Предисловие от автора.
Сколько же еще мне идти отсюда?
И сколько же я уже прошел за все время?
Даже когда я смотрю назад,
Я вижу лишь безбрежную пустыню
И бесконечно продолжающуюся дорогу.
Одинокую дорогу. Тем не менее,
Если жизнь дарит лишь боль и страдания,
Которые нам суждено пройти, чтобы встретиться,
То ведь это тоже совсем неплохо.
И даже если это займет немного больше времени,
Будь в конце со мной и не прекращай держать мою руку.
Из этого места, куда не доходит даже свет солнца, я смотрел в небеса…(с)
Кажется, всё…В любом случае, именно так и должно было всё закончиться. Так и никак иначе. Иначе…Возможно, но не для вас…
Улыбка, подаренная пустой квартире. Нет, не грустная, не горькая…Нет…просто улыбка. Просто прощание. Последний ход, твоя партия сыграна.
Осталось всего ничего. Обводишь взглядом пустые стены, нагие пол и потолок. Кто-то другой запишет в этих четырех стенах свою историю. Новую, не твою. Что ж, ты предполагал подобный исход…Ты привык предполагать. Эхо шагов, глухое, вторящее тебе. Раскатами бьётся в пустой квартире.
Сжимать небольшую дорожную сумку в руке. Другой прижимать ближе к телу два звена: связующее и разрывающее. Они покоятся на груди, в кармане куртки. Прижимать сквозь ткань билет и письмо. Письмо…Скорее, просто записка, набросанная твоим неровным почерком. У тебя нет сил демонстрировать свои навыки по чистописанию. Нет. Даже на то, чтобы написать развёрнуто и красиво. Украсить конец вашей псевдолюбви. Письмо без адресата. Конечный пункт назначения ни к чему. Он знает, где искать. Теперь только вперёд: коридор, порог, грохот металлической двери, лязганье автоматического замка. Отрезал. Ты сам отрезал путь назад. Теперь точно. Тебе надоело бесконечно перекраивать свой мир, не запоминая наполнения. Тебе надоело терять себя, а находить лишь замену. Пытаться дышать вакуумом. Залечивать раны токсинами, что источали минуты, проведённые с ним. Пытаться вернуть то, чего на самом деле не было. Никогда не будет.
Попробовать пожить без него…без его навязчивой тени. Желание? Осознание факта, к которому он раз за разом тебя подталкивал. Он. Копошиться в кармане в поисках связующего звена. Присесть, откладывая сумку в сторону и отогнув угол входного коврика. Задержать взгляд на белизне бумаги, вспоминая… Резкий рывок - положить в потаённое место, словно отбирая у самого себя. Оно служит тебе в последний раз. Вернуть кусок материи на исходную. Схватить сумку и направиться туда, где тебя уже ждут. Где ждёшь себя ты.
Слишком рано, на улицах лёгкий полумрак. Сырость витает в весеннем воздухе. Глянец асфальта, временами запятнанный уличной грязью, поблёскивает в тусклом свете ещё работающих фонарей. Безлюдье и беззвучие, нарушаемое порывами ветра и просыпающимися птицами. Хочется закурить. Ты же бросил из-за…Вновь улыбнуться в никуда первым признакам зарождающегося утра.
Оказывается, это не так уж сложно…Поддаться невесомой прострации. Не с первого раза услышать сигналы заказанного такси. Окинуть взглядом унылое строение. Здесь ты был и в то же время не был. Сделать вдох, замораживая крупицы прошлого. Выдох – открывая себе путь.
Нырнуть в салон, наполненный запахом табака и дешевого ароматизатора…Воспоминания. Сворачивать нити воспоминаний в клубок, бережно укладывая в области сердца. Небрежное:
-В аэропорт, - и ты ящерицей отбрасываешь прошлое, спасая настоящее. Только вот другое прошлое ты отрастить не сможешь… не захочешь. Оно твоё. Пусть и не доступное, но твоё.
***
Бесцветная погода. В такие дни не различаешь цветов. Ни оттенков окружающего, ни тонов неба, ни проблесков солнца. Не видишь туч, собравшихся где-то сверху, ставших невольными зрителями начавшейся церемонии, окруженной барьером из небытия. Барьером, установленным смертью. Прочным и нерушимым, разбивающим потоки ветра, движение воздуха. Замерло. Что-то нужное, заставляющее идти вперед. Замерло, впуская холод, позволяя ему проникнуть в поры. А по телевизору передавали, что сегодня будет тепло. Наверное, так оно и есть. Безучастное светило играет солнечными зайчиками на лакированной поверхности дерева. Вишня. Её любимое дерево. Теперь это её колыбель. Колыбель, украшенная пионами, чей запах разрушает монохромность картины. Срок их цветения почти истёк… как и её.
Она уходит в окружении немногочисленных теней, одетых в траур, склонившихся над её заколоченной обителью, покоящейся прямо на молодых побегах зелени. Она уходит в свой последний пункт назначения – свежевырытое углубление в земле, пристанище для одного. Близко. Совсем близко, но в то же время слишком далеко. За гранью, проведённой посланником с косой. Недоступно для живых и неминуемо для нее.
Она уходит, забирая по кусочку от тех, кого любила. Тех, кем дорожила, для кого жила. Не по своей вине. Она старалась, она правда старалась до последнего, изо всех сил. Видит Бог, она пыталась уберечь нить. Пыталась, но не смогла. Теперь она обрывком летает над землей, парит одиноким воздушным змеем, что уже никогда не преодолеет невесомости. Не ступит на твёрдую поверхность. Её уносит из этой реальности под монотонные молитвы священника, под срывающиеся рыдания матери, сидящей рядом с гробом. Забыла о нормах и этикете, вцепившись в идеально заточенные углы, до хруста сухожилий сжимая пальцами отшлифованную поверхность. Её мать…Плачь истерзанной, умоляющий в обезумевшем порыве вернуть. Часть сердца, часть души, что когда-то подарила. Вселила в крохотное тельце вместе с первыми криками младенца. Отдала той, что исчезает, оставляет ей после себя немногочисленные воспоминания, смешанные с горечью и отчаянием. Теперь только воспоминания, больше ничего не осталось.
Она покидает тех двоих, стоящих за спиной родительницы, пытающихся затянуть раны металлическими заплатками в попытке не сойти с ума. Тех, что заполнили её жизнь, что были важны для неё. Самых близких, ради которых она билась с собой, с собственными страхами. Точнее с одним – со страхом смерти. С самой смертью. Билась, но победить не смогла.
Даже ради брата. Того самого, что в детстве любил докучать своей старшей сестре. А иногда доводил её до слёз своими грубыми шутками - не со зла, по-другому просто не умел. Он любил щекотать её, получая в награду хрустальный переливистый смех. За что и получил прозвище – Руки.
Её смех…Он обожал её смех. Задорная улыбка души, которую больше не услышит, и свою сестру он больше не увидит. Он больше ничего не видит. Взгляд, скользящий по контурам происходящего, безучастный, без признаков жизни, сфокусированный где-то далеко. Прижжён к другой реальности, свитой из прошлого.
Прошлое, поглотившее настоящее, а вместе с ним - ещё одно дыхание. Владельцу которого она хотела посвятить всю себя. Кому она признавалась в первый раз, робко, боясь мгновенно опалиться. С кем проводила вместе ночи, наполненные учащённым сердцебиением, непомерно душным воздухом, касаниями к коже, едва-едва. Ночи, что были свиты из парных стонов “безраздельно принадлежу тебе”. Только вот его тоже больше нет.
Рядом с её братом глиняная маска, омертвевшая. Шелуха чувств, иссохшая корка эмоций окольцевали его. Умерщвляет. Эта действительность, в которой больше нет её. Безвольное тело, в недрах которого затерялась жизнь, желание жить. Кто-то незаметно подменил сердце изощрённым механизмом, поддерживающим его жизнедеятельность. Размеренный и надломленный ход с одинаковым шагом дискретности. Продолжается по инерции, подчиняясь законам физики. Пустота в каждой клетке, в каждом движении, в радужной оболочке, а в центре - садистский механизм, приказывающий жить. Жить без неё. Лишь надменное “тик-так, тик- так…тик-так…”
***
Знакомый подъезд…Знакомая лестница, истоптанные тобой ступени. Вновь не работает лифт, он на вечном ремонте. Вверх до двенадцатого этажа с грузом, тяжелеющим с каждым разом, с каждой ступенью. Сжимать в руках пакет, полный продуктов, и ключи. Хотя ты знаешь – они не понадобятся. Впустую. Все усилия, все просьбы. Безрезультатно. Хозяина квартиры уже давно ничто не волнует, ему больше не нужно запирать своё счастье на засовы. Прятать, ощущать его ценность.
Изученная до малейших вмятин дверь. Потянуть ручку на себя – поддаётся без сопротивлений, как и всегда. Первый шаг вглубь - и тут же удар по твоему обонянию. Смесь никотина, перегара и стухших запасов съестного, дополненная всеобщим погромом. Он заявляет о себе с самого порога. Тебя не удивляет, ты привык. Привык чувствовать своё сердце подвешенным на “кошке”. Уже бог знает сколько времени. Один коготь в левом предсердии, другой – в правом, изо дня в день. Боль – вторая кожа. Её наличие – естественно, как дыхание. Её присутствие – сущность тебя.
Пройти на кухню, поставить продукты на расположенный у окна кухонный стол. Его неотъемлемый атрибут – несвежая газета и окурки, заполнившие пепельницу. Они щедро одарили деревянную поверхность серыми хлопьями с крапинками белизны. Взгляд на окружающее. Мимоходом по всему помещению. Примостившийся в углу холодильник – источник зловония. Выстроившиеся вдоль стены раковина, заваленная посудой до такой степени, что не видно самого крана; плита, украшенная признаками неудачной попытки приготовления чего-либо съестного; кухонный гарнитур, загромождённый хаотически расположенными посудой, использованными спичками, парой зажигалок, почерневшей кофеваркой со следами засохшего кофе. Они поселились здесь. Прочно. Ведь тот, к кому ты пришел, радушно впускает их в свою жизнь, избавляясь от всего остального. Теперь для него не имеет значения…ничто.
Опереться на стол, устало склонив голову. Картина неизменна, что бы ты ни делал, что бы ты не предпринимал. Сколько ты перепробовал. Перепробовал…Да, ты пробовал раз за разом, истощая полотно веры, вырывая корни надежды. Ты отдавал ему всё и вся. Всё то немногочисленное “богатство”, что у тебя есть, лишь бы..
Ступать по тропе раскиданных вещей, измятых и брошенных на безликую поверхность пола. Состояние хозяина квартиры немногим лучше. Помятый и брошенный. Нет, не близкими. Собой, собственным разумом. Притупилось ощущение жизни как таковой.
Из кухни прямиком в смежный с ней зал. Зрелище из той же оперы. Пустые бутылки. Много. Слишком много на одного человека. Заполонили навесные полки с фотографиями и дисками. Перемежают грязь с остатками светлого. Повсюду. Оккупируют пепельного цвета угловой диван. Подоконник, лишённый какой-либо утвари.
Не пострадали разве что монстеры в диаметрально-противоположных углах. Да и те, наверное, уже спились от невыносимого запаха спиртного, нависающего тяжёлой завесой, отдающей кисловатыми тонами.
Принимаешь. Словно так было изначально. Сколько ты себя помнишь. Только так. Иначе ты бы свихнулся. Свихнулся от созерцания его катящейся под откос жизни. Она мчится со стремительной скоростью товарного поезда. Единственное, что тебе оставалось – прыгнуть на борт. Только вот машиниста уже не спасти. Сросся с беспросветностью. Потерялся в сумерках. Утонул в однотонных рассветах…без неё.
В самом конце комнаты выйти в коридор. Проскользнуть в дверной проём, небольшую щель, словно специально оставленную для тебя. Проскользнуть и молча созерцать немое представление. Молча, потому что уже нет сил пробиваться сквозь в одиночку. Нет. Остался лишь маленький кусочек целины внутри. Только поэтому ты по-прежнему ходишь по тропе из собственных следов.
Живое пытается шевелиться в твоём естестве. Мучительно. Пытается воззвать к твоей гордости. Молча гасишь попытки. Ты давно променял её на возможность быть рядом. Наблюдать…
Три фигуры, прижавшиеся друг к другу. Две девушки, спящие, положив руки на грудь мужчины в центре. По-хозяйски забросили на него свои ноги. Локоны черных волос, покоящиеся на его правом плече. Шелк светло-русых – на левом. Умиротворённые лица среди локального хаоса. Стоишь так некоторое время. Пока одна из них, спящая по правую сторону, не начинает шевелиться, удерживая остатки сна. Садится на кровати, рассматривает себя в зеркало, висящее напротив неё. Переводит взгляд на рядом стоящий шкаф. Смотрит через плечо, в окно, определяя, где она и какое время суток.
Её макияж пополз, напоминая больше боевой раскрас первобытного человека. Тело абсолютно нагое со знаками бурной ночи. Покрывало сползло книзу. Но это не смущает ни тебя, ни её. Именно, её не мучает стыд, когда вы встретились глазами. Расталкивает двух других. Как ни в чём не бывало.
Играть роль зрителя, не имеющего права на слово. Верно. Такова твоя роль. Просто роль – не жизнь. Так он сам когда-то тебе сказал. Тебе лишь остаётся подчиниться. Запрятать поглубже трепыхающееся содержимое. Бесполезные потуги. От них лишь ещё больнее.
Просыпается вторая спутница, столь же нагая и раскрашенная. Правда, сознательность в ней ещё живет. Заметив твой изучающий взгляд, ощутив его холод, она вскакивает и начинает поспешно одеваться. В отличие от её подруги, неспешно вставшей и медленно вползающей в свою одежду, демонстрируя своё грациозное тело, лишённое изъянов.
В кровати остался лишь один, отказывающийся пробуждаться. В этом мире…У него нет желания просыпаться в этом мире. Нельзя упустить. Только не его. Её ты уже потерял. Потерять ещё и его. Эту потерю ты не переживешь. Просто потому, что за ней не останется ничего. Пустыня с покрытой трещинами землёй. Трещины – заменители чувств.
Хотя, может, тогда будет чуть легче смириться с данностью. С этими особами, прихорашивающимися, стирая ночные маски и надевая дневные. С ним обнажённым, распластавшимся на ложе, чьё достоинство едва скрывает материя. Вскользь по его неприкрытому телу. Манящие губы, чуть выпирающий кадык, рельеф ключиц. Ниже – и тебе открывается дорожка пресса со следами от ногтей этих хищниц. Твоя бы воля…Она ничего не решает. Об этом тебе напоминает пара использованных презервативов с каплями мутноватой жидкости. Брошены в углу кровати. Да, ты ничего не решаешь. Всё, что тебе дозволенно, так это дежурное:
-Акира, пора вставать.
Действует безотказно. Подобно грому среди ясного неба. Молодой мужчина встает, откидывает покрывало, являя себя во всей красе. И тут что-то дает сбой: механизм, сознание, логика, отточенные многодневными усилиями. Видишь его надменность и безразличие, отпечатанные в каждом изгибе тела, сумасшествие и дикость, отражающиеся в каждом штришке естества. Видишь всё то, что не спрячут его помятая физиономия, растрепанные волосы и сквозящая отстранённость. Это выше твоих сил. Отворачиваешься поспешно, делая вид, что принялся за уборку.
Не хочешь лицезреть происходящее сверх положенного. А он не мешает, даже не посмотрит в твою сторону. Для него ты … Для него ты - никто. Дополнение к пробуждению, порядком осточертевшее. Слышишь шорох одежды, удаляющиеся шаги, смех девиц, его глубокий, со сквозящей утренней хрипотцой голос, отпускающий пошлые комплименты. Тянет. Подойти ближе к двери спальни. Неслышно. Не дай бог, если он услышит. Почувствует твою заинтересованность. Поглотит.
Вновь шорох одежды, томный шепот и звуки поцелуев, усиленные полупустым коридором. Первый поцелуй, второй, хихиканье одной из них. Отвратительные влажные звуки соприкосновения его губ с чужими, отравленными. Снова шепот, сменяющийся поцелуями, сопровождаемый комментариями уже другой. Дальше не имеет смысла вслушиваться. Отходишь, отключаясь от реальности, продолжая уборку. Всего лишь надзиратель – твоя функция. Не по своей воле. Не по своей…