девушкой. Всё моё братское нутро требовало посадить её под «домашний арест»,
чего раньше за мной не наблюдалось, но конечно же, я этого сделать не мог по
весьма большому списку причин.

Остался час до нового года, час, за который надо продержаться
и не пить много. Я держу в руках бутылку шампанского и наблюдаю за тем, как
Матсумото допивает с бокала алкоголь.

- Ещё! – с довольным и раскрасневшим лицом, парень ставит на
стол бокал и смотрит на меня. Я хмыкнул и отрицательно покачал головой. Ну уж
нет, Таканори, ты в нормальном состоянии встретишь со мной 2010 год.

- Или шампанское, или секс, - поставил мне ультиматум
Матсумото. Я присвистнул, Аой поперхнулся газировкой, а все остальные
засмеялись.

- Вы только на диване оргии не устройте, - подмигнул Кай и
взял Аоя за руку. – А мы пока пойдём подвигаем бёдрами.

Всё ещё пытаясь откашляться, гитарист встал, и сам потащил
своего парня подальше от нашей компании. Уруха решил последовать примеру
коллег, и попытался оторвать Рейту от дивана, который порядком уже начал
засыпать. Я с отсутствующим выражением на лице наблюдал за тем, как  и эта парочка ушла на танцпол, где уже,
похоже, кто-то начинал танцевать стриптиз. Так мы остались за нашим столиком
одни.

- Интересно, что же мне выбрать? – задумался я над вопросом,
который мне задал Матсумото пять минут назад. – Матсумото, за час успеем?

Руки удивлённо посмотрел на меня, после чего, его лицо
набрало ещё больших красок, а губы расплылись в хищной, хитрой улыбке. Он приблизился
ко мне, сел сверху на мои бёдра и поцеловал в губы. Чёрт, он уже пьян. Не зря
Кай предупредил, чтобы мы не занимались сексом прямо здесь. Если я не ошибаюсь,
то на втором этаже клуба есть пару приличных спален с огромными двуспальными
кроватями. Посильнее прижав к себе и обняв за талию своего неудавшегося
алкоголика, я встал с дивана и направился к лестнице. Матсумото обнял мою
поясницу ногами, продолжая блуждать губами по моему лицу. Оказался он, на
удивление, довольно лёгким. Думаю, до спальни донесу.

Когда препятствие в виде лестницы и коридора было преодолено,
я захлопнул за собой дверь ногой и повалился на кровать вместе с парнем. Он
отпустил меня, вместо этого схватившись за мою рубашку, и судорожно начав
расстёгивать пуговицы, при этом не отводя чёрных, сапфировых глаз от моего
лица, и вызывающе проводя кончиком языка по своим губам. С моих губ вырвался
какой-то сдавленный, полный страсти и желания рык, и я впился страстным,
изголодавшим поцелуем в губы Матсумото, кусая, оттягивая, а после, примирительно
проводя по укусам языком. Не отрываясь от его сладких, пропитанных шампанским и
сигаретным привкусом губ, я помог снять с себя рубашку и откинул её в сторону,
на пол. За этим последовал и его розовый галстук, которым я чуть не задушил
Матсумото накануне, его чёрный пиджак и мужская «блузка», как я любил называть
его вещи женскими именами. Он не обратил внимание на то, что с его вещей
послетали пуговицы, ему, как и мне было всё равно. Только он и я. Мы вдвоём, мы
рядом, мы любим друг друга, и мы очень долго ждали этого момента. Дубль номер
два, который в этот раз не сможет прервать никакой Корон, никто. Даже если
сейчас в спальню зайдёт кто-то посторонний, так как я забыл закрыть дверь на
замок, нам будет дело только до НАС. Матсумото пьяный, а мне всегда было пофиг
на мнения окружающих и где заниматься любовью. Да, теперь любовью…

С губ Таканори я плавно перешёл к его шее, проводя мокрые
дорожки от ключицы до уха, покусывая его кожу и оставляя красные пятна на
«белом бархате». Моё тело горит, его тоже, так жарко, так пылко, но мне приятна
эта жара, это тепло его тела… Сейчас мне кажется, что даже если мы окажемся на
улице, совершенно без одежды на снегу, то не почувствуем окружающего нас
холода. Тепло сердец, только оно может так согревать, только оно даёт подобные
чувства, только оно заставляет хотеть находится в объятиях дорогого сердцу и
душе человека вечно. Хочу жить вечно. Теперь мне как никогда нужна эта
вечность. Я воспользовался бы ею по назначению, для того, что бы вечно любить
Таканори, ласкать его тело как сейчас… Теперь я играю языком с соском. Всё так
медленно, всё так томно, боюсь прикасаться к нему так, как могу… Боюсь, что он
пропадёт, разлетится на мелкие осколочки и я потом не смогу их собрать. Но
тихий, умоляющий голос Руки убивает всю мою осторожность, я забываю, кто я, что
я, где я, помня только с кем я. Опускаюсь руками по животу к паху и начинаю
поглаживать его член через ткань чёрных брюк. С его губ слетает тихий стон, а в моей голове пролетает мысль,
что если б он выпускал такие звуки на концертах, его фанаты точно бы испытали
«сладкую боль», все до одного. Даже  те,
кто не являются его фанатами, кому нравятся другие участники группы не смогли
бы устоять против него. Его тело, может и не такое уж и сильное, но такое
желанное. Его голос, его стоны – прекраснейшая музыка. Сам тот факт, что я
владею Таканори Матсумото… Не всегда способен поверить в это, забывая, что я
такая же известная личность как и он…

Покрываю поцелуями его грудь, опускаясь к животу, и попутно
снимаю с него брюки. Когда он оказался полностью обнажённым, я закрываю глаза,
и позволяю себе более менее спокойно лишить одежды и себя. По-прежнему не
открывая глаз, я приближаюсь к его паху и беру член Таканори в руку. Не
открываю глаз… не открываю… Хочу стать слепым, что бы все остальные мои чувства
обострились, чтобы почувствовать его полностью, так как не смог и больше не
сможет почувствовать никто.

Осторожно, но в то же время играя, я дунул на головку члена,
ожидая от Таканори слабого, но такого сладкого стона… Такого не послышалось, и
я прикоснулся губами к нежной коже на головке. Послышалось тяжёлое дыхание. Слабо
прикусил кожу и начал работать языком и губами, при этом помогая себе рукой,
проводя по стволу. Стоны. Он не выдерживает и сам поддаётся бёдрами навстречу удовольствию.
Но я так и не даю кончить ему, отдалив лицо от паха и удобно для меня раздвинув
его ноги. Пропуская мимо ушей его недовольные возгласы, я не медля, без смазки
и должной растяжки вхожу в него и сам же вскрикиваю от того, как в нём узко.
Желание с ещё большей силой накрывает, я не выдерживаю и открываю глаза. По
виску прокатилась капля пота, губа закушена, в глазах безумный огонёк.
Нагибаюсь к Руки, целую его шею и начинаю двигаться. Сначала медленно, давая
обоим привыкнуть, а немного спустя ускоряю темп и вхожу полностью, заставляя
Матсумото стонать, кричать, изгибаться подо мной и раздирать кожу на моей спине
своими ногтями…

                                                                            
***

Это была прекрасная ночь. Пусть даже после секса Таканори и
уснул, пусть даже мы не застали того, как в полночь прозвонил Биг Бэн. Пусть…
но так хорошо мне не было ещё никогда. Да и, надеюсь, самому Руки.

Спальню этого клуба освещают звёзды, огни с улицы и
фейерверки. Народ веселится, прощаясь с былым 2009 и встречая 2010. Я лежу
спиной к окну, поэтому весь свет падает на лицо человека, которого я люблю
больше всех на свете. Так сладко спит. И улыбается во сне. Интересно, что ему
снится? Сейчас я готов отдать что угодно, лишь бы получить способность читать
его мысли.

Смотрю на циферблат телефона. Без пятнадцати три. Ужасно
хочется курить, но здесь нельзя. Не охота будить попусту этого ангела. Встаю с
кровати, тепло одеваюсь и выходу с номера, перед этим бросив взгляд на мирно
спящего Руки, который за время моего переодевания успел обнять подушку и начать
сопеть в неё.

В самом клубе не понятно что. Или кто. Фактически все пьяные
хуже некуда. И, что самое невероятное, самый трезвый с всего этого собрания
алкашей – Уруха.. Он единственный ещё способен вытанцовывать на танцполе, при
этом тарабаня за собой бедного Рейту, который уже просто не может удержаться на
ногах. Ещё десяток парней с девушками лёгкого поведения наблюдают за ними,
вставляют свои комментарии и требуют стриптиз. И каждый раз, когда басист уже
готов согласиться, лишь бы от него быстрее отстали, Уруха даёт ему пощёчину и
показывает наглой публике язык.

На диване я увидел Кая и Аоя, которые мирно спали в обнимку.
Ещё пару работников с «PS
Company» играли в карты на раздевание, некоторые до сих пор пили и
ругались, а остальные уже дрыхли кто где.

Нет, определённо, я встретил этот новый год лучше всех.

Улыбнувшись своим мыслям, я вышел на улицу. Меня встретил
холодный, просто морозящий воздух и пару шумных компаний, которые всё никак не
хотели заканчивать праздничества. Достав с помятой пачки сигарету, я закурил,
вышагивая вдоль аллеи. Дорогу освещало множество фонарей, а на некоторых лавках
расположились люди. Присев на одну из них, я начал оглядываться вокруг…

- Отстань, я тебе говорю!

Знакомый голос. Татсуки? Что она здесь делает?!

Я вскочил и начал искать взглядом сестру. Найти её, к слову,
не составило никакого труда, ибо шума от неё исходило вдоволь. Опа, ругается со
своим новый ухажёром? Только вот странно, что она так на него вызверяется. Он
ей что-то сделал? Хотя, скорее здесь больше подойдёт «он ей ничего не сделал»,
ибо разозлиться может только из-за этого. Спрятавшись за дерево, я начал
следить за Татсуки. Куда она пойдёт? Явно не в клуб. Он в другой стороне. Да и
она вообще понимает, куда держит путь? Её ноги подкашиваются, едва ли может
идти. Видимо, выпила не мало. Чувствуя укол злости,  я, даже уже не думая прятаться, просто начал
идти за ней на расстоянии приблизительно десяти метров. Глупая девчонка, что
она себе думает? Разгуливать в такое время пьяной, да ещё и самой. Естественно,
ей не страшны насильники. Разве могут они её запугать, если Татсуки сама
отдаётся первому встречному? Но, тем не менее, мне больно от осознания того,
что стоит только хотя бы один раз презервативу порваться, как она забеременеет
или же, что ещё хуже, заразится венерической болезнью.

Ускоряю шаг, когда вижу, что она выходит на дорогу. В паре
десятков метров от неё едет автомобиль и я бросаюсь в бег, выкрикивая её имя.
Идиотка! Куда она пошла! Татсуки оборачивается на мой крик, а на её лице
застывает маска ужаса. Да, бойся, потому, что я сейчас прибью тебя, дура.
Только с дороги отведу…

- Тоору! Осторожно! – вижу, как на её глаза наворачиваются
слёзы и она кидаётся навстречу мне, но на ровном месте носком ботинка цепляется
за асфальт и падает. Я останавливаюсь, и оборачиваюсь на громкий сигнал и звук
останавливающихся шин. Перед глазами красный джип и ярко-горящие фары. Чувствую
удар по всему телу, глаза затуманиваются. Я слепну.

                                                                        ***

От автора: На этом POV Kyo завершается.

Больничную палату освещает лишь слабый свет от монитора
пациента MEC-1000. Всё
поглощено во тьму. Лишь от девушки исходит слабое свечение. Кто она? Нет, что
она? Разве от человека может веять такой мистической загадочностью? В её
больших карих глазах застыли слёзы, но она не плачет, рот полуоткрыт, но слова
так и не могут вылететь с пухлых, красивых губ. Боится прикоснуться,
почувствовать тепло лежащего на больничной койке человека. Из-за неё все
проблемы. Из-за неё чуть не умер тот, кем она дорожила больше всего в жизни. Её
брат, её любимый, милый Тоору. Так много осталось не высказанного, не известного,
не познанного. Но могла ли она когда-либо сказать, что любит его по-другому?
Могла ли она когда-то признаться самой себе, что разрушала личную жизнь своего
брата потому, что жутко ревновала? Они сотворены с одной плоти, в их жилах
течет одна кровь. И они никогда не смогли бы быть чем-то большим чем просто
брат и сестра.

Встреча с Таканори Матсумото была для неё спасением. Почему?
Она видела в нём другого человека. Человека, которым не являлся он сам. Так в
чём же дело? Означает ли это, что младший вокалист ей был нужен только из-за
того, что она видела в нём своего старшего брата? Татсуки сама не знала ответа.
Потерялась в собственных желаниях, мыслях, мечтаниях и похоти. Она стала
человеком. Она почувствовала себя счастливой.

И кто знает, кого она больше ревновала, когда два самых
дорогих ей человека сошлись вместе. Считала ли она и дальше, что Таканори – её
собственный Тоору? Наверное, нет. Больше нет. Ведь ненавидела их она одинаково.
Всем сердцем, что давно принадлежало этому дуэту, всей душой, что она давным
давно продала дьяволу. Жизнь инстинктами, жизнь собственными желаниями. Жизнь
существованием. Двуличный человек, она никогда не ставила себя ниже других, но
и никогда не превышала планку, что разделяла её с собственным братом.

А теперь, частота его дыхания немного выше нормы, температура
36 и 3, сигнал ЭКГ такой, как полагается. Но, когда его сбила машина, красный
джип, всё было не так как надо. Он умирал, он был всего в одном шагу от смерти.

Девушка ждёт, пока он проснётся. Она хочет ещё раз услышать
его голос. Хочет быть уверенной в том, что с ним всё в порядке. И желание
сбывается. Хотя вся комната и погружена в темноту, она отчётливо видит, как его
ресницы вздрагивают и он открывает глаза. Впервые за три недели. Он вышел с
комы.

- Тоору…

- Татсу… Что?..

Ему сложно говорить. Язык заплетается, а глаза пытаются адаптироваться
к темноте. Татсуки накрывает указательным пальцем его губы и сама рассказывает
брату обо всём. О том, как он пошёл за ней в ту новогоднюю ночь, о том, как
попытался догнать её и намеревался отвести с дороги, но, сам попал под машину,
которая на огромной скорости выехала с поворота и не смогла затормозить.
Переломы пяти рёбер и лучевой кости на правой руке. Внутреннее кровотечение и
всё тело в сильный гематомах. Она рассказала, как сильно страдает Таканори, как
он отказался выступать на концерте и как просиживает целыми днями в кресле возле
кровати и ждёт, когда же Ниимура очнётся.

На лице Тоору появляется слабая улыбка, а на глаза
наворачиваются слёзы. Выслушав сестру, он пытается прикоснуться к её руке, но
она встаёт и, не сказав ни слова, бесшумно покидает палату.

                                                                       
***

Двое держатся за руки и не смеют отступить друг от друга ни
на шаг. Странно, но события прошлого месяца только скрепили их ещё сильнее.
Первый чуть не потерял жизнь, а второй любимого человека. И они счастливы тому,
что ихняя любовь стала ещё сильнее прежней. Они рады каждой минуте проведённой
вместе. Они просто безумны. Но для каждого не обошлось без потери.

И не известно, для кого из них тяжелее перед величественной,
украшенной цветами могилой. Вместо фотографии, приличных размеров монумент
девушки, которая была неотъемлемой частью жизни каждого. Как ангел без грехов,
как дева без порока, свободное платье с камня окутывает её тело, а избавленные
от мук глаза смотрят на небо.

Она была мостом, соединившим двух людей воедино. Она – не
третья лишняя, ведь в треугольнике не может быть лишней стороны, иначе не было
б этой незамысловатой фигуры…

Разве можно винить её за то, что ей наскучила жизнь? Разве
имеет хоть кто-то моральное право осуждать её за то, что она любила? Но, не
была любимой… Суицид – грех, такой же, как и убийство. Пуля в висок. Она не
мучилась физически, и лишилась мучений душевных. Это вполне можно понять. Можно
понять человека, который находится на грани. Слабый, лишённый чувств к себе
самому, он страдает от преизбытка эмоций к окружающему миру. И нет сил
бороться. Но эта смерть не пошла на ветер. Жертва ради других, ради счастья и
любви иных.

Таканори и Тоору отпустили руки друг друга только для того,
чтобы потом  воссоединить их после
молитвы.