Когда старый мастер наконец доделал его, тот, первый, уже несколько лет сидел на узкой полке среди прочих игрушек. Мрачная темная одежда и черные волосы посерели под слоем пыли. Даже глаза, такие же черные, когда-то блестящие, как бусины, потеряли свой цвет и поблекли. Прежде яркая и притягательная кукла стала тусклой и неинтересной, такой же, как и прочие игрушки мастера.

Новое творение, все еще подрагивавшее в морщинистых старческих руках, отличалось от других кукол. Игрушечный мальчик, хрупкий и изящный, ярким пятном выделялся в полумраке мастерской. Его одеяние было скроено из светлых, голубых и белых лоскутов, волосы топорщились, отливая соломенной желтизной, а глаза из дорогого стекла казались почти прозрачными. Еще сильнее взъерошив и без того беспорядочно лежащие пряди, мастер удовлетворенно улыбнулся и поднял голову, оглядывая полки: нужно было найти место для готовой игрушки да поскорее приниматься за следующую. Наконец он определился и с трудом поднялся со своего стула, чтобы подойти к стене. Переставив фигурку самурая в традиционной одежде, мастер освободил немного места рядом с мрачной и запыленной темной куклой. Усадил светлого мальчика, расправив складочки на его причудливой одежде, отступил на шаг, пристально рассматривая. Огорченно поцокал языком и снял с полки первую куклу. Оглядел ее, смахнул пыль, небрежно протер полой рубашки смуглое лицо, оживляя глаза и идеально очерченные губы. Снова вернул куклу на полку и, не тратя больше времени, приступил к работе.

Две куклы, старая и новая, сидели рядом на узкой полке, соприкасаясь рукавами и крохотными кистями рук. Лицо первой хранило ехидное, недоверчивое выражение. Только вновь засверкавшие черные глаза создавали впечатление, что кукла рада, что ее продолжительное одиночество наконец прервано. Шелковые ресницы новой куклы трепетали от каждого движения воздуха, отбрасывая тень на бледные скулы. Она словно смущалась, находясь так близко. Если бы куколка могла, она бы отдернула маленькую ручку, с искусно вырезанными тонкими пальчиками.

Ближе к ночи мастер оставил незаконченную работу, окинул мастерскую рассеянным взглядом, снова передвинул несколько кукол на полках и ушел, погрузив комнату во мрак и тишину. Теперь обе игрушки тесно прижимались друг к другу, как будто пытаясь согреться. Изящная ладонь первой куколки по-хозяйски покоилась на колене другой. И та, другая кукла, уже давно должна была вспыхнуть от смущения и неловкости. Для этого ей всего и нужно было, что стать человеком. Неодушевленной же игрушке ничего не оставалось, кроме как сидеть на полке, всматриваясь в темноту прозрачными светлыми глазами.

Ночь сменилась днем, но старый мастер не вернулся в мастерскую. Он не пришел ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Потребовалось много времени, чтобы в запыленную и захламленную комнату снова вошли люди. Среди них были дети, шумные, непослушные, озорные. Они наполнили тихое пространство старой мастерской смехом и звоном голосов. И они же первыми заметили двух кукол, тесно прижатых друг к другу.

- Папа, папа, достань куколок. Достань! – девочка в нетерпении подпрыгивала, задрав голову. Мальчик стоял немного в стороне, старательно делая вид, что его не интересуют девичьи забавы. Взрослый мужчина потянул с полки более симпатичную на его взгляд куклу в светлой одежде, но вторая тут же потянулась за ней, словно приклеенная. В недоумении мужчина снял с полки обе игрушки и протянул дочери. Ее брат тут же оказался рядом, пристально рассматривая кукол:

- Они что, за руки держатся? Фу! – он дернул на себя черноволосую куклу, практически отрывая ее от другой. Во внезапно возникшей тишине отчетливо хрустнуло дерево. Пронзительно, напоминая отчаянный крик. Куклы отделились, но на крохотной ладони одной из них появился скол, похожий на ссадину на человеческом теле.

- Что ты наделал? – всхлипнула девочка, прижимая к груди светлую куклу. – Ему же больно.

- Не выдумывай, - хмыкнул мальчик, крутя в руках игрушку. – Он мне не нравится, - ребенок отшвырнул куклу в дальний угол, мстительно улыбаясь сестре.

- Дети, пойдемте домой. Пойдемте, - мужчина поторопил девочку, удерживая ее за плечо и не позволяя вернуться за черноволосой куклой. Она так и осталась валяться в темном углу, вся переломанная, подвернув изуродованную ладонь под грудь, будто человек, прижавший руку к разбитому сердцу.