Я хочу тебя двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Ты прекрасно это знаешь. Даже стоя здесь, на сцене, слыша голос нашего вокалиста, я хочу тебя, и музыка – это лишь способ донести до тебя то, как сводит изнутри, когда тебя нет рядом… нет во мне. Ты полноправный хозяин и тебе нравиться это. А я… я могу лишь молить тебя о большем, соблазняя, совращая.
Но это там, за стенами ярко освещенной сцены. Сейчас, в эти секунды я повелеваю тобой. Ты видишь? Я терзаю не струны, это нити, ведущие к тебе. В этой реальности из песен ты - моя марионетка. Мой… Ты так же принадлежишь мне, как и я тебе. Не отрицай. Мы оба это знаем. Я упиваюсь этой властью. Немного, до тех пор, пока не вырвется зверь, сдерживаемый барьером из ударной установки.
Удары по натянутой поверхности… из последних сил, в агонии расцветающей бликами и цветами, во всем великолепии. Рваные визги гитары… предсмертные, вне диапазона слышимости. Содрогаться от долгожданного оргазма, в едином порыве, сводя с ума окружающих, электролизуя атомы, расщепляя их на составляющие. Гул голосов, восторг фанатов, рукоплескания, просьбы- “Ещё, ёще, больше!”. Последний рывок, рывок в бездну, без оглядки, задержав дыхание. Нет, просто забыть, как дышать, отдаваясь на милость обволакивающей слабости, укутывающей опустошенности. Конец.
Гаснут прожектора, зал затихает под покрывалом наступившего мрака. Уставшие, взмыленные, загнанные собственным садизмом, ковыляем в гримёрку. Со всех течет в три ручья. Иначе нельзя. Иначе не умеем. Рейта и Руки выливают друг на друга эмоции, оставшиеся от выступления. Хотя, это сильно сказано, так...тихие обрывки чувств, сопровождаемые попытками не свалиться с трясущихся ног. Уруха плетётся где–то впереди, призывая в помощь стены, чтобы остановить смешение пола и потолка. Я за ними - едва держась, переступая свои возможности.
Неуловимое колыхание воздуха рядом. Захват. Твоя рука сжимает стан, ласковые тиски, сила помноженная на негу. Твой взгляд прямо в душу, сквозь призму зрачков. Замереть, выпасть из “сейчас”, смакуя твоё присутствие, утопая в твоей энергетике, теряясь в твоем прикосновении.
-Ты как? В порядке? Сможешь сам дойти?- тебя самого трясёт, но для тебя это не имеет значения. Какой же ты…
Лёгкий кивок в ответ. Прижимаешься, усиливая эффект от соприкосновения.
- Тогда приготовься, -горячее дыхание в область шеи, смешанное со змеиным шепотом,- это был секс...ты трахал меня прямо на сцене,- раскаленные угольки беснуются в глазах.
-Именно, стопроцентный, без примесей, концентрированный,- продемонстрировать самую ослепительную улыбку представителя семейства кошачьих, лизнуть кончик его носа, пока никто не видит.
-Ошибаешься, концентрат секса тебя ждет дома,- секунда молчания- секса и любви,- мимолётное касание губ.
Отпускаешь, входя обратно в роль, вливаясь в русло жизни. Скрываешься в обыденности, затаившись перед броском. Нам трудно, порою слишком. Солнечный свет и общественное мнение не щадит таких, как мы. Приходится прятаться под сенью собственных масок. Вырывая совместные вздохи, дыхание одно на двоих, улыбки, неуловимо отправленные любимому адресату, через раз, пока на нас не смотрят, пока есть только мы.
Лишь ночь дает облегчение, закрывая щитом от социальной чумы под названием “рамки”. Лишь мой персональный страж спасает наши эфемерные, хрупкие отношения. Мой персональный зверь. Ты, Кай, спасаешь меня своей страстью и заботой, своей дикостью и нежностью, своей ревностью и верой. Пусть… Мне не страшно, пока есть ты – мой зверь. Пока есть наш персональный ад, пронизанный бесконечными желаниями.