1
Wide shut (R, drama, romance, Aoi/Uruha) Вс Июл 01, 2012 4:36 am
Leshaya
Сообщений : 674
Название: Wide shut («Широко закрытые»)
Автор: colberry
Переводчик: Leshaya
Бета: Malva, Mstelina
Пейринг: Аой/Уруха
Жанр: drama, romance
Рейтинг: R
Дисклеймер: временами я их одалживаю, но они мне не принадлежат.
Описание: Потому что когда все заканчивается, Аой все еще прижимается губами к плечу Урухи, словно шепчет что-то, словно складывает созвездия из его родинок.
Прим.автора: Написано между 1 и 2 часами ночи. Привет, ангст, я скучала по тебе.
Прим.пер.: Я еще не признавалась в любви к colberry? Как я могла -_-
1.
Чем больше Аой пьет, тем шире улыбаются ему окружающие – их лица растягиваются и манят подойти хоть немного ближе – и тем сильнее тени фонарей напоминают ему руки, ищущие его дрожащих пальцев. И он срывается в бег – через бар, к покрасневшим звездам, к мрачной улыбке, больше напоминающей оскал, которой одаривает его Уруха, когда его настойчиво тянут за рукав. Аой наклоняется, чтобы плотнее прижаться к гибкому телу, и в его горле что-то рождается, что-то теплое и уже почти произнесенное. Он смотрит на канареечно-желтое в свете фонарей горло Урухи, и слова появляются будто сами собой. Невинные признания.
Нечто вроде:
- Я написал ее для тебя.
Или что-то больше похожее на:
- Иногда я мечтаю, чтобы ты был здесь.
И Уруха сглатывает, его горло пульсирует в такт пропущенным ударам сердца, когда он шепчет в пространство задымленного бара:
- Я же и так здесь.
Но Аой трясет головой – нет-нет-нет – и берет Уруху за руку, чтобы прижать его холодные пальцы к своему лицу. Наклоняется ближе. Взгляд остановившийся. Спина начинает ныть.
- Нет. Здесь.
2.
Они трахаются грубо, они трахаются нежно – на запястьях остаются синяки, губы трескаются, сердца разрываются и повисают на абажурах – но от этого ничего и никогда не меняется.
Потому что когда все заканчивается, Аой все еще прижимается губами к плечу Урухи, словно шепчет что-то, словно складывает созвездия из его родинок. Он тянется ближе, стремясь преодолеть болезненно ощущаемое расстояние между ними, закидывает ногу на бедро Урухи, ледяные ступни касаются холодных лодыжек. Пальцы робко скользят, оглаживая дрожащие ладони (можно это будет - нашим? хотя бы раз?)
Потому что Уруха все еще сбегает так далеко, как только может – за звуконепроницаемые стены студии, на дно стакана, куда угодно, лишь бы подальше от смятых простыней и молчаливой просьбы остаться.
И может, это и к лучшему, что Аой доходит до ручки, с грохотом открывая дверь студии звукозаписи и с рычанием срывая наушники с головы Урухи. Он смотрит исподлобья, и кривая ухмылка рассекает его лицо:
- Может, теперь у тебя хватит вдохновения написать свое гребаное соло.
Аой швыряет наушники на пол, тошнотворный треск мечется между их грудными клетками:
- Ведь это же так тяжело - писать трезвым.
- Аой, - Уруха стискивает зубы, рука сжимается на замолчавших струнах. – Хватит…
- Нет, гораздо тяжелее, Койю, - шипит Аой, и его глаза болезненно блестят в осколках ночи.
Дверь захлопывается с грохотом, и этот грохот эхом отдается в костях.
3.
И Аой пытается.
Он воздвигает каменные стены, и роет рвы, и увеличивает дистанцию между ними. Он постит твиты до тех пор, пока фанаты не начинают критиковать его за бодрствование до рассвета; он курит до тех пор, пока в его глазах не начинает мутиться от пепла. Аой таскает за собой Хицуги (и Казуки, и Мизуки, и Чию, и…) во все бары, какие только может вспомнить. Огни теряют четкость, а его руки тяжелеют, и горящая неоном ночь убаюкивает его, пока он опрокидывает очередной стакан.
Он пытается забыть мозоли от струн на его пальцах.
Он пытается забыть, что репетиция завтра.
Он пытается забыть его имя.
Он пытается забыть.
4.
У него не получается.
5.
Его губы отдают водкой и увядшими прощаниями, когда Уруха открывает дверь, и ночь втекает в его квартиру вместе с ввалившимся Аоем, чьи дрожащие ладони словно примагничивает к телу Урухи. В волосах Аоя запутался дым, и Уруха задыхается от него. Вытравивший легкие никотин напоминает о себе – Урухе не хватает воздуха, у Аоя щеки мокрые, и оба падают, падают…
Удар спиной о стену вышибает остатки дыхания. Уруха позволяет Аою терзать его каждым соприкосновением их губ, подхватывая мужчину под локти, когда тот начинает сползать вниз.
Аой едва стоит на ногах, и потому тянет Уруху за собой – вниз, вниз, пока они не оказываются на коленях, и Аой шепотом просит просто посмотреть на него…
Уруха дрожащей рукой проводит по лицу Аоя; краткое мгновение спокойствия вне его сломленного голоса и остекленевших глаз. Большим пальцем поглаживает под подбородком, остальными касается разомкнутых губ Аоя – по нервной пульсации он чувствует, как мужчина сглатывает, – и Уруха наклоняется к нему.
Он прикусывает нежную кожу за ухом, и на короткий, прекрасный миг забывает, что это не то, чем должно было бы быть.
Он забывает с каждым гортанным стоном, вырывающимся у Аоя, – забывает, теряется и находит себя в мягких угольно-черных прядях, в теплом дыхании, мимолетно касающемся кожи.
И лишь потом осознается, что запах дешевого алкоголя липнет к коже, что губы Аоя на вкус как содержимое пепельницы, и Уруха не может… не может… не может…
Он опускается на Аоя, вцепившись в рефлекторно подрагивающие бедра – пытаясь сделать происходящее как можно более грязным, пытаясь заставить Аоя кричать, пытаясь ногтями, покрытыми черным лаком, выцарапать все имена (Юу, Аой, Широяма) на его спине. Каждым толчком и каждым гортанным стоном он пытается причинить как можно больше боли. Уруха грубо кусает губы Аоя, пачкая алым свои зубы. Но Аой только нежно, несмотря на мозоли, проводит под его глазами кончиками пальцев, и на них остаются поблескивающие следы влаги.
Аой, кажется, моргает, глядя на слезы на своих руках, тяжело дышит, начиная отталкивать Уруху. Вот только алкоголь въелся в самые кости, так что ему остается только вцепиться куда-то в лопатки, так сжимая хватку, словно ему хочется сломать их, высвобождая искореженные крылья.
- Не играй со мной, - наконец шепчет Аой в шею Урухи.
Тот моргает, ощущая свои слезы на своей же спине, когда руки Аоя – мокрые - соскальзывают в последней попытке. Они остаются лежать, косточки на бедрах острые, а колени стерты деревянным полом.
- Не надо, - предупреждает Аой, в горле хрипит – умоляюще.
И Уруха просто прижимается губами к его щеке…
его подбородку…
Его следам
его телу…
Его тени, когда он уходит.
6.
Уруха прячет лицо за косметикой. Его щеки приобретают жгучий оттенок фиолетово-розового и чужих прикосновений.
Аой отрывает взгляд от спутавшихся струн и видит черно-серый крик в глазах Урухи.
Видит боль и чужое имя на его губах.
7.
Иногда Уруха задумывается над тем, как Аой выглядит во сне – как он закрывает глаза, прижимаясь ближе грудь к груди, когда его черные волосы путаются в простынях и под руками Урухи. Он задумывается, остается ли Аой все тем же, когда он лежит вот так, распахнув глаза, сжимая в пальцах хвосты упавших звезд.
Уруха задумывается, что сделает Аой, если прошептать куда-нибудь в пространство между его сердцем и ключицей: «Ладно. На этот раз – ладно».
Потому что, может быть, Аой коснется кончиками пальцев уголков глаз Урухи, его губы недоверчиво застынут так близко – ближе, еще ближе – и бедра задрожат, когда он совсем перестанет двигаться, чтобы вдохнуть. И выдохнуть.
И, может быть, Уруха сможет пообещать или даже поклясться – и это, может быть, будет восхитительно.
Спина Аоя выгибается под мозолистыми пальцами Урухи, тихие стоны разделяют их, и, может быть, когда все кончится, Уруха потянется к Аою, к его ждущей руке, возьмет эту пустую ладонь и, может быть…
Уруха смотрит, как Аой затягивается сигаретой, наушники сидят неровно, в ноутбуке гудят недоношенные ноты и аккорды. Его глаза прослеживают почти незаметные морщинки, собравшиеся на лбу, наблюдают за тем, как подрагивают закрытые веки Аоя, поглощенного музыкой.
И Уруха задумывается над тем, какие глаза у Аоя, когда их никто не видит.
Задумывается, красит ли их своими чернилами та ночь, которая настигает его, когда немного погодя Аой, сорвавшись с места, толкает его к дверному проему – наушники сиротливо свисают со стола, покачиваясь на спутанных проводах, а язык ловит пульс Урухи.
- Ты пахнешь сигаретами, - Аой прикусывает нижнюю губу мужчины, пробуя пепел на вкус.
Уруха откидывает голову назад, шипит, когда зубы Аоя оттягивают его губу.
- Ты так по мне соскучился?
Уруха мотает головой, упираясь затылком в стену, Аой медленно покачивает бедрами – ужасно медленно, болезненно, наслаждаясь трением – приближая к маленькой смерти*.
- Ты называешь его моим именем, когда кончаешь с ним?
Еще один толчок, косточки бедер впиваются в кожу.
Глаза у Аоя черные и измученные, и Урухе хочется унять их боль – как-нибудь объяснить этой рваной ране в груди Аоя, что он не это имел в виду, он никогда это не имел в виду, он всегда хотел… хотел…
Но вместо этого он шепчет в замершие руки Аоя:
- Да.
7.
посмотри-на-меня
посмотри-на-меня
Когда Уруха наконец это делает, Аой лежит, едва ли не уткнувшись лицом в подушку, – и его щека гармонирует цветом с алым одеялом, сбившимся к лодыжкам. Света почти нет, но Уруха может проследить очертания тела, словно наполненного внутренним сиянием. Видит изгиб его спины, родинки на плечах. И когда Аой открывает глаза…
темные, почти черные
карие – теплые
жадно выдыхающие его имя
…Уруха закрывает их поцелуем.
______
*Прим. пер. Оргазм еще иногда называют маленькой смертью (от фр. la petite mort), потому что в этот момент испытываешь мощнейшие эмоции, полностью утрачиваешь самоконтроль и, как бы, умираешь психологически. Чтобы возродиться вновь.
Автор: colberry
Переводчик: Leshaya
Бета: Malva, Mstelina
Пейринг: Аой/Уруха
Жанр: drama, romance
Рейтинг: R
Дисклеймер: временами я их одалживаю, но они мне не принадлежат.
Описание: Потому что когда все заканчивается, Аой все еще прижимается губами к плечу Урухи, словно шепчет что-то, словно складывает созвездия из его родинок.
Прим.автора: Написано между 1 и 2 часами ночи. Привет, ангст, я скучала по тебе.
Прим.пер.: Я еще не признавалась в любви к colberry? Как я могла -_-
1.
Чем больше Аой пьет, тем шире улыбаются ему окружающие – их лица растягиваются и манят подойти хоть немного ближе – и тем сильнее тени фонарей напоминают ему руки, ищущие его дрожащих пальцев. И он срывается в бег – через бар, к покрасневшим звездам, к мрачной улыбке, больше напоминающей оскал, которой одаривает его Уруха, когда его настойчиво тянут за рукав. Аой наклоняется, чтобы плотнее прижаться к гибкому телу, и в его горле что-то рождается, что-то теплое и уже почти произнесенное. Он смотрит на канареечно-желтое в свете фонарей горло Урухи, и слова появляются будто сами собой. Невинные признания.
Нечто вроде:
- Я написал ее для тебя.
Или что-то больше похожее на:
- Иногда я мечтаю, чтобы ты был здесь.
И Уруха сглатывает, его горло пульсирует в такт пропущенным ударам сердца, когда он шепчет в пространство задымленного бара:
- Я же и так здесь.
Но Аой трясет головой – нет-нет-нет – и берет Уруху за руку, чтобы прижать его холодные пальцы к своему лицу. Наклоняется ближе. Взгляд остановившийся. Спина начинает ныть.
- Нет. Здесь.
2.
Они трахаются грубо, они трахаются нежно – на запястьях остаются синяки, губы трескаются, сердца разрываются и повисают на абажурах – но от этого ничего и никогда не меняется.
Потому что когда все заканчивается, Аой все еще прижимается губами к плечу Урухи, словно шепчет что-то, словно складывает созвездия из его родинок. Он тянется ближе, стремясь преодолеть болезненно ощущаемое расстояние между ними, закидывает ногу на бедро Урухи, ледяные ступни касаются холодных лодыжек. Пальцы робко скользят, оглаживая дрожащие ладони (можно это будет - нашим? хотя бы раз?)
Потому что Уруха все еще сбегает так далеко, как только может – за звуконепроницаемые стены студии, на дно стакана, куда угодно, лишь бы подальше от смятых простыней и молчаливой просьбы остаться.
И может, это и к лучшему, что Аой доходит до ручки, с грохотом открывая дверь студии звукозаписи и с рычанием срывая наушники с головы Урухи. Он смотрит исподлобья, и кривая ухмылка рассекает его лицо:
- Может, теперь у тебя хватит вдохновения написать свое гребаное соло.
Аой швыряет наушники на пол, тошнотворный треск мечется между их грудными клетками:
- Ведь это же так тяжело - писать трезвым.
- Аой, - Уруха стискивает зубы, рука сжимается на замолчавших струнах. – Хватит…
- Нет, гораздо тяжелее, Койю, - шипит Аой, и его глаза болезненно блестят в осколках ночи.
Дверь захлопывается с грохотом, и этот грохот эхом отдается в костях.
3.
И Аой пытается.
Он воздвигает каменные стены, и роет рвы, и увеличивает дистанцию между ними. Он постит твиты до тех пор, пока фанаты не начинают критиковать его за бодрствование до рассвета; он курит до тех пор, пока в его глазах не начинает мутиться от пепла. Аой таскает за собой Хицуги (и Казуки, и Мизуки, и Чию, и…) во все бары, какие только может вспомнить. Огни теряют четкость, а его руки тяжелеют, и горящая неоном ночь убаюкивает его, пока он опрокидывает очередной стакан.
Он пытается забыть мозоли от струн на его пальцах.
Он пытается забыть, что репетиция завтра.
Он пытается забыть его имя.
Он пытается забыть.
4.
У него не получается.
5.
Его губы отдают водкой и увядшими прощаниями, когда Уруха открывает дверь, и ночь втекает в его квартиру вместе с ввалившимся Аоем, чьи дрожащие ладони словно примагничивает к телу Урухи. В волосах Аоя запутался дым, и Уруха задыхается от него. Вытравивший легкие никотин напоминает о себе – Урухе не хватает воздуха, у Аоя щеки мокрые, и оба падают, падают…
Удар спиной о стену вышибает остатки дыхания. Уруха позволяет Аою терзать его каждым соприкосновением их губ, подхватывая мужчину под локти, когда тот начинает сползать вниз.
Аой едва стоит на ногах, и потому тянет Уруху за собой – вниз, вниз, пока они не оказываются на коленях, и Аой шепотом просит просто посмотреть на него…
Уруха дрожащей рукой проводит по лицу Аоя; краткое мгновение спокойствия вне его сломленного голоса и остекленевших глаз. Большим пальцем поглаживает под подбородком, остальными касается разомкнутых губ Аоя – по нервной пульсации он чувствует, как мужчина сглатывает, – и Уруха наклоняется к нему.
Он прикусывает нежную кожу за ухом, и на короткий, прекрасный миг забывает, что это не то, чем должно было бы быть.
Он забывает с каждым гортанным стоном, вырывающимся у Аоя, – забывает, теряется и находит себя в мягких угольно-черных прядях, в теплом дыхании, мимолетно касающемся кожи.
И лишь потом осознается, что запах дешевого алкоголя липнет к коже, что губы Аоя на вкус как содержимое пепельницы, и Уруха не может… не может… не может…
Он опускается на Аоя, вцепившись в рефлекторно подрагивающие бедра – пытаясь сделать происходящее как можно более грязным, пытаясь заставить Аоя кричать, пытаясь ногтями, покрытыми черным лаком, выцарапать все имена (Юу, Аой, Широяма) на его спине. Каждым толчком и каждым гортанным стоном он пытается причинить как можно больше боли. Уруха грубо кусает губы Аоя, пачкая алым свои зубы. Но Аой только нежно, несмотря на мозоли, проводит под его глазами кончиками пальцев, и на них остаются поблескивающие следы влаги.
Аой, кажется, моргает, глядя на слезы на своих руках, тяжело дышит, начиная отталкивать Уруху. Вот только алкоголь въелся в самые кости, так что ему остается только вцепиться куда-то в лопатки, так сжимая хватку, словно ему хочется сломать их, высвобождая искореженные крылья.
- Не играй со мной, - наконец шепчет Аой в шею Урухи.
Тот моргает, ощущая свои слезы на своей же спине, когда руки Аоя – мокрые - соскальзывают в последней попытке. Они остаются лежать, косточки на бедрах острые, а колени стерты деревянным полом.
- Не надо, - предупреждает Аой, в горле хрипит – умоляюще.
И Уруха просто прижимается губами к его щеке…
его подбородку…
Его следам
его телу…
Его тени, когда он уходит.
6.
Уруха прячет лицо за косметикой. Его щеки приобретают жгучий оттенок фиолетово-розового и чужих прикосновений.
Аой отрывает взгляд от спутавшихся струн и видит черно-серый крик в глазах Урухи.
Видит боль и чужое имя на его губах.
7.
Иногда Уруха задумывается над тем, как Аой выглядит во сне – как он закрывает глаза, прижимаясь ближе грудь к груди, когда его черные волосы путаются в простынях и под руками Урухи. Он задумывается, остается ли Аой все тем же, когда он лежит вот так, распахнув глаза, сжимая в пальцах хвосты упавших звезд.
Уруха задумывается, что сделает Аой, если прошептать куда-нибудь в пространство между его сердцем и ключицей: «Ладно. На этот раз – ладно».
Потому что, может быть, Аой коснется кончиками пальцев уголков глаз Урухи, его губы недоверчиво застынут так близко – ближе, еще ближе – и бедра задрожат, когда он совсем перестанет двигаться, чтобы вдохнуть. И выдохнуть.
И, может быть, Уруха сможет пообещать или даже поклясться – и это, может быть, будет восхитительно.
Спина Аоя выгибается под мозолистыми пальцами Урухи, тихие стоны разделяют их, и, может быть, когда все кончится, Уруха потянется к Аою, к его ждущей руке, возьмет эту пустую ладонь и, может быть…
Уруха смотрит, как Аой затягивается сигаретой, наушники сидят неровно, в ноутбуке гудят недоношенные ноты и аккорды. Его глаза прослеживают почти незаметные морщинки, собравшиеся на лбу, наблюдают за тем, как подрагивают закрытые веки Аоя, поглощенного музыкой.
И Уруха задумывается над тем, какие глаза у Аоя, когда их никто не видит.
Задумывается, красит ли их своими чернилами та ночь, которая настигает его, когда немного погодя Аой, сорвавшись с места, толкает его к дверному проему – наушники сиротливо свисают со стола, покачиваясь на спутанных проводах, а язык ловит пульс Урухи.
- Ты пахнешь сигаретами, - Аой прикусывает нижнюю губу мужчины, пробуя пепел на вкус.
Уруха откидывает голову назад, шипит, когда зубы Аоя оттягивают его губу.
- Ты так по мне соскучился?
Уруха мотает головой, упираясь затылком в стену, Аой медленно покачивает бедрами – ужасно медленно, болезненно, наслаждаясь трением – приближая к маленькой смерти*.
- Ты называешь его моим именем, когда кончаешь с ним?
Еще один толчок, косточки бедер впиваются в кожу.
Глаза у Аоя черные и измученные, и Урухе хочется унять их боль – как-нибудь объяснить этой рваной ране в груди Аоя, что он не это имел в виду, он никогда это не имел в виду, он всегда хотел… хотел…
Но вместо этого он шепчет в замершие руки Аоя:
- Да.
7.
посмотри-на-меня
посмотри-на-меня
Когда Уруха наконец это делает, Аой лежит, едва ли не уткнувшись лицом в подушку, – и его щека гармонирует цветом с алым одеялом, сбившимся к лодыжкам. Света почти нет, но Уруха может проследить очертания тела, словно наполненного внутренним сиянием. Видит изгиб его спины, родинки на плечах. И когда Аой открывает глаза…
темные, почти черные
карие – теплые
жадно выдыхающие его имя
…Уруха закрывает их поцелуем.
______
*Прим. пер. Оргазм еще иногда называют маленькой смертью (от фр. la petite mort), потому что в этот момент испытываешь мощнейшие эмоции, полностью утрачиваешь самоконтроль и, как бы, умираешь психологически. Чтобы возродиться вновь.
