-14-
Только бы не струсить, только бы не сдать назад. Я прекрасно понимал, что рискую не только своей жизнью, но и жизнью своих друзей, которые доверились мне. Слабым утешением служило то, что если нас все-таки догонят, то вряд ли пригласят на чайную церемонию, а, скорее всего, просто отправят на тот свет самым коротким путем. Адреналин адреналином, но эта жизнь мне нравилась гораздо больше, чем небольшая фарфоровая урна на мамином камине.
Очень хотелось хоть чем-то разорвать гнетущую тишину, воцарившуюся в салоне. Как назло, я не мог вспомнить ни одной традиционной песни самураев или камикадзе, а напевать то, что Акира традиционно орал по утрам в ванной, я просто постеснялся.
Не знаю, о чем там думал водитель во встречной машине, но подозревал, что о чем-то подобном. И, по-видимому, его перспектива стать горсткой праха прельщала еще меньше, чем нас всех вместе взятых. В последний момент он резко выкрутил руль, уводя автомобиль в сторону и практически слетая с трассы. Я мысленно поблагодарил столб электропередачи, любовно встретивший труса, и еще сильнее притопил газ, хотя казалось, что больше уже просто некуда.
Я летел навстречу другим автомобилям, нарушая все существующие правила, но, к счастью, на этой дороге я был единственным самоубийцей.
- Сбавь скорость, - я не сразу услышал тихий голос, но потом все-таки уловил и даже смог немного отпустить педаль. Стрелка спидометра резко поползла к отметке сто. О том, с какой скоростью я сейчас гнал, даже думать не хотелось.
В крови зашкаливал адреналин. Рука перестала болеть и совершенно потеряла чувствительность. Рубашка заскорузла от крови и теперь неприятно терла правый бок, но это еще можно было терпеть.
Я свернул с трассы, углубляясь в город и потихоньку приходя в себя. Койю все так же помогал мне с коробкой и шепотом задавал направление. Мы говорили совсем не громко. Не хотелось спугнуть эту тишину и какое-то осязаемое облегчение.
Следуя указаниям Койю, мы доехали до больницы. Тот первым выбрался из машины и практически оказался рядом с моей дверью, собираясь в очередной раз позаботиться обо мне. Опираясь на его руку и чертыхаясь через слово, я тоже смог покинуть салон, чтобы осознать, что колени позорно дрожат, а во всем теле распространяется противная слабость. Брошенный через плечо взгляд убедил меня в том, что больше никто сопровождать нас не собирался. Таканори восседал на коленях Акиры, обнимая его за шею и целуя так страстно и жарко, что даже мне стало неловко. С другой стороны, было понятно, что люди подготовились умирать, поэтому не хотели терять ни секунды.
Я же с трудом держался на ногах. И понимал, что вот уже теперь я точно отключусь на длительный срок. Койю потянул меня за рукав, а потом снова поймал меня в свои объятия. Силы таяли практически на глазах, в ушах снова звенело, а перед глазами все плыло. Я дышал им, его запахом, и радовался тому, что пока еще жив, пусть и совсем не надолго.
Мироощущение окончательно распрощалось со мной еще в приемном покое. Яркий свет, шум и острый запах лекарств оказались последними сознательными воспоминаниями. Далее сохранились только обрывки ощущений и случайно прорвавшиеся сквозь бессознательное слова.
- Скорее, скорее, врача живо! – кажется, это кричал Койю. Его голос дрожал и срывался. Он что, боялся за меня? Надо же, как странно.
Я снова смог чувствовать боль, но уже не такую сильную. Скорее всего, в ход пошли какие-то анестетики и прочие препараты. С моим телом что-то происходило, но я был слишком глубоко в себе, чтобы это воспринимать. Легче стало лишь тогда, когда я почувствовал тепло под пальцами левой руки. Я не мог сейчас вообще ничем шевелить, но ощущал, как ладонь сжали сильные тонкие пальцы. Они не обжигали, скорее согревали и поддерживали, дарили успокоение и обнадеживали. Я сосредоточился на этом тепле и нежности, переставая погружаться в бездну и замирая на полпути. Потом потянулся назад, стремясь приблизиться и согреться еще немного, а потом еще и еще. Резкий неприятный запах заметно ускорил мое продвижение и привел меня в чувство. Теперь я ощущал правую руку как нечто инородное, тяжелое и совершенно не гнущееся. Зато рука не болела, хотя я и знал, что это временное явление. Когда закончится действие обезболивающих, я начну медленно сходить с ума.
Я не знал, что именно Койю наплел врачам, но у меня совершенно ничего не спросили, а просто вывезли обратно в приемный покой, давая понять, что я могу убираться на все четыре стороны. Даже туман, прочно установившийся перед глазами, позволил мне рассмотреть, что ни Акиры, ни Таканори здесь не наблюдалось. Я даже обиделся немного, подозревая, что мой друг так и не смог оторваться от своего обоже. Я вообще не был уверен, что Аки заметил, куда мы приехали и зачем. А до сегодняшнего дня Таканори так явно хотел сделать меня на одну голову меньше ростом или, хотя бы, кастрировать, что тоже вряд ли расстроился, когда заметил наше отсутствие. Если они вообще заметили, что мы ушли.
Когда Койю вывел меня на крыльцо, поддерживая так бережно, словно в его руках была фарфоровая ваза времен первой китайской династии Тан, картина изменилась. Чуть в стороне от дверей стоял Акира. Вернее, это я смог разглядеть только его. Но по тому, как жарко и напористо он вжимался в стенку, то стоило полагать, что между ним и шероховатым покрытием была еще тонкая прослойка из отвечающего на поцелуи Таканори. Когда на шее Акиры я смог рассмотреть сцепленные в замок руки, то окончательно убедился в собственной правоте. Койю вкрадчиво покашлял, стараясь привлечь внимание целующейся парочки до того, как стена за их спинами оплавится, но его проигнорировали. Мое вполне себе вежливое прямое обращение, всего на треть разбавленное красочными сравнениями, также ушло в никуда. Я, правда, не придумал ничего лучше, кроме как пнуть Акиру ровненько в его мыслительный центр и тут же спрятаться за спиной Койю. Его узкая напряженная спина, конечно, совершенно меня не скрывала, зато я смог беспрепятственно зарыться носом в длинные волосы на затылке и блаженно закрыть глаза. Я решил, что мне стеснятся уже поздно, поэтому обнял его за талию, стараясь максимально вжаться в его стройное тонкое тело. Койю ощутимо подрагивал, чувствуя, как моя ладонь сползает к ремню его брюк. Не то, чтобы я хотел устраивать порно-шоу прямо на крыльце больницы, соперничая с Акирой и Такой, я просто не мог удержаться, теряя голову от пряного запаха Койю, от тепла и близости его тела.
Когда я выглянул из-за плеча Койю, то не сразу вспомнил, зачем я там оказался. Я с таким недоумением уставился на возмущенного Акиру, что тот засомневался, а не показалось ли ему вообще, что кто-то посягал на его пятую точку. Таканори был отнюдь не таким доверчивым. Он ревниво смотрел на меня, на всякий случай держа руки на заднице Акиры. Я бы не удивился, если бы узнал, что там появилась татуировка «собственность Таканори». Я успел даже прикинуть, пошел бы моему приятелю какой-нибудь дизайнерский ошейник или Така смог бы доверять миру настолько, чтобы иногда спускать объект своей страсти с поводка. По всему выходило, что ходить теперь Аки исключительно с намордником и под чутким надзором хозяина.
- Пора ехать, - Койю, наконец, собрался и слегка провернулся, чтобы обнять меня и легонько подтолкнуть к машине. Каждый новый шаг давался мне с трудом, потому что от избытка лекарств и потери крови меня ощутимо клонило в сон. И все равно Така и Акира умудрялись двигаться еще медленнее и отставать с каждым метром. Мы уже добрались до автомобиля, когда выяснилось, что мой друг застрял на середине пути. Причина была более чем прозаической: Така обвил его руками и ногами и снова напрашивался на поцелуй.
В этот момент я осознал, что мне предстоит расстаться с одним из основных принципов в своей жизни. Сейчас я сам осознанно собирался сесть на пассажирское сидение. В моем состоянии я мог просто убить нас всех, а именно сейчас такой исход событий был самым пессимистичным. Правда, я никогда не думал, что таким подвигом окажется просто достать из кармана ключи и вложить их в протянутую руку.
Койю шагнул ко мне, стремясь как-то скрасить тяжелый для меня момент, но я отвернулся и медленно двинулся к своей двери, стараясь держать равновесие и как можно меньше опираться на автомобиль. Я уже взялся за ручку, когда Койю резко дернул меня на себя, разворачивая и тут же впиваясь в мои губы жадным, требовательным поцелуем. Он не пытался больше утешить меня или проявить сочувствие. Сейчас он просто хотел меня и демонстрировал это самым доступным способом. Его язык то легко порхал, очерчивая контур моих губ, то сильно надавливал, заставляя меня задыхаться. Когда воздуха окончательно перестало хватать, я снова стал терять сознание. Оттолкнуть его, чтобы просто отдышаться, мне даже в голову не пришло. Он отпрянул сам, когда я подозрительно обмяк в его руках и тяжело привалился к металлическому боку машины. От неловкости и смущения Койю закусил губу и посмотрел на меня так виновато, что у меня даже сердце заболело. Я коснулся его руки, а потом просто прижал ее к своей груди. Он ощутил это бешенство, неистовство, ярость, с которой мое сердце билось о грудную клетку, страстно желая выпасть к ногам Койю. Оно бы и выпало, не удержи его Койю своей ладонью. Я мог бы стоять вот так всю жизнь: смотреть на него, улыбаться в ответ на его смущенную улыбку и просто держать его за руку.