***

- Даже если мне придется отдать душу дьяволу, но если взамен я получу тепло его тела, преданность его глаз, его молчаливую поддержку, - я отдам ее, не раздумывая … И доплачу сверху…

Слова, прогремевшие в безлюдной сизой тишине, отскакивали от кирпичных стен полузаброшенного здания. Странно было наблюдать такую погоду летом: разрывающееся рыданиями небо проливало самые сладкие слезы, смывая с этой порочной земли пряную кровь всего человечества, казавшуюся кому-то смертельным ядом, кому-то пьянящим блаженством, а кому-то всего лишь обычной кровью.

Здесь, среди пыльных завалов старого дома, находились двое. Парень, которому на вид было лет двадцать, сидел на шатком стуле. Он нервно постукивал ручкой по странице
открытого блокнота и не сводил взгляда с собеседника.

- Почему Вы решили рассказать это мне?
- Мне нравится, как ты пишешь, - молодой мужчина в черном костюме и шляпе с закругленными полями стоял лицом к разбитому окну, выкуривая очередную сигарету. Сейчас он казался невообразимо собранным и хмурым, но ветхие стены все еще помнили его недавно звучавший смех.

- Мое дело – писать книги… - нервно выдохнув, парень поднял голову, с вызовом смотря в спину рассказчику. – А не мемуары сумасшедшего маньяка.

- Мне нравится, что ты дерзишь, хоть и смертельно меня боишься, - сигарета прочертила невидимую линию в воздухе уверенно и безапелляционно, напоминая о расколотых судьбах. – Из этого может выйти что-нибудь интересное. Возможно, у тебя получится донести миру то, что я так и не смог выразить.

- ТЫ ПРОСТО УБИВАЛ! – сорвался на крик парень. Рассказчик ухмыльнулся, понимая, что тот очень близок к истерике. Юноша боялся… смертельно боялся этого ненормального, но уйти не мог. Одно его движение, сделанное в попытке пробраться к выходу, и в его голове, в прелестной складочке, залегшей между бровей, будет красоваться серебряный шарик, омываемый багровыми слезами.

- Я убивал? – раздраженно прошипел рассказчик и, как-то совсем странно улыбаясь, медленно развернулся лицом к молодому писателю. – Я дарил им свою любовь и вечность. И таким, как ты, сложно это понять.

Обреченно смотря куда угодно, лишь бы не на этого страшного человека, парень кивнул головой, показывая готовность слушать.

- Их было четверо. Четверо близких мне людей. Пожалуй, самых близких и одновременно самых отчужденных. Как же они были мне дороги! Каждую их душевную или физическую боль я ощущал своей кожей. Мне было больно смотреть, как они пытаются идти по этой жизни, зажимая кровоточащие раны руками, пытаясь остановить выплески лишних эмоций. Я не мог позволить им страдать еще больше… Нет… Я не мог,- на несколько секунд он изменился, в его огромных, красивых, наигранно невинных глазах отчетливо читалась мольба о понимании. – Когда-нибудь они бы сломались. А вслед за ними сломался бы и я. Зачем? Все оказалось намного проще. Я уберег их от переживаний и боли… Я подарил им вечную красоту и безмятежность.

Он прервался, чтобы закурить новую сигарету. Расслабленно оперся на стену, ничуть не переживая, что его элегантный черный костюм наверняка будет испачкан. Его безмятежный ищущий взгляд остановился на потолке.

- Я люблю лето. Такое противоречивое время года… Их было четверо. А моих любимых месяцев всего лишь три. Мне пришлось полюбить еще один. Иначе моя мозаика рушилась.

Я начну с нового любимого месяца.

С мая.

Такашима Койю. Нежный май с его мягкими красками. Слегка ветреный и теплый, но веющий своей индивидуальной свежестью. Он так и остался теплым, когда его несли, как короля, лежащего на кружевных подушках… Он не дышал, он не мог… Тогда он уже не мог дышать, но его слегка приоткрытые губы, розовые и бархатные, дарили иллюзию легкого дыхания.

С ним я играл красиво. Я целовал его до боли в губах, пытаясь выпить его майский нектар до дна. А он так же отвечал мне. Прикосновения крыльев бабочки, а не человека… Я никогда не забуду свою любовь к нему. Мне было жаль портить его тонкую кожу, но тепло его крови, омывающей мои руки, завораживало. Вкус и запах этого сока сносили крышу, заставляя уноситься в параллельные вселенные.

- Ты пил его кровь? – страх парня развеялся, как только мелодичный голос убийцы начал ласкать его слух своей сказочной одержимостью. И теперь он только внимал каждому произнесенному слову.

- Что ты? Пить кровь… Нееет. Это была не кровь. Это было вино. Вино, насыщенное углеродом, вязкое и обволакивающее своей сладостью. Он быстро принял мою вечность, без мучительно долгих прощальных секунд. Как май, быстро переходящий в жаркое лето.

Парень сосредоточено писал в блокноте, изредка поднимая взгляд на лицо рассказчика, стараясь уловить его эмоции, сопровождающие поток информации.

- Мне было сложно ждать следующего месяца… Я знал, что он будет не менее любимым и интересным. Июнь. Самый ответственный месяц лета. С него ведь все начинается: отпуска, отдых, лето, реки, моря и озера.

Акира был таким же. Ответственным, серьезным, хотя, скорее, застенчивым. Еще не жарким, не обжигающим. Истинный июнь. Сильный и комфортный. Идеальная защита для каждого из нас… Но, увы, он тоже страдал. Поэтому, настойчиво целуя мои губы, он совершенно не заметил, а может, не придал значения атласной ленте на своей шее. Я люблю блеск и роскошь. А лента отлично сочеталась с моей любовью к помпезности и его умышленной неряшливостью. Все было не так быстро, как с майским Койю… И мы даже успели попрощаться.

Очередная докуренная сигарета разрезала воздух, дополняя свой пируэт ритуальным танцем дыма. Радостная улыбка рассказчика озарила его лицо, как только он уловил лихорадочный интерес в глазах писателя. Страха и обреченности как будто и не существовало ранее.

- Жаркий Укэ Ютака… Жаркий, как сам июль. Импульсивный, изменчивый. И контрастный - как горячий полуденный воздух и холодная, остывшая за ночь вода в реке. Это середина лета. Баланс. Он был нашей опорной точкой, лидером, старшим братом… - нездоровая, с ноткой сумасшествия, улыбка. – И это был такой прекрасный поцелуй, на грани здравого разума, в миллиметре от инцеста. Его остекленевшие в удивлении глаза… Его мягкая улыбка на чувственных губах… Его тихое «спасибо» и последний вдох. За всем этим я наблюдал, сидя рядом с ним на полу, улыбаясь и держа в руке бокал с тем самым отравленным вином, капли которого остались на его коже. Сумасшествие окутывало меня махровым покрывалом и хотелось мучительно-ласково слизать их… но у меня оставался последний пункт. И я не мог пренебречь им.

Рассказчик сделал плавный поворот на носках, при этом артистично вскинув руки, что добавило его образу еще больше безумия.

- Август… Самый летний месяц. Замыкающий… Он соединяет в себе самые знойные ночи курортов и самые холодные дни, неумолимо приближающие к пронзительной осени. Страстный, полный противоположностей, удачно скрывающий свои изъяны, яркий и сочный Август – Широяма Юу. Я шел к этому осознанно. Я трепетал, как одинокая тростинка в поле… Я боялся этого и неистово желал. Он был единственным, с кем мы растворялись друг в друге, бешено занимаясь сексом. Это был разрушительно. Он хотел заставить меня кол*цензура*ся. Попытался остаться рядом и вместе наслаждаться жизнью… Но нет! Я не мог позволить ему так страдать. И я отдал ему все: вечность, красоту, любовь, вожделение… Он –хранитель моей сущности. Его кровь – божественный сироп, который он сам предлагал мне, подставляя под лезвие свою точеную шею. А я не сдерживался… Я самозабвенно лишал его людских мерзостей… Лишал его всего неидеального, даруя свободу…

Напряженный смех мужчины в сочетании с хаотичными движениями его рук, исполнявших свой интимный танец,- всё это складывалось в одну картину идеального помешательства.
Он улыбнулся, подошел к писателю, подцепил его подбородок холодными пальцами и, глядя ему в глаза, тихо прошептал:

- Это была простая, но от этого не менее забавная игра в красивые летние смерти.

О боже... Почему никто ЭТО не комментирует?!
Это же... черт, у меня слов нет даже. Это настолько великолепно...
Замечательно описан Руки. Просто лучше некуда. Читая то, как он рассказывает о своей игре, в сознание закрадывается мысль, мол "Это правильно. Так и должно быть."
Когда я читал это произведение, я дышал через раз. Это так прекрасно.