-9-
Говорить о том, что все наладилось, было еще слишком рано. В самый короткий срок прежние хозяева подпольного ринга должны были узнать, что их план мести накрылся медным тазом. По-хорошему, нам стоило бы спрятать не только Акиру, но и Таканори, которого уже один раз использовали в качестве убедительного аргумента. Идеальным вариантом оказалась бы возможность отправить их за границу, желательно в теплую страну со множеством людей самых разных национальностей. Койю даже смог убедить Таканори, что для них сейчас это было бы наилучшим выходом, но в диалог встрял Акира и пустил все дипломатические таланты Койю просто псу под хвост. Мотивация Акиры была проста и примитивна, как и все мыслительные процессы австралопитеков. Он напирал на то, что в их отсутствие могут взяться за нас.
Я, видимо, мыслил столь же примитивно, как и Акира, будучи его прямым родственником в вопросах умственного развития. Именно по этой причине я не смог подобрать убедительных контраргументов. Таканори и Койю, как люди интеллигентные и образованные, сначала хором выказали нам свое отношение к упрямству вообще и двум козлам в частности, а потом перешли к откровенным приставаниям и умилительным просьбам.
За те три года, что я прожил с Койю, я так и не научился слишком долго сопротивляться его чарам. Уже через пару минут жалобных хныканий, приправленных полными скрытого эротизма жестами, я был готов подписать акт о капитуляции и сдаться на милость победителя. Я был даже согласен уехать на неопределенный срок из страны, чтобы обезопасить Койю. Более того, в тот момент, когда мой любимый небрежно встряхнул волосами, а потом провел ладонью сначала по шее, потом по груди, видневшейся в вырезе рубашки, плавно опуская руку к напряженному в предвкушении животу. Когда его пальцы вызывающе потянули пряжку ремня, я захлебнулся слюной и подался вперед, демонстрируя крайнюю степень нетерпения. Таканори на столь откровенную провокацию не решился, ограничившись лишь прижатыми к приоткрытым губам пальцами. Акира же, от греха подальше, крепко зажмурил глаза и на всякий случай выставил перед собой кордон из Ютаки, который в споре по личным причинам не участвовал. Таканори уже нацелился на то, чтобы атаковать любимого со спины, когда Акира сообразил, что в относительной безопасности он окажется, только отгородившись какой-нибудь прочной стеной. Все так же прикрываясь телом Юты, как щитом, Акира бодро рванул в ванную, на ходу запевая нечто настолько пошлое и неприличное, что даже я покраснел, хотя только что без всякого зазрения совести был готов устроить публичное порношоу. Оказавшись в недоступной для цепких пальчиков и соблазнительно надутых губок Таканори зоне, Акира быстро свернул свои песнопения и громко провозгласил, что никуда из Токио не поедет. Более того, он пообещал вовсе не покидать оккупированную территорию, если Така и Койю не успокоятся и не перестанут использовать свое секретное оружие.
При ближайшем рассмотрении спонтанный план Акиры оказался не менее продуманным и дальновидным, чем стратегии профессиональных военных. Мало того, что мой друг умудрился утащить с собой заложника, так он еще и в одиночку завладел таким ключевым объектом, как санузел. Все наше ехидное хихиканье, что без пищи Акира протянет там совсем недолго, утихло само собой, стоило только ощутить, как запросился наружу выпитый за ужином зеленый чай. Я всю жизнь придерживался принципа, что пусть лучше лопнет моя совесть, чем мой мочевой пузырь, поэтому первым запросился в добровольные заложники к Акире. Время, которое потребовалось Койю и Таканори, чтобы признать свое поражение оказалось обратно пропорционально количеству поглощенной жидкости. Уже через полчаса в ванной нас было четверо, а вредный мелкий мучительно кряхтел под дверью, не решаясь пойти на попятный и сдаться. Акира не смог долго терпеть тяжкие вздохи и полные страдания стоны, поэтому вскоре смилостивился и снял осаду.
Уже вернувшись в гостиную, мы пришли к одному выводу: никто и никуда не поедет, просто чтобы избежать семейных скандалов. И если мы с Койю помирились практически мгновенно, то Аки и Таке еще предстояло найти подходящие слова, чтобы вернуть прежнее положение вещей. Пока что Така демонстративно отсел подальше, поджал под себя ноги и обиженно надул губы, всем своим видом давая понять, что королеве нанесли смертельное оскорбление, которое можно смыть только кровью. Акира бросал на него виноватые взгляды, но подходить ближе, чем на три метра пока не решался, с опаской косясь на фарфоровую вазочку, которую я неосмотрительно оставил на столе рядом с креслом Таки. Наш маленький принц рассматривал хрупкую посудину с нескрываемым интересом, на глаз прикидывая ее полетные качества и дальнобойность. Вскоре вазочка была признана пригодной, и Таканори, не мудрствуя лукаво, без замаха отправил ее в нашу с Акирой сторону. И если мой друг был привычен к метательной посуде, и уже отточенным до автоматизма движением ушел с траектории полета куска фарфора, то я, не имея опыта знаменитых собак физиолога Павлова, просто тупо смотрел, как снаряд прицельно летит мне в лоб. Визг Таканори и бурная ругань Койю ввинтились в уши одновременно с хороводом звездочек, заплясавших перед глазами. Последние сошлись в кучку и теперь успешно посылали друг друга в поле копать лопухи. От удара тяжелым предметом в голове родилась первая умная мысль за весь вечер: рядом с Таканори лучше всего находиться в каске. Просто чтобы проверить возникшее подозрение, я костяшками пальцев постучал по голове Акиры, ожидая услышать металлический гул от вживленных титановых пластин. Больше ничем тот факт, что он до сих пор жив, я объяснить не мог. Приятный звук, схожий с постукиванием по пустой кастрюльке, меня изрядно повеселил. Я стал машинально выстукивать незатейливый ритм и очнулся только тогда, когда Койю перехватил мою руку и с тревогой заглянул мне в глаза. Я снова автоматически свел их к переносице, а заодно и язык высунул, демонстрируя выражение лица, свойственное высшему разуму. Акира выпал в осадок. Он даже не нашел в себе сил засмеяться, а просто провыл что-то отдаленно напомнившее «извини» в адрес Койю, уполз в укрытие, то бишь, за диван. Зато Ютака хохотал за двоих. Он правильно истолковал просвещенное выражение моего лица и теперь развлекался вовсю. Таканори метался по комнате, роняя вещи и только что не кудахча от волнения. Если не брать в расчет мое поведение, то картинка получилась просто аховая: из пореза на лбу ручьем льется кровь, уже на полу собралась приличная лужица, а виной всему чья-то нервозность и криворукость. Койю никак не мог определиться, что ему делать: то ли пытаться остановить кровь, то ли сразу начать рвать причитающего Таканори на маленькие копии.
Я перестал дурачиться и кривляться только тогда, когда Койю всерьез решил звонить в скорую, а заодно вызвать еще и психиатрическую перевозку. Последняя должна была, по его мнению, забрать неприлично веселого Ютаку и чересчур вспыльчивого Таканори. Акира категорически запретил куда-либо увозить его сокровище, но из-за дивана так и не вылез, до сих пор припоминая, сколько ваз осталось в поле зрения дорогого супруга.
Я едва смог утихомирить Койю, убедив его, что я в относительном порядке. В качестве извинения я взял с Таканори обещание завтра сопровождать меня в рейде по магазинам, а сам утащил свое сердито сопящее счастье в ванную. Мне уже давно хотелось смыть с лица тянущую пленку засохшей крови, а заодно немного пошалить. Уже с порога я услышал, как Ютака пошел по новому кругу, истерически хохоча и задыхаясь. Если ориентироваться на звук, то Таканори выбрал новый способ продемонстрировать Акире свое отношение к их конфликту. Маленькая подушка со свистом рассекала воздух, а потом опускалась на плечи Аки. Голову он старался прикрыть руками. Така же удобно устроился на спинке дивана и ритмично поднимал и опускал руку, всем своим видом символизируя, что внутри у него вечный двигатель, и он может продолжать в том же духе еще минимум несколько часов: пока подушка не порвется. Я на минуту засомневался, что мы сегодня обойдемся без услуг скорой помощи, потому что Ютака уже захлебывался и едва дышал, проклиная несносных божьих коровок и их предков до седьмого колена.
Все мои мысли и тревоги растворились, стоило мне оказаться в шаге от Койю, который торопливо стягивал рубашку через голову. В голове зашумело, когда я заметил полосу светлой кожи над ремнем джинсов. Она все ширилась, а я жадно хватал ртом воздух, страстно желая прикоснуться, погладить пальцами шелковистое великолепие, оставить на нем следы своих губ как символ принадлежности. Койю вздыхал судорожно и прерывисто, сладко жмурился, когда я осторожно трогал его напряженное тело, пока только присматриваясь, словно пробуя на вкус экзотическое блюдо. Я целовал его беспорядочно и нежно, то едва ощущая, как горяча и пьяняща на вкус его кожа, то жадно глотая его аромат, терзая его губами и пальцами, оставляя на чувствительном и отзывчивом теле все новые и новые отметки. Койю плавился в моих руках, позволяя абсолютно все, что я мог пожелать. А я разрывался, стремясь оказаться сразу везде, отдать ему все свое тепло и нежность, принять то, что он предлагал мне так бесстыдно, откровенно и страстно. В том, как он прогибался в спине, обхватывая меня ногами, принимая в себя, приглашая проникнуть как можно глубже, прижаться теснее, не было ничего пошлого. Я подавался ему на встречу, хаотично целовал разгоряченные щеки и губами ловил глухие стоны. Плечи и спина давно уже горели, расцвеченные узорами от его ногтей. Койю торопился закрепить свои права на меня, расписаться в своем желании, убедить меня и весь мир в том, что только я имею для него значение. В каждом нашем движении, слитном и целостном, словно выполненным единым организмом, а не двумя сплетенными телами, был общий ритм, одна мелодия, слышная только нам. И ее кульминация не заставила себя долго ждать, обжигающей волной прокатываясь по венам, опаляя и давая долгожданное освобождение.