Автор: Yoko L.P.
Бета: word
Пейринг: Ruki/Uruha
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, drama, darkfic
Дисклеймер: простите меня, the GazettE. Отчаянный фик, я больше такого писать не буду ТТ
Предупреждение: насилие, BDSM, садизм, игры разума
От автора: Беременным и детям читать запрещается. Если у вас слабая психика или вы просто слишком чувствительны, кыш отсюда.
Еще от автора: по-моему, со смертями я переборщила == Писалось в период крайнего истощения, депрессии и нервного срыва. Так что попробуйте меня понять.
***
Сквозь грязные покрытые толстым слоем пыли заколоченные окна пробивался лучик света. В темноте, царившей внутри, его почти не было видно. Тонкий и прозрачный, он освещал несколько сантиметров старых загнивших досок, ржавые полуразвалившиеся гвозди и маленький, почти незаметный кусочек пространства. Солнце, лениво поднявшееся на небо каких-то пару минут назад, отчаянно пыталось проникнуть в заброшенное покосившееся здание и развеять вокруг него густой белый туман, похожий на вату. Было по-утреннему холодно и промозгло. Оказавшиеся на солнце льдинки медленно таяли, превращаясь в воду и с тихим печальным «кап» оседали на пол, усыпанный самыми разными вещами. Здесь можно было увидеть порванные и распотрошенные игрушки, книги с вырванными страницами, разрисованные цветными маркерами, из-под махрового полотенца выглядывал уголок CD-диска, чья пыльная поверхность не только не блестела, но и не отражала ничего. На стенах красовались почти стертые психоделические рисунки, изображающие то разрезанную на части овцу, то костер, где дровами служили человеческие головы, то просто надгробную плиту. Среди разросшегося до невероятных размеров плюща и каких-то сорняков, проглядывались трещины и щербины стен. Пол, почти ледяной, давно превратился в груду плит и камней, поросших травой и цветами, увядшими прошлой, особенно холодной ночью. Длинный коридор был наполнен тихими устрашающими звуками. В остальных же частях дома было так тихо, словно там царила пустота и смерть. Но в одной из комнат, в углу, еще более темном, чем все остальные, на тонком сером футоне, покрытом красно-серыми пятнами, лежал человек. Он забылся сном всего полчаса назад, а сейчас кутался в старый плед в подпалинах и дрожал всем телом. Веки и ресницы его непрестанно дергались, словно ему снилось что-то плохое, и он не мог никак проснуться. На лице, некогда свежем и красивом, а теперь бледном и исхудавшем, болезненно выступили скулы. Под глазами залегли черные тени. Волосы, сухие и взъерошенные, растрепались по плечам и щекам, скрывая едва затянувшиеся порезы и фиолетовые синяки. Человек лежал в позе зародыша, подтянув колени к груди, словно пытался отгородиться от внешнего мира, и нервно комкал плед белыми как мел с выступившими прожилками руками, больше похожими на старческие и совершенно не вязавшимися с молодым, хоть и изнеможенным до невозможности лицом. Человек спал. Смешно дрыгал ногами во сне, постанывал и задыхался, но спал, хотя оставалась спать ему совсем не долго. Очередное мерное «кап» затихло, и после этого раздался знакомый и пугающий до смерти скрежет поворачивающегося в медном замке ключа, словно звонок будильника, словно сигнал, предшествующий казни. Человек моментально распахнул глаза, да так, что зрачки оказались окружены белком, и взгляд стал похож на взгляд сумасшедшего. Человек вскочил. Он вжался спиной в ледяную влажную стену, обхватил себя руками и тихонечко заскулил. Этого звука он боялся больше смерти.
Замок громко щелкнул и с глухим звуком упал на пол, поднимая пыль в воздух. Пришедший лениво толкнул дверь, отчего та тяжело заскрипела, но все-таки поддалась и медленно распахнулась перед невысоким брюнетом, чьи глаза скрывали темные стекла очков. Брюнет улыбался. Криво и пошло, показывая идеально ровные белые зубы. Все так же непринужденно брюнет затворил за собой дверь и, продолжая улыбаться, двинулся вперед по коридору. Звук его шагов, четкий и резкий, словно приговор, заставил человека в комнате сжаться. Когда брюнет показался в дверном проеме, где по идеи должна была висеть дверь, человек в углу судорожно втянул в себя воздух и закашлялся. Холод обжег слабые легкие, пройдясь колючками по внутренностям. Брюнет ухмыльнулся, явно найдя в этом что-то смешное. Человек не поднимал глаз, испуганным взглядом всматриваясь в пол. Брюнет, слегка склонив голову вбок, аккуратно переступил через особенно большой камень и приблизился к человеку. В руках брюнета болтался и шуршал маленький целлофановый пакет.
Брюнет отточенным жестом снял очки и аккуратно положил их на пол рядом с дрожащим и едва не плачущим человеком. Он присел на корточки и с презрительной жалостью подцепил пальцами подбородок забившегося в уголок молодого человека, и заставил его поднять голову. Брюнет тихонечко цыкнул. Человек вздрогнул.
- Ай-яй-яй.
Голос брюнета был похож на тягучую и вязкую карамель. Сладкую и приторную настолько, что может стошнить от одного ее запаха. Брюнет почти нежным движение провел по отросшим черным корням человека и притворно вздохнул.
- Ты плохо выглядишь, Уру-тян. Твой Руру принес тебе еды.
Порывшись в принесенном с собой пакете, брюнет, Руру, достал оттуда небольшую плошку, которая судя по размерам была предназначена для собак, поставил ее перед человеком, после чего принялся с каким-то извращенным наслаждением выкладывать на плошке еду – несколько кусочков хлеба, свежую клубнику и кусочек рыбы.
- Уру-тян, - ласково произнес Руру, подталкивая тарелку к съежившемуся человеку. – Уру-тян, я забочусь о твоем здоровье. Пожалуйста, съешь.
Но человек медлил. От голода сводило желудок и мутнело в глазах, но есть он боялся. В прошлый раз после трапезы он три дня пролежал, мучаясь в агонии и слушая дивные рассказы пьяного Руру о том, что он сделает, когда Уру-тян придет в себя. Тогда брюнет забыл о своем обещании. Но он мог пообещать еще раз. Руру нахмурился, видя, что Уру-тян совсем не торопится воспользоваться его добродушием и начать есть.
- Уру-тян, - негромко прорычал Руру, подаваясь вперед. – Уру-тян, я принес это тебе…
Руру сделал ударение на последнее слово, но Уру-тян, совсем забыв об осторожности, уже мотал головой из стороны в сторону, с немой мольбой смотря на брюнета. Руру обреченно вздохнул. Уголки его рта печально опустились, и Уру-тян замер. Руру наклонил голову, медленно встал, запустил горячую руку в шевелюру Уру-тяна и, резко придавив его к земле, отчетливо прошипел:
- Ах, ты, шлюха. Мерзкая грязная шлюха. Я сказал, ешь! Сейчас же!
Ткнув Уру-тяна носом в плошку, Руру оставил его в покое, однако продолжал следить за каждым его движением, немного отойдя назад. В голосе брюнета больше не было поддельной сладости и нежности. В глазах больше не было жалости, лишь черная непроницаемая ненависть и омерзение. Уру-тян давился от сотрясающих его рыданий. Ему показалось, что он, наконец, разбил лживую маску Руру. Он уже не боялся. Теперь он просто страдал.
- Ру…
- Молчать! Заткнись и ешь! Или мне тебя накормить? – неожиданно спросил Руру, подскакивая к Уру-тяну и дергая его за волосы, откидывая голову несчастного парня назад. Уру-тян всхлипнул и поднял на Руру полные слез и сожаления глаза, что взбесило брюнета еще больше. Зарычав в полный голос, Руру схватил лежащую в плошке еду и принялся силой заталкивать ее в плачущего Уру-тяна, грубо пихая ее вовнутрь. Уру-тян дергался и задыхался, давился и судорожно ревел, руками пытаясь отбиться от озверевшего Руру, что было совершенно бесполезно. Руру был полон сил и желания сделать больно. Уру-тян скулил, как подбитая собака, но просить пощады вслух не решался, в надежде ограничить сегодняшние мучения только инцидентом с едой.
Когда Руру отстранился, Уру-тян уткнулся лбом в пол. По подбородку Уру-тяна была размазана клубника с крошками хлеба. Руру выглядел довольным.
- Уру-тян выспался. Я покормил Уру-тяна, - весело произнес он. – Теперь мы поиграем. Не так ли, Уру-тян?

Человек прокусил до крови губу. Тело его тряслось от немых рыданий. Он легонько бился лбом об выцветший пол и тихо выл. Руру огорченно погладил его по спине, вызывая очередную дрожь страха у Уру-тяна.
- Ну. Ну, Уру-тян. Не стоит так убиваться. Сегодня мы поиграем в другую игру.
Уру-тян с надеждой поднял на Руру глаза. Брюнет играл с Уру-тяном в разные игры. В прожигание кожи сигаретами, в рисование портретов кровью по стене, в многочасовое лежание обнаженным на сырой земле… Фантазии Руру хватало на самые разнообразные сюжеты. Но игра могла быть и не очень страшной, поэтому Уру-тян всегда с надеждой смотрел на Руки, предлагающего поиграть в новую игру.
- Какую… - хрипло пробормотал Уру-тян, прекрасно зная, что сейчас по сценарию его черед говорить, а расстраивать Руру еще больше ох как не хотелось. – Какую игру, Руру?
- Сегодня мы поиграем… - Руру словно ребенок, знающий только одному ему известную тайну, хитро прищурился. – Мы поиграем в «Освобождение».
Глаза Уру-тяна широко распахнулись в удивлении. Он подполз на коленях к Руру.
- «Освобождение»?
- Да-да, Уру-тян, - улыбнулся Руру, обнимая Уру-тяна за плечи. – Ты не знаешь такой игры. Но тебе понравится.
Уру-тян судорожно вздохнул, чувствуя, как пальцы Руру заскользили по его голой спине. Уру-тяну так не хотелось играть в эти жестокие странные игры, но перечить он не имел права, и теперь лишь молча покусывал губы, смотря как Руру расстилает на земле принесенный с собой мягкий плед. Руру не любил играть на холодном полу.
- Вот так, - мягко произнес брюнет, дергая Уру-тяна за руку и заставляя его подняться и самостоятельно перебраться на чистый ворсистый плед. Уру-тян, едва передвигая ногами и руками, ползком добрался до места и повалился на плед, с радостью уткнувшись в него носом. Стало вдруг сразу почти тепло и даже уютно, но Руру не дал Уру-тяну возможность насладиться этими ощущениями вдоволь, оседлав Уру-тяна и прижав его к полу. Уру-тян не двигался. Он никогда не двигался, когда Руру играл в эту игру. Все, чего он хотел – это пережить омерзительные моменты как можно скорее.
- Уру-тян сегодня так красив, - прошептал Руру в ухо лежащего под ним парня. Уру-тян содрогнулся всем телом и отвернулся, чтобы не видеть гримасы Руру. Уру-тян оскалился, за что получил звонкую пощечину. Схватившись за обожженную ударом щеку, Уру-тян поднял полные слез глаза на ухмыляющегося брюнета.
- Принимай с благодарностью то, что я тебе даю, мразь, - холодно проговорил Руру, стягивая с Уру-тяна брюки и тонкую майку. Уру-тяну совсем не нравилось лежать под Руру обнаженным, чувствовать спиной острые камни и видеть над собой перекошенное от отвращения лицо. Но у него не было выбора. Руру, желающий поиграть – это человек, который ни перед чем не остановится. Брюнет склонился на Уру-тяном, обдав его цветочным ароматом дорогих духов. Уру-тян ненавидел этот запах. О, как же он ненавидел все связанное с цветами! Эти отвратительные прекрасные создания, обманывающие всех своей хрупкостью и красотой, но способные за одну ночь убить тебя, коварные жестокие создания! Уру-тян ненавидел цветы, потому что Руру был похож на них.
- Расслабься, Уру-тян, - промурлыкал Руру, и от этого голоса по телу Уру-тяна пошли мурашки. Уру-тян ненавидел себя. Потому что не мог не любить прикосновения Руру. Потому что ради них он еще держался на грани жизни и смерти, не позволяя себе пересечь тонкую черту. Пожалуй, игру, в которую сейчас играл Руру, он любил больше всего. Хотя нет. Эта была единственная игра, которая доставляла удовольствие им обоим. Уру-тян зажмурился. Горячий юркий язык Руру прошелся по ключицам Уру-тяна, заставив того недовольно выдохнуть и вцепиться в плечи Руру костлявыми пальцами. Уру-тян не решился бы оттолкнуть Руру, но ему приятно было думать, что он сможет это сделать, если ему что-то не понравится.
Он так обожал обманывать самого себя и убеждать в том, что Руру правда хочет его. В то же время Уру-тян задавался логичным вопросом. Ведь эта игра была стара как мир, а где же «Освобождение»? Но все мысли исчезли, стоило Руру вобрать в рот сосок Уру-тяна и медленно обвести его языком. Уру-тян распахнул глаза и выгнулся в спине. Он желал большего. Эти моменты вдыхали в него жизнь. Помогали чувствовать себя живым. Помогали чувствовать себя все еще человеком. Руру по-кошачьи облизнулся и провел языком по животу Уру-тяна, оставляя длинный мокрый след. Но Руру не любил ласкать Уру-тяна. Ему было неприятно. Поэтому не прошло и пары минут, как он, ощутимо прикусив мочку уха Уру-тяна, провел по его телу рукой и сжал ладонью член задыхающегося человека. Бедра Уру-тяна взлетели вверх. Руру хмыкнул и осторожно провел рукой вниз, к основанию члена, зацепив сухую кожу ногтем. Уру-тян громко выдохнул. Рука Уру-тяна медленно поднялась вверх, к головке члена. Ловкий палец нежно погладил головку. Уру-тян застонал, его руки судорожно мяли плед. Руру откинул назад свои волосы, после чего оставил возбужденный член Уру-тяна в покое, что Уру-тяну совсем не понравилось. Он знал, что будет дальше. Руру придвинулся поближе к лицу Уру-тяна, одновременно спуская с себя штаны и белье и открывая взору Уру-тяна свой собственный член, твердый и влажный, требующий внимания. Уру-тян послушно приподнялся на локтях и, не дожидаясь грубого приказа, взял член Руру в рот. Член был большим и не помещался полностью в маленьком ротике Уру-тяна, но Руру было без разницы, он хотел получить удовольствие и причинить боль, поэтому, не обращая внимания на протестующий писк Уру-тяна, принялся жестко проталкиваться членов внутрь, в глубокую влажную теплоту. Голова Уру-тяна, словно болванчик, качалась взад-вперед, подчиняясь резким толчкам Руру. Ладони брюнета вцепились в волосы Уру-тяна, заставляя последнего еще крепче сжимать губы, еще активнее работать языком, еще быстрее качать головой. Но Руру хотелось большего. Он схватил за волосы Уру-тяна, заставляя того оторваться от члена, и опрокинул парня на землю. Уру-тян тяжело дышал, откинув назад голову, но явственно чувствовал, как теплые пальцы Руру проникает в него, раздирая чувствительные мышцы.
- Надо же, - задумчиво протянул Руру, добавляя к первому пальцу еще один. Он смотрел на то, как его пальцы растягивают Уру-тяна, с такой скукой на лице, словно наблюдал за каким-то непонятным ему научным экспериментом. – Ты такой… Хм… Можно и не растягивать.
Уру-тян вздрогнул. Пальцы были заменены чем-то гораздо более крупным и твердым. И неприятно холодным. Уру-тян сердито дернулся, пытаясь увернуться от игрушки, но был крепко прижат Руру к земле. Фаллоимитатор грубо проникал внутрь, вызывая жжение и боль. Словно шершавой бумагой по воспаленной коже. Уру-тян почувствовал, как слезы хлынули из глаз, ручейками стекая по щекам. Руру играл с ним, как со сломанной куклой, без жалости, без сожаления, без чувств. С твердой уверенностью, что избавится от куклы так сразу, как только она ему надоест. Уру-тян не хотел, чтобы Руру посчитал его надоевшим. Уру-тян, проклиная собственную трусость, подался навстречу игрушке, всеми силами пытаясь получить хоть какое-то удовольствие от острой боли. Руру продолжал засовывать в Уру-тяна чертову игрушку, все глубже проникая внутрь и сильнее растягивая мышцы. Но фаллоимитатор ему быстро надоел. Не было ничего интересного в ненастоящей, мертвой игрушке. Куда больший интерес представлял Уру-тян. Такой страдающий и плачущий, закрывающий лицо руками. Все еще живой. Руру решил закончить игру. Не тратя время на раздевание, Руру приподнял бедра Уру-тяна и резко в него вошел. Уру-тян даже не дрогнул. После фаллоимитатора член Руру казался безумно теплым и доставляющим удовольствие. Стиснув пальцы на талии Уру-тяна, Руру принялся вдалбливаться в него сначала равномерными, затем все более грубыми толчками. Дыхание сорвалось, стало рваным и отрывистым. Руру откинул голову, закрыв глаза.

Если бы Уру-тян посмотрел на Руру, то увидел бы на его лице злую удовлетворенность, почти что наслаждение своей сладкой местью. Но Уру-тян смотрел в обветшалый потолок, с полным безразличием в потухших карих глазах. Теперь он мог просто подумать, пока Руру трахал его, пока ласкал рукой его член и тихо постанывал. За это Уру-тян и любил эту игру. Он уже не воспринимал ее как нечто страшное, всего лишь глупая необходимость. Теперь он уже не чувствовал боли, хотя Руру, кажется, его порвал. Тонкая струйка крови украсила болезненно белую кожу на бедре. Уру-тян думал. В его голове крутились вопросы, на которые он жаждал получить ответы. Ради них он, наверное, готов был умереть.
Что-то прорычав, Руру силой кончил в распластавшегося под ним Уру-тяна. Уру-тяну он кончить не дал. Вытерев руки и член о плед, Руру поднялся на ноги, оделся, придирчиво осмотрел себя и, оставшись довольным, достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку. Спустя мгновение по комнате витал цветочный аромат сигарет. Уру-тян поморщился. Опять цветы. Хладнокровно глянув на Уру-тяна, брюнет придвинул к пледу кресло, стоявшее доселе в другом углу комнаты, и плавно в него сел, затягиваясь сигаретой и выдыхая облачко дыма. Уру-тян медленно принял вертикальное положение, сев, скрючившись, на пледе и обхватив колени руками. Он заинтересованно и удивленно смотрел на абсолютно равнодушного Руру, не сводящего с него своих темных красивых глаз.
- Руру? – тихо позвал Уру-тян, недовольно морщась. Сидеть было немного неприятно, потому что внутри все еще ощущалось жжение. Руру вскинул бровь.
- Чего?
- А как же другая игра?
- Какая?
- «Освобождение», - напомнил Уру-тян, чувствуя себя сумасшедшим. Его только что изнасиловали, снова изнасиловали, а он просит о новой игре, не зная даже ее правил. Руру закинул ногу на ногу и вздохнул.
- Это она и была, - пояснил он. Уру-тян покачал головой.
- Как же.. Это ведь другая….
- Это она и была, - гневно повторил Руру, скалясь и заставляя Уру-тяна опустить взгляд в пол.
- Хорошо, хорошо, - тихо прошептал Уру-тян и спросил на всякий случай. – А мы будем играть во что-нибудь еще?
Руру окинул Уру-тяна странным взглядом. Немного осуждающим, слегка укоризненным и насмешливым до невозможности. А еще грустным и потерянным. Уру-тян не знал, может ли человеческий взгляд выражать столько чувств сразу.
- Нет, - чуть помедлив, откликнулся Руру. – Мы не будем играть в другую игру. Мы не будем больше играть в игры вообще. Никогда.
Уру-тян потрясенно замер, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Он решил, что Руру пошутил. Но тот выглядел слишком спокойным, чтобы действительно так обманывать Уру-тяна.
- То есть… Как? – не понял Уру-тян. Руру сердито цыкнул.
- Ты сегодня слишком тормозишь, Уруха. Сколько раз мне еще повторить? Пять? Десять? Тридцать? Чтобы до тебя дошло.
Уру-тян медленно выдохнул скопившийся в легких воздух и опустился на колени, не веря услышанному.
- Ты меня по имени назвал?Руру многозначительно промолчал. Видно, решил, что раз до Урухи так все долго доходит, то и тратить слова будет лишним. Уруха едва не задыхался. Его грудь вздымалась, руки дрожали, взгляд блуждал. А потом Уруха рассмеялся. Сухо и цинично.
- Вот оно что, - прохрипел он, вытирая выступившие от смеха слезы. – Значит, все. Я понял. Ты меня убьешь, так? Убьешь, наконец?
- Слишком многого от меня требуешь, - фыркнул Руру. Почти весело. Уруха покачал головой, продолжая посмеиваться. – Твое освобождение. Вот оно.
- Неужели, отпустишь меня вот так просто? – не поверил Уруха. – Брось, Руки. Не в твоих это правилах. Что изменилось? Надоело играть со мной?
- Ты надоел, - поправил Уруху Руки. – И твоя покорность. И я сам себе надоел.
Уруха внимательно смотрел на Руки, дожидаясь объяснения. Раз игра окончена, и маски сняты, скрывать что-либо уже не имело смысла. Руки вдруг слегка наклонился в сторону Урухи и прищурился. В его голосе сквозила горечь.
- Знаешь, сначала мне это нравилось. Я думал, теперь-то они все будут отомщены. Но ты, тварь, не чувствовал себя виноватым. И это потеряло всякий смысл.
- Не чувствовал и не чувствую, - улыбнулся Уруха криво. – И кто это – они?
Лицо Руки вдруг окаменело. На нем отчетливо проявились морщины и боль, страшная боль, которая словно разрывала Руки изнутри.
- Ты знаешь, каково мне было, когда Рейта покончил с собой? Я лишился лучшего друга. Брата. Союзника. Я лишился самого себя.
- Не говори ерунды! – воскликнул Уруха, ударяя кулаком по земле. – У тебя всегда был я!
- Ты мне не был нужен, - поджал губы Руки, отворачиваясь от Урухи. – С того самого момента, как изменил ему и стал грязной шлюхой. Ты перестал быть Койю, нашим другом. И Урухой быть перестал. И стал никем! Просто грязная отвратительная шлюха. И ты еще посмел после этого признаться мне в любви?!
Уруха мотнул головой. Спутанные грязные волосы ударили по лицу, подобно хлысту, смазывая слезы.
- Я не хотел, - всхлипнул Уруха. – Я просто…
- Ты травил его, - прошипел Руки. Он дернулся, и на мгновение Урухе показалось, что Руки сейчас вскочит и схватит его за волосы, но он сидел на месте. – Я не ожидал, что Рейта так сильно к тебе привяжется и что твои измены станут для него таким ударом.
- Ты не знал, откуда я мог знать?! – схватился Уруха за спасительную соломинку. Руки хмыкнул.
- Сука, - сплюнул он, показывая всю свою ненависть к сидящему перед ним человеку. Уруха уже заливался слезами, смотря потерянными глазами на того, ради кого столько месяцев терпел мучения.
- Аой? – тихо спросил Уруха. Руки сжал сигарету.
- В коме. Перепил таблеток. Не выдержал творящегося в группе.
- Кай? – обреченно и едва слышно спросил Уруха, боясь того, что может услышать.

- Погиб в аварии. Разбился. Насмерть.
И каждое слово было похоже на нож. Руки вонзал его методично и жестко, не жалея чувств Урухи. И это была настоящая месть в ее чистейшем проявлении. Уруха лежал на земле в позе зародыша, бессмысленно глядя куда-то в пустоту и наслаждаясь такой же пустотой у себя в голове. Руки потушил сигарету и встал. Уруха продолжал лежать, обнимая себя за плечи и боясь. Боясь настоящего.
- Вставай.
- Что?
- Вставай! – прорычал Руки, хватая Уруху под локоть и силой поднимая его на ноги. Уруха качнулся. Голова закружилась, но он все-таки смог устоять, хоть и не без помощи Руки.
- Что теперь? – глухо спросил Уруха, прижимаясь к Таканори. Может быть, в последний раз. Руки не оттолкнул его, но отстранился и печальными глазами посмотрел в лицо Урухи, не увидев там ничего родного. Руки вдруг понял, что они с Урухой тоже уже умерли. Давным-давно умерли. Наверное, еще вместе с Рейтой. И то, что они еще дышат, ходят, говорят – не более, чем ошибка, которую очень легко исправить.
- Ничего, - ответил Руки. И Уруха его понял. Вместе они вышли из покосившегося дома на согретый весенним солнцем луг и остановились у дороги, разветвляющейся в разные стороны. Руки отошел от Урухи на несколько шагов.
- Так кто же, все-таки, виноват? – спросил вдруг Уруха, щурясь на солнце и подставляя бледное лицо ленивым лучам. Руки неопределенно пожал плечами.
- Никто. Пусть никто. Так нам всем будет легче.
Уруха кивнул и вдруг улыбнулся. Светло и радостно. Так, как не улыбался уже очень давно.
- Знаешь… В этой жизни не получилось… Но давай в следующей мы с тобой снова пересечемся? И так, чтобы потом уже никогда не расходиться в разные стороны.
- Остальным скажи, - рассмеялся Руки. – Думаю, им такая идея придется по вкусу. Не всем нравится плохой конец.
- Каю точно не нравится, - уверенно кивнул Уруха. Он не махнул рукой, не сказал ни слова на прощание. Просто улыбнулся, развернулся и медленно, едва передвигая ногами пошел, куда глаза глядят. Он надеялся поймать такси и вернуться домой, где его ждала гора таблеток и глубокий нескончаемый сон. Урухе хотелось поскорее увидится с остальными. И он был уверен, что Руки хочется того же.

Комментарии будут посланы автору.
Комментируем.

ээээээээээ.............*шок*........я не знаю что сказать........это......очень мощно.......очень очень мощно.......сейчас отойду от шока и что нибуть выдавлю из себя.........автор просто молодец.....я сижу и плачу........

тоже шок...мысли разбежались...мощно, очень мощно....*шок*

просто шок. я плакала.

да уж...это нечто (в хорошем смысле)а конец мн понравился, правда...он не печальный...