-23-
Утром я уже привычно погладил холодные простыни на половине Койю и только потом открыл глаза, стараясь продлить приятные воспоминания о хорошем сне. В тишине и одиночестве квартиры было сложно поверить, что ночь была реальностью. Шелковая ткань хранила отзвук такого родного и привычного запаха Койю, заставляя меня с жадностью хватать воздух, чтобы не потерять ни единой молекулы этого драгоценного аромата.
Вчера Койю попытался объяснить мне свой неожиданный маскарад, но не слишком в этом преуспел. Мне не терпелось стащить с него это чертово платье, которое, хоть и было достаточно длинным, но умудрялось облегать и подчеркивать не только то, что нужно, но и то, что не желательно демонстрировать в приличном обществе. Койю же нарочито небрежно прохаживался по гостиной, позволяя тонкой ткани эффектно обрисовать изгиб бедра или тонкую талию. Уж не знаю, где именно он раздобыл изящные туфли на умопомрачительной шпильке, но дразнил он меня открывшимся видом так мастерски, что я поневоле задумался, что игры с переодеванием затеваются далеко не в первый раз.
Я ждал, когда же он нагуляется по дому и обратит, наконец, свое внимание на меня. Нога все еще ощутимо болела и мешала мне действовать согласно собственным желаниям. Поэтому я только воображал, как вытаскиваю шпильки из густых медово-золотистых волос, позволяя им рассыпаться по плечам.
Само собой, что половину рассказа я успешно пропустил, переходя в своих фантазиях на медленное и неспешное расстегивание мелких пуговок платья. Очнулся я только тогда, когда заметил в своей голове поразительно умную мысль: а кто Койю эти самые пуговки-то застегивал?
Вопрос слетел с губ раньше, чем я успел продумать, чем это может для меня закончится. К моему счастью, Койю только умилился внеплановому всплеску ревности и радостно переменил тему, став рассказывать, как Таканори помогал ему управиться с платьем. Потом с самым жалобным выражением лица стал упрашивать меня повторить фокус в обратном направлении. Я не стал ломаться, словно девственница, зажатая на сеновале, а жадно притянул к себе обожаемое в любой оболочке тонкое и стройное тело, начиная медленно расстегивать крохотные пуговки-бусинки, целуя при этом каждый открывшийся сантиметр бледной матовой кожи. К моменту, когда я добрался до талии, Койю уже еле дышал, только чудом удерживаясь от того, чтобы не сорвать это проклятое платье. Я же нарочно тянул время, лаская его и трепетно ловя каждый хрипловатый стон.
В результате мне удалось спровоцировать такое извержение вулкана, по сравнению с которым активность Везувия была равносильна слабенькому чиху. Я принимал и дарил ответное удовольствие, растворялся в своем любимом и позволял ему проникать не только в мое тело, но и в душу. Что бы ни происходило между нами при свете дня, оно не имело ничего общего с этим ночным созвучием, гармонией и пониманием друг друга. Кроме смерти не существовало такой силы, которая заставила бы нас отказаться от нашей любви. Зная это, я понимал, что вместе мы сможем справиться со всем, чем угодно.
Я нехотя сполз с кровати, потирая ноющую поясницу, и побрел в ванную, не рискуя, впрочем, отпускать стенку. Холодный душ ощутимо взбодрил, заставив сбросить с себя оцепенение сна. На зеркале я заметил сердечко, вырезанное из ярко-красной бумаги. Знакомым кокетливым почерком на нем было написано, что лучше всякой одежды на моем теле сморятся капли воды. Я самодовольно покрутился перед зеркалом, мысленно соглашаясь со словами Койю, а затем потуже обмотал бедра полотенцем. Волосы вытирать я не стал, позволяя им сохнуть естественным образом. Правда, пока я только чувствовал, как с них на шею, плечи, спину и грудь стекает вода. Койю бы оценил, подумалось мне с некоторой грустью, но я твердо решил, что мы справимся со всеми своими проблемами, а потом я посвящу свою жизнь тому, чтобы сделать Койю счастливейшим человеком на свете.
На кухонном столе меня поджидал легкий завтрак, а на холодильнике очередная записка. Ее содержание сводилось к тому, что я должен набраться сил перед сегодняшним вечером. От краткого описания того, что Койю собирался сделать со мной, я даже покраснел немного, хотя за три года испробовал на себе не один десяток его эротических фантазий. Успокоив себя тем, что к моим собственным планам Койю окажется не подготовлен, я побрел инспектировать шкаф. Выбирать ничего не пришлось. Койю питал болезненную страсть к удлиненным майкам, надеваемым под пиджак с рукавом три четверти, поэтому мне оставалось только согласиться с ним и надеть то, что было описано в весьма подробной инструкции, обнаруженной среди вещей. Такая забота Койю и заинтересованность в каждой мелочи вновь и вновь убеждали меня в том, что в наших отношениях по-прежнему все в порядке, а вынужденная разлука – просто необходимость.
Я устроился в кресле, вытянув ноги, и включил телевизор, чтобы посторонним звуком разорвать угнетавшую меня тишину и безжизненность квартиры. Остановившись на каком-то государственном канале, транслировавшем в это время подробное описание зарубежных стихийных бедствий, я задумался о том, что именно говорил мне вчера вечером Койю. Из его слов я уловил, что причиной не только маскарада, но и экстренного переезда Койю в один из пригородов послужило повышенное внимание к его персоне со стороны начальника полицейского участка. Мужчина прикладывал массу усилий, чтобы перевести заинтересовавшие его отношения из разряда флирта в нечто гораздо более серьезное. Этим самым серьезным в понимании начальника полиции был исключительно секс. Само собой, что Койю на такую авантюру не соглашался. В первый раз он успел выскользнуть из похотливых и цепких ручонок полицейского буквально в самый последний момент. Снотворное успело подействовать прежде, чем того хотелось бы мужчине, так что Койю снова оделся и был таков. Правда, при следующей встрече, которая была направлена уже на решение лично моих проблем, Койю заранее настроился на то, что, возможно, придется идти до конца. Поговорить со мной и хотя бы точно знать, как именно я отреагирую на то, не было никакой возможности. Я валялся в искусственной коме, доказывая тот факт, что до сих пор жив, только бодрым попискиванием приборов. Поэтому Койю решился действовать на свой страх и риск, опасаясь, что дальнейшее лечение я буду проходить уже в тюремной больнице.
Еще с рассказа Акиры я помнил, что в тот день что-то произошло. Крохотная рациональная часть моего мозга благим матом орала, что за мою свободу Койю расплатился собственным телом. Чтобы хоть как-то заткнуть голосистую мелочь, безграничная фантазия подбрасывала одну за другой версии непонятной тоски и обеспокоенности Койю, но все они были слишком неправдоподобны на фоне возможной измены. Хотя надо признать, что я погорячился, назвав такое развитие событий изменой. Как бы там ни было, я был уверен в чувствах Койю, хотя и не одобрял его меры. В моем понимании изменой было бы врать о своих чувствах. Если бы вдруг Койю разлюбил бы меня, но предпочел скрыть это, то только тогда я почувствовал бы себя обманутым и преданным. Здесь же я знал все.
Правда, от моего знания легче не становилось. Во второй раз Койю спасло чудо в лице чрезвычайной ситуации. Операция по освобождению заложников, в том числе и меня, требовала от властей координации всех сил правопорядка. Разумеется, что начальник полицейского участка, в ведомстве которого банда террористов удерживала заложников, просто физически не имел времени на то, чтобы настоять на своем и перевести заигрывания Койю на следующий уровень. У моего любимого появилось достаточно времени, чтобы пошарить в системе, связывающей компьютеры всего округа и сделать там то, что он планировал. Начавшиеся после его визита проблемы с железом списали на перегрузку систем и общие сбои, совершенно не соотнеся их с визитом одного единственного человека. Правда, разрешив все глобальные проблемы, Койю как-то упустил из виду то, что представился своим настоящим именем. Буквально на третьи сутки моего пребывания в больнице Койю позвонил он. И не терпящим возражений тоном пригласил провести с ним вечер. Наплевав на возможные последствия, Койю заявил, что до моей выписки никуда из больницы отлучаться не собирается. То ли сама полиция в эти дни была слишком уж занята получением наград и наказаний за последние события, то ли лично этого человека тронула непоколебимость и самоотверженность Койю, но он согласился подождать до дня моей выписки. Правда, он не побрезговал пригрозить, что если Койю не будет у него тем же вечером, то он лично расскажет мне все грязные подробности их отношений. Ну, на самом деле мужчина преувеличивал, искренне полагая, что я сам выставлю своего любимого за дверь, но тут уж Койю решил не открывать все карты. Он максимально долго тянул с возвращением домой, в тайне радуясь, что нам некуда возвращаться. Своей неслыханной щедростью Ютака изрядно подпортил планы Койю, за что едва не получил в глаз в больничном коридоре. Тогда немного посовещавшись преимущественно матом, они решили, что домой я вернусь один, а Ютака за мной присмотрит. Сам Койю, прихватив только ноутбук да пару кредитных карт, просто исчез, растворившись в толпе жителей Токио. Только устроившись где-то в Сетагайа, Койю догадался позвонить Ютаке и сказать, что он в порядке. Возвращаться домой в ближайшее время он не собирался, справедливо полагая, что стоит переждать, пока не утихнет интерес к нему со стороны начальника полиции. Вот только он не учел, что Ютака станет каждый час докладывать ему, что я курю по несколько пачек в день, отказываюсь нормально есть и по старой привычке сижу на полу у окна. Последней каплей стал мой неожиданный звонок, в котором не было ни слова упрека, а одна безграничная тоска. Койю сдался и решил увидеться со мной во что бы то ни стало. Для того, чтобы его план сработал, он подключил к его разработке Таканори. Результат их совместного труда я имел честь лицезреть прошлым вечером. И, кажется, мне предстояло насладиться этим зрелищем как минимум еще один раз, поскольку Койю вошел во вкус, радуясь возможности абсолютно легально водить общественность за нос.
В этих размышлениях и воспоминаниях я провел добрых полдня, пока не пришел Ютака, которому явно не сиделось дома в отсутствие там его любовника. Кухонным полотенцем он вытурил меня из кресла, заставив сначала ходить по комнате кругами, чтобы разработать ногу, а потом и вовсе откомандировал мыть скопившуюся за столько дней посуду. Мои жалобные вопли о том, что я могу себе позволить посудомоечную машину, были подрезаны на корню аргументом, что именно ее тогда мой друг и покормит. Пришлось становиться к раковине и создавать видимость качественного труда. За своими сетованиями об эксплуатации инвалидов я едва не пропустил сообщение местных новостей о том, что начальник отдела полиции района Сибуя был снят со своего поста за аморальное поведение и несоответствие занимаемой должности.