Акихиде, не сводя глаз с бледного лица Карю, стал медленно отводить сложенные в молитвенном жесте руки в сторону, вместе с ними ведя и клинок меча.
Мы с Уэдой отмечали каждый миллиметр, боясь сделать вдох и разбить хрупкое равновесие.
- Вы все равно умрете, - выдавил Карю, не в силах противиться «вампиру».
- Мы еще посмотрим. Забери его, - приказ, брошенный через плечо, заставил мужчину из тумана на мгновение остановиться, а затем беспрепятственно подхватить бесчувственное тело одного из пришельцев на руки, окутывая его синим бархатом объятий.
- Мы вернемся. За ними обоими, - я не расслышал последних слов Карю, но смог прочесть их по дрожащим от ярости губам. – Вы еще пожалеете о том, что остались живы.
Мгновение – и на месте высокой фигуры заклубилось черное марево, чьи живые, отвратительно-слизкие щупальца стремительно просачивались в почву, скрываясь в бездонных недрах земли.
Позади, издав протяжный рык, вспыхнула ярко-алая зарница, и в клубах бестелесного дыма растаяла тяжеловесная фигура Хизуми.
Пальцы Татсуро, разжавшись, отпустили пустоту.
Глава «оборотней» тут же оказался рядом с учеником, опускаясь на колени. Приподняв ослабленное тело, помог подняться. Каору, слегка пошатываясь, отвел протянутую ему руку.
- Почему они отступили? – Донесся до меня его растерянный голос.
- Они не были готовы к такой встрече, - голос главного «оборотня» заставил мелкую дрожь разбить мое тело на огромные куски. В груди, пенясь, заклокотало чувство ледяного отчаяния. Причин его испытывать я не имел. Сейчас – так точно. Но Татсуро… он излучал поистине ужасающую силу, в которой не было места свету. Только тьма: глубокая и безжизненная.
Я поднялся с земли и помог встать Уэде. Его тоже заметно шатало, на приоткрытых губах запеклось сорванное дыхание. Мы, держась друг за друга, медленно двинули в сторону «оборотней».
Считанные шаги отделяли нас от подернутых сумрачной аурой тел, когда впереди, дробясь на молекулы разреженного воздуха, показалась размытая фигура. Человек или ему подобное существо стремительно приближался, смело двигаясь в нашу сторону.
- Дайске! – Крик Каору заставил нас всех замереть, перестав дышать. – Дайске! – Мужчина, буквально отталкивая от себя учителя, сорвался с места, бросаясь навстречу ученику.
Я машинально шагнул вперед, прикрывая собой Татсую. Сейчас Андо вряд ли решится исполнить свою месть, но все же желание сберечь любимое существо любой ценой возобладало над здравым смыслом.



В боку кололо от долгого и очень быстрого бега, ветви деревьев, слишком низко нависавшие над землей, изранили лицо, заставляя то пылать при каждом касании ветра.
Лес закончился быстрее, чем силы в моем теле, так что я продолжил бежать, но все чаще и чаще переходя на быструю ходьбу. Глаза, слезящиеся от холода, стали различать нечеткие, еще такие далекие силуэты, в одном из них безошибочно угадывая самое дорогое и сокровенное.
- Као… - голос не слушался, срываясь на задыхающийся хрип. – Каору… - Рука в непроизвольном жесте потянулась к нему, окоченевшими пальцами хватая пустой воздух. – Каору! – Отчаянно, на пределе.
Споткнулся, теряя равновесие – упал. Снег, пепельно-теплый, обжег ладони. Пошатываясь, поднялся, ощущая, как боль волнами накатывает на сознание.
- Каору… - кричать? Сил не было. Тихо звать, моля небо о том, чтобы он услышал, почувствовал, обернулся и просто увидел меня – это все, на что я был сейчас способен. Это все, что мне осталось.
И небо услышало. Каору, мой Каору услышал. Я видел, как темная, полная неиссякаемой силы фигура его напряглась, улавливая в моих движениях знакомые черты, а затем, отталкивая от себя Учителя, бросилась ко мне.
- Дайске! – Мое собственное имя оглушило сознание, погружая его в вакуум тишины. Я слабо различал движения губ Учителя, по ним угадывая, что он зовет меня. В то время как я – не переставал разрывать легкие звуками его имени.
«Каору», - это имя стало моим воздухом. Я больше не мог дышать без него, не понимая, как мог столь долгие годы обходиться без этого драгоценного эфира.
- Као… - я снова не удержался на ногах. Падая, я молился лишь о том, чтобы успеть увидеть дорогое мне лицо, коснуться его, ощутить родное тепло. Я понимал, что этот переход забрал у меня намного больше, чем я мог предположить вначале. Но... имей я возможность выбирать, то, не задумываясь, повторил бы этот отчаянный шаг снова.
- Дайске! – Руки, увитые красочными узорами заученных на память татуировок, подхватили мое тело, легко отрывая его от земли. Прижали к себе, даря тепло и надежную опору. – Я держу, держу тебя… - шептали тонкие, болезненно-бледные губы, опаляя мое лицо дыханием, пропитанным любимым запахом.
- Я нашел тебя, - шепнул я, улыбаясь. По щекам, обветренным и исцарапанным, прокладывали тонкие извилистые дорожки слезы. – Я думал, что не успею, я так боялся… не успеть.
- Все… все хорошо, ты… успел. Боже, ты успел, Дайске. – Еще сильнее, ближе, теплее. А по телу, разливая горячую дрожь, растекалась слабость. Я тонул в ней, погружаясь все глубже и глубже… - Я рядом, слышишь, я с тобой.
Я лишь кивнул в ответ, пытаясь просто дышать, но каждый новый вдох давался все сложнее.
- …и всегда буду. Я никому, слышишь, никому не позволю забрать тебя у меня.
На сей раз меня хватило лишь на благодарную улыбку, а затем сознание медленно растворилось в блаженном тумане, которому, в прочем, предстояло очень скоро растаять, возвращая меня в полную боли, отчаяния и кровавых теней реальность.


- Дайске? – Моего плеча коснулись незнакомые пальцы. Я поежился и окончательно пришел в себя. – На, выпей, - мне под нос тут же сунули кружку, наполненную неприятно пахнущим пойлом. Я с опаской покосился на жидкость цвета прошлогодней травы, но тот же самый голос требовательно произнес: «Пей!».
Я, как послушный солдат, тут же влил отвратительный напиток в глотку, едва не задохнувшись от омерзения.
- Хороший мальчик, - моих волос, поглаживая, коснулись руки, не узнать которые я просто не мог.
Расширенные от ужаса глаза, обретая четкость зрения, взметнулись вверх, чтобы наткнуться взглядом на кукольно-красивый изгиб темных губ.
- Руки, - над ухом раздалось предупреждающее рычание, от которого по коже разбежались приятные мурашки.
- Он мне должен, Каору, - «вампир» сладко улыбнулся, нагло мне подмигивая.
- Он тебе ничего не должен, - в поле зрения нарисовалась невысокая фигура Учителя.
- Он меня убил, - капризные нотки сделали голос Руки неузнаваемо-высоким.
- Ты сам ему разрешил это сделать, - Каору опустился на край того, на чем лежал я, осторожно беря мою руку в свои широкие, неимоверно теплые ладони. От этого прикосновения сразу стало легко, неприятные ощущения отступили, и даже присутствие воскресшего «вампира» уже не напрягало.
- Котенок, не хочешь извиниться? – Видя, что про него забыли, подал голос Руки. – Ты мне шею, между прочим, свернул.
- Для обиженной жертвы убийства ты слишком уж разговорчив, - Као не скрывал своих истинных чувств к «вампиру».
- Слушай, Каору, - Руки рывком поднялся на ноги, роняя мою голову, до этого, суда по всему, покоившуюся у него на коленях, на ручку дивана (хотя я так и не выяснил, на чем именно лежал все это время). – Тебе не кажется, что ты слишком многое себе позволяешь? Видимо, у вас с котенком это общее – неуважение к старшим, которые, кстати, спасают ваши задницы от потусторонних тварей, желающих жестко их отодрать.
- О, вот только не нужно каждый раз напоминать мне о том, что ты для нас сделал: я склерозом не страдаю, - фыркнув, ответил Каору. – Я не отрицаю, что твой поступок – очень благороден и достоин уважения, но то, как ты его подаешь, умаляет его ценность.
- Катись ты к черту, Каору. А вот котенка я, пожалуй, оставлю себе, - мурлыкнув, Руки вновь мне подмигну и под испепеляющий взгляд Као направился к двери, не забывая соблазнительно вилять тем, что он именовал своими бедрами.
- Дайске, - стоило двери за спиной «вампира» закрыться, как Учитель тут же обратился ко мне. – Скажи честно: что у вас с ним произошло?
- Ничего, - сказал правду я, тяжело прикрыв саднящие веки. Хотелось пить и спать. От выпитого пойла першило в горле, а желудок то и дело сжимался в рвотном позыве.
- Я так и думал, но Руки как-то неадекватно на тебя реагирует, - усмехнувшись, проговорил Као. Я не видел, как улыбка окрасила его тонкие, вечно сжатые губы, но слышал ее мягкие ласкающие нотки в тихом голосе.
- Мне кажется, он на всех так реагирует. У него это в крови, - выдохнул я и порывисто сел, оказываясь непозволительно близко от Каору. – Зачем ты это сделал, Као? Зачем подставился? Думал, что они не узнают? Они же могли тебя убить…
Каору отвел глаза, остановив их взгляд на занавешенном окне. Тяжелая ткань портьер кровавыми потеками стекала с тонкой перекладины багеты на пол, скрывая свет дня или ночи: я давно перестал следить за временем суток.
- Если бы… - он облизал губы и посмотрел на меня, - …если бы я не сделал этого – они бы забрали тебя. И ты это знаешь. Так зачем же спрашивать? Ты хочешь это услышать? – Изящные пальцы вскользь коснулись моей щеки, порывисто задевая губы, заставляя те жадно ловить едва ощутимый вкус кожи. - Я люблю тебя, Дайске. Я люблю тебя так, что готов, не задумываясь, умереть за тебя. Это ты хотел услышать?
Я стремительно вскочил с дивана, роняя на пол шерстяной плед, которым был укрыт. Под растерянный взгляд Каору метнулся к двери, чтоб одним ударом задвинуть щеколду, отрезая эту комнату от всего остального мира. Порывисто выдохнуть и, обернувшись, посмотреть на Као. Поймать его взгляд, удержать, заставляя следить за каждым моим движением, отмечая каждый вдох: поверхностный и предельно-тяжелый. То, как пальцы, скользнув по вороту рубашки, начинают медленно расстегивать одну пуговицу за другой, открывая доступ к телу, то, как шаг за шагом, я начинаю приближаться, понимая, что сейчас сотру ту тонкую грань, что отделяла нас друг от друга, не давая наделать глупостей.
Каору, не отрывая глаз от моих рук, поднялся, делая шаг навстречу. В кровавом полумраке даже тени наполнялись гемоглобиновым жаром, заставляя сердце ускорять свой темп, сходя с ума от жажды. Коснуться. Сорваться. Проникнуть глубже. Стать единым целым.
Движение – едва ли уловимое, - и крепкие руки притянули меня к себе, сминая ткань рубашки: грубо, властно, но в то же время, выдыхая мне в губы концентрированную нежность с привкусом болезненного желания.
Я повел плечами, отчего тонкая ткань жесткими складками сползла к локтям. Кожа тут же покрылась мурашками от контраста ощущений.
- Као, - шепнул я, пальцами зарываясь в тяжелые кудри Учителя. – Поцелуй… меня.
Просьба, которой невозможно отказать.
Вдох – и мои губы накрыли твердые, давно забывшие, что такое ласка чужого дыхания, губы. Я с жадной трепетностью хватал влажную кожу, слизывая с нее свой собственный вкус, смешанный с горьковатой сладостью Каору. Он отвечал рвано, все сильнее и сильнее прижимая меня к себе.
Голова кружилась, в висках, наращивая темп, стучала кровь, заставляя лицо пылать от внутреннего жара, а кожу – покрываться мутными капельками пота.
- Каору, - сорвавшись на стон, я высоко запрокинул голову, подставляя под поцелуи шею и плечи.
Каору сдавленно, толчками выдохнул, согревая меня своим дыханием. Губы – мягкие, влажные, нежно-страстные – были всюду. Изгиб шеи, ключицы, острый край плеча. Там – дольше, чуть грубее, оставляя следы от укусов.
Прогнулся, ощущая, как напряжено желанное тело. Громко застонал, отмечая, как стремительная ласка перемещается от излома плеч к груди, как влажные ладони, скользнув под ремень брюк, сжимают чувствительную кожу.
- Као… - как приятно было шептать это имя, упиваясь головокружительной близостью любимого существа. – Као… - нагнулся, находя его губы, целуя и заставляя отвечать на поцелуй все быстрее и глубже.
Рывок – и я оказался на диване, придавленный весом тела Каору. Его тяжелое дыхание крупными каплями пота стекало по моей шее на грудь, убивая способность дышать. Только все чаще и чаще срываться на стон, отчаянно вжимаясь в нависшего надо мной мужчину.
- Зачем, Дайске? – Слова довались Каору с трудом: желание туманило рассудок, заставляя подчиняться лишь приказам тела.
- Потому что я так хочу, - хаос поцелуев, оставляющий на тонкой коже темные кровоподтеки. – И ты тоже… хочешь… этого, - обняв за шею, притянул к себе, ближе, ниже, заставляя уткнуться в шею, продолжить прерванную ласку, которая теперь стала более решительной, требовательной, настойчивой.
Умелые руки уже расправлялись с ремнем моих брюк, чтобы затем, царапая кожу короткими ногтями, стянуть их к коленям, заставляя на мгновение замереть, задыхаясь от новизны ощущений.
- Каору! - Еще одно движение, и на мне осталась лишь рубашка: измятая, уже влажная от пота, совершенно не прикрывающая наготу, наоборот – ее подчеркивающая.
Каору замер, не сводя с моего тела пьяняще-темных глаз. Изучал. Скользил по нему жадным взглядом, отмечая каждый изгиб, каждую линию. Грудь его высоко вздымалась, порой забывая о том, что воздух нужно выдыхать…
- Као… - я вновь не сдержался, одними губами произнося его имя. Предельно медленно, не разрывая зрительного контакта, раздвинул ноги, кончиками пальцев лаская внутреннюю сторону бедер.
Тяжело сглотнув, Учитель стал раздеваться. Я, продолжая отстраненно ласкать себя, ловил его движения, с внутренним трепетом отмечая каждый новый участок открывающегося взору тела.
Закончив, Каору секунду помедлил, заглядывая мне в глаза, пытаясь прочесть в них что-то, что имело значение лишь для него. Я покорно смотрел на него, вздрагивая от волнами накатывающего возбуждения.
- Прикоснись ко мне, - губы сами шепнули это в наполненную жаром и хриплыми вдохами тишину, чтобы тут же задрожать от восторга, ощущая на бедрах мягкое скольжение ладоней, быстро переросшее в грубые прикосновения.
Еще немного, и тихая мелодия дыхания сменилась громкими стонами, в которых смешалась боль, страсть, нежность, любовь.
Я вздрагивал, хватаясь за Каору, кусал губы, ощущая, как путаются в волосах слезы боли. Тут же вскрикивал, едва не теряя сознания от удовольствия. Сильные, резкие движения сменялись медленными и размеренными, полными трепетной нежности, чтобы спустя секунду вновь сорваться, ускоряясь, ускоряясь, ускоряясь…
Мое тело уже не принадлежало мне: я полностью отдал себя в руки Каору, он – безоговорочно принял, даря любовь, о которой я не мог и мечтать. Чувство безграничного счастья, пропитанное кровью и телесной мукой, сладкой судорогой пронзало тело, передаваясь и Каору. Его сбившееся дыхание, мутный взгляд, блуждающий по моему лицу, рваные, словно украденные, поцелуи, пальцы… его пальцы в моих волосах, ласкающие, унимающие боль, дарящие чувство защищенности, - все это смешалось в единое, глубоко-трепетное чувство, поселившееся в сердце с последним, самым болезненным движением его тела.
Крупно дрожащие руки притянули меня к себе, заставляя поменяться местами.
Сердце, любимое сердце вдруг оказалось совсем рядом – под моей щекой, прижатой к влажной груди. Мои собственные волосы рассыпались по золотистой коже, пропитываясь соленой влагой.
- Я люблю тебя, Као, - дыханием рисуя невидимые узоры в кровавой темноте, шепнул я и закрыл глаза.
_______________________
«Tinamagusai» (яп.) – «Пахнущий кровью»

- Дайске! – Крик Каору заставил нас всех замереть, перестав дышать. – Дайске! – Мужчина, буквально отталкивая от себя учителя, сорвался с места, бросаясь навстречу ученику.

*неврно покусывает губы* Наконец-то! Наконец-то Дай и его Учитель снова встретились!! Их встреча... Это такой нескончаемый поток эмоций, чувств, оплетенных тонкой трогательностью! Нежность, видимая лишь им обоим и подаренная только друг другу, скользящая в каждом слове и жесте... Боже, как же прекрасно!

Я люблю тебя, Дайске. Я люблю тебя так, что готов, не задумываясь, умереть за тебя. Это ты хотел услышать?

И с этого момента я забыла, как дышать... Если встреча Андо и Као заставила расплыться в улыбке от трогательности момента, то эта довела до грани, грозящей сорвать в истерику! Трепетно, нежно, искренне, смешиваясь с властью одного, покорностью другого, но в то же время они наравне, они едины, то единое целое, которое нельзя разрушить ни при каких условиях, то единое целое, которое по отдельности лишь существует - не живет...

- Я люблю тебя, Као, - дыханием рисуя невидимые узоры в кровавой темноте, шепнул я и закрыл глаза.

*сползла под стол, тихо поскуливая и подвывая* Добило окончательно...
Боже, Алииисаа, вот это прода!!
Спасибо!!! =**

Он наконец-то поднял глаза от монитора лэптопа и, скользнув привычно-отрешенным взглядом по прозрачному полотну балконной двери, замер, заметив за ней высокую тень знакомой фигуры.
Хара уловил отблеск мучительной боли, вонзившийся в расширенные до предела зрачки. Неестественно-алая радужка сузилась до тонкой красной нити, опоясавшей черные дыры, прожигающие душу. Их обладатель медленно поднялся, откладывая в сторону ноутбук. Медленным шагом подошел к окну. Замер, убив в груди дыхание, и лишь только взгляд его скользил по бледной коже «вампира», оставляя на ней рваные порезы ненависти, смешанной с невыносимой мукой любви.
Тошия остался привычно-равнодушным. По крайней мере, ни единый мускул не дрогнул на его лице, сокрытом под толстым слоем бледного льда, находящемся за гранью человеческих эмоций.
Тонкая ладонь с длинными пальцами легла на ручку, чтобы остановиться на ней, согревая своим живым теплом. Он решался. А Тошия молча ждал. Он знал, что ему откроют. Всегда открывали.
Беззвучным шорохом отозвался открывающийся замок, заскрипели, перешептываясь, хорошо смазанные петли. Дверь открылась, обдавая Хару давно забытым запахом теплой кожи и диких роз. Сладковато-горький аромат наполнил легкие, заставляя кровь быстрее циркулировать по венам, сжимая сердечную мышцу в приятной судороге. «Вампир» любил этот пьянящий запах, любил ощущать его на своей коже, впитывать в себя, задыхаться им. И поэтому так сильно ненавидел того, кто давно забыл, что окутан этим густым дурманом.
Молча отступив, Асаги неспешно вернулся к измятой постели, опускаясь на ее край и водружая на колени ноутбук.
Хара вошел, прикрыв за собой двери. К запахам роз тут же примешался аромат крови. «Вампир» ощущал ее биение под прозрачной, так похожей на лепестки только-только распустившегося лотоса кожей, которой невыносимо сильно хотелось коснуться губами, ощущая ее нежную гладкость и приторную сладость.
- Чего тебе? – Не очень любезный тон скрывал боль. Асаги продолжал скользить изящными пальцами по клавиатуре, но сердце его сейчас разрывалось от жгучего яда, отравляющего кровь уже три с половиной года. Дышать было нечем, в легких обосновалось саднящее чувство обиды.
- Ты же – экстрасенс, должен знать, - в тон ему ответил Хара, изучая уже и забытые черты выразительного профиля.
- Иди к черту, Тошия.
- Я как раз от него. С поручением.
Асаги промолчал. Взгляд застыл на черных разводах иероглифов, выстроившихся в послушные колонны на белоснежной глади открытой страницы.
Хара тоже молчал. Смотрел на мужчину, ощущая в себе все его чувства. Сложно быть эмпатом в мире, полном эмоций.
- Знаешь, я не видел тебя полгода… - губы едва заметно шевельнулись под тяжестью слов. В уголках залегла кадмиево-красная грусть. Длинная прядь абсолютно-черных волос упала на глаза, и Асаги машинально убрал ее, заправив за ухо. Но та, непослушная, вновь выскользнула, размашистым штрихом ложась на бледную щеку.
- Не начинай. Ты же знаешь…
- Да, я помню – ты ненавидишь людей. А я – один из них, - глаза чуть приподнялись, уставившись в невидимую точку на стене.
- Но… - неуловимое движение – и Хара оказался за спиной мужчины, аккуратно убирая с его лица волосы. Асаги замер, испепеляя кожу губ собственным дыханием, - …это ведь поправимо, - Тошия склонился, губами изучая шелковистую мягкость длинных прядей, так сладко пахнущих кровавыми розами. – Почему ты не разрешишь мне…
- …сделать меня «вампиром»? Не смеши, - попытался улыбнуться, но губы не слушались, отяжеленные запекшейся болью.
- Почему нет? Я бы сделал тебя своей правой рукой, - Тошия говорил жарко, заставляя густые капельки дыхания стекать по волосам, впитываясь в одежду и кожу под ней.
- Я не хочу быть твоей правой рукой! И ты прекрасно это знаешь. Я хочу, чтобы ты просто меня любил, - стена, казалось, стала неотъемлемой частью взгляда Асаги, врастая в его зрачки бледными щупальцами. Глаза, полные настоящих и от этого таких мучительных эмоций и чувств подернулись розоватой пеленой слез.
- Это невозможно, - Хара отпрянул, отступая от Асаги на несколько шагов, словно тот на его глазах превратился в ядовитую змею.
- Потому что ты любишь своего Учителя. Это я успел запомнить, - голос стал бесчувственным, зато на Тошию накатила волна поистине мучительных эмоций. Красивое лицо исказилось, сердце, сжавшись, превратилось в отрытую рану, в которой кто-то медленно, с садистской самозабвенностью колупался грязными руками, раздирая нежную, пронзенную тонкими нитями нервов плоть изломанными ногтями.
- Не очень приятно, правда? – Асаги был одним из немногих, кто знал про дар Тошии. Асаги знал очень много. Про «вампиров», «оборотней», про духов и живых мертвецов, про мертвые тени, плетущие паутину мироздания и про места, о существовании которых не подозревали даже бессмертные. Поэтому Хара был сейчас здесь. Поэтому три с половиной года назад он не смог убить это существо, бывшее источником уникальной информации. Которой безоглядно делился с Тошией. Потому что любил того больше жизни. Хара не знал причин, но чувствовал в сердце этого человека такое бездонное, всепоглощающее чувство к себе, что порой перехватывало дыхание – так страшно было заглядывать в эту алеющую пропасть…
Тошия судорожно выдохнул, ощущая во рту привкус крови: эмоции Асаги ранили его физически. И боль, вызванная этим, притягивала, заставляя тело содрогаться от садистского удовольствия.
- Терпимо, - выдавил он из себя, понимая, что врет – терпеть подобное было невыносимо.
- Я в курсе, - Асаги вновь вглядывался в электронные строки, пытаясь затеряться в их черно-белых глубинах, но, ощущая за спиной волнующее тепло самого желанного существа во всех возможных вселенных, сделать это было невозможно. – Зачем ты пришел?
- Найди мне одного «оборотня».
- Его имя?
- Андо Дайске.
Взгляд Асаги дрогнул, соскальзывая с гладкой поверхности экрана.
- Зачем он тебе? – Чуть обернулся, чтобы тут же поймать взгляд опаловых глаз.
- Он мне нужен.
- Я знаю. Зачем?
- Это тебя не касается.
- Я не стану его искать, - Асаги отрицательно помотал головой. Перед его глазами миражной дымкой стояло смутное видение, вызванное одним лишь упоминанием об «оборотне».
- Найди его.
- Не надо, - мужчина уже молил. – Прошу, не заставляй меня…
- Найди его, и я… - Тошия сделал шаг вперед, оказываясь совсем близко от пронзенного отчаянием человека, - …останусь сегодня здесь.

-… я покажу дорогу, - шептал Асаги срывающимся голосом, ощущая на лице нежные прикосновения холодных пальцев. – Это где-то в горах, я вижу склоны, лес… я найду его, - прогнулся, глубже проникая в податливое тело, ощущая, как его жар разливается по его собственному телу.
Хара лишь кивнул, уткнувшись лицом в мокрую от пота и собственного дыхания шею, впиваясь в тонкую кожу губами: сухими, жадно искусанными в порыве страсти. Тело его судорожно содрогалось, прижатое к влажному упоительно-горячему телу сильными руками, которые, казалось, были всюду, касаясь, поглаживая, жадно сминая, причиняя сладкую боль.
Тошия подчинялся, ускоряя темп, захлебываясь своими-чужими эмоциями, утопая в волне накатывающего удовольствия. Каждая клеточка его тела откликалась на всплески дыхания, на каждый удар сердца, на каждое движение внутри него, срываясь на протяжные мучительно-блаженные стоны, стекающие по коже цвета лепестков лотоса. Аромат роз, ставший вторым воздухом, проникал в легкие, а через них – в кровь, дурманя.
На губах застыло одно-единственное слово, которое Хара стирал судорожным вскриком и болью не своего тела: гибкие пальцы то и дело впивались в длинные, спутанные волосы, заставляя Асаги рвано выдыхать в акварельную черноту спальни, высоко запрокидывая голову.
«Еще…», - требовательно шептал Тошия, заставляя мужчину под ним мучительно стонать, проникая предельно глубоко, вызывая боль, от которой темнело в глазах, в которой тонули судорожные всхлипы, переполненные мазохистским удовольствием.
В порыве перевернув Хару на спину, Асаги на мгновение замер, нависая над вверенным ему телом, пытаясь в затуманенных страстью глазах уловить отблеск души, прочесть в ней отклик на то пронзительное чувство, что вместе с физическим удовольствием наполняло его нутро. Дрожащие ресницы и расширенные до предела зрачки, впитывающие интимную темноту маленькой спальни, скрывали за своей завесой намного больше, чем мог уловить взгляд обычного человека. Но Асаги не был таковым: его обостренное чутье, тонкая способность видеть в других существах недоступное уловили нечто, что стремительным ударом клинка пронзило сердце, заставляя то замереть в груди.
- Скажи это, - голос смешался со слезами, которые беззвучно сорвались с ресниц, разбившись о приоткрытые губы Тошии. Тот медленно слизал их кончиков языка, ощущая в груди такую тяжесть, что невозможно было сделать и вдоха, не раздавив при этом все ребра.
- Скажи, Тошия… - склонился ниже, ощущая, как длинные ноги оплетают его талию, заставляя стать еще ближе.
- Продолжай, - выдохнул Хара в ответ, заставляя Асаги резко втянуть в себя спертый воздух в попытке унять боль разочарования, а затем медленно двинуться навстречу, вновь становясь единым целым. Чтобы спустя несколько бесконечных ударов сердца замереть, прижимая к себе крупно дрожащее тело, поймать губами губы и влить в них часть своего яда – дыхание, пропитанное вкусом его кожи.
Медленно перекатился на спину, увлекая за собой несопротивляющегося «вампира». Тот замер в его руках, слишком доверчиво прижимаясь к его груди, слишком откровенно и нежно прикасаясь к резким линиям ключиц кончиками пальцев, даря им слишком трепетные поцелуи, чтобы не уловить в них отблеска самого сильного из чувств.
Не разрывая контакта, Асаги кое-как натянул на их влажные, все еще объятые слабостью оргазма тела тонкое покрывало, а затем мягко шепнул в темный хаос волос, липнущих к его лицу и шее:
- Спи, Тоши…
И Тошия послушался: закрыл глаза и медленно погрузился в сон, окутанный теплом любящих рук.
____________________
*Nobara (яп.) – «Дикая роза»

О Боги... Алиса, это... *пытается собрать мысли в кучу* Это шикарная прода! Я не знаю, в который раз уже перечитываю, и каждый раз открывается что-то новое, новая эмоция вспыхивает в том или ином слове, жесте, действии. Столько эмоций, столько чувств. Любовь и боль от этой любви - сумасшедший коктейль. Столько чувственности *вытирает слезы*
Кощунственно разбивать эту часть на цитаты, но я, все же, пойду на это преступление, выделив те моменты, которые просто разорвали сердце и душу тонким лезвием обнаженных эмоций.

Замер, убив в груди дыхание, и лишь только взгляд его скользил по бледной коже «вампира», оставляя на ней рваные порезы ненависти, смешанной с невыносимой мукой любви.

Боль Асаги передана невероятно ощутимо...

Дверь открылась, обдавая Хару давно забытым запахом теплой кожи и диких роз. Сладковато-горький аромат наполнил легкие, заставляя кровь быстрее циркулировать по венам, сжимая сердечную мышцу в приятной судороге. «Вампир» любил этот пьянящий запах, любил ощущать его на своей коже, впитывать в себя, задыхаться им. И поэтому так сильно ненавидел того, кто давно забыл, что окутан этим густым дурманом.

Потрясающее описание, все пронизанное тонкими нитями смеси чувств.

- Потому что ты любишь своего Учителя. Это я успел запомнить.

Поэтому Хара был сейчас здесь. Поэтому три с половиной года он не смог убить это существо, бывшее источником уникальной информации. Которой безоглядно делился с Тошией. Потому что любил того больше жизни. Хара не знал причин, но чувствовал в сердце этого человека такое бездонное, всепоглощающее чувство к себе, что порой перехватывало дыхание – так страшно было заглядывать в эту алеющую пропасть…

Одни из моментов, после которых забываешь, как дышать...

- Найди его, и я… - Тошия сделал шаг вперед, оказываясь совсем близко от пронзенного отчаянием человека, - …останусь сегодня здесь.

После этой фразы отчаяние накрыло с головой. Я правда не понимаю, любит ли Тошимаса Асаги или нет, но Асаги любит "вампира", а эта фраза одновременно и нож по сердцу, и лекарство для измученной души...

Прости, не могу передать те чувства, что вызвало у меня описание сцены близости. Безумно красиво, больно, чувственно, трогательно, нежно... Ядерная смесь, не позволяющая облечь все бушующее внутри в слова, точно выразившие бы мое состояние, мое отношение к этой сцене. Но она прекрасна, даже в своей боли, прекрасна.

- Скажи это, - голос смешался со слезами, которые беззвучно сорвались с ресниц, разбившись о приоткрытые губы Тошии. Тот медленно слизал их кончиков языка, ощущая в груди такую тяжесть, что невозможно было сделать и вдоха, не раздавив при этом все ребра.
- Скажи, Тошия… - склонился ниже, ощущая, как длинные ноги оплетают его талию, заставляя стать еще ближе.
- Продолжай, - выдохнул Хара в ответ, заставляя Асаги резко втянуть в себя спертый воздух в попытке унять боль разочарования, а затем медленно двинуться ему навстречу, вновь становясь единым целым.

И если все это время я еще старалсь держаться, то этот момент окончательно выбил из колеи...

Родная, спасибо огромное за такую прекрасную проду! =**

ST: D – Crimson Fish
Girugamesh – I Think I Can Fly

Рассвет умыл еще дремлющий город ледяной моросью, окрашивая его во все оттенки искристо-голубого. Тонкая алая нить протянулась над кромкой небосвода, у самого края опухших от дождя туч, рисуя на его полотне кровавые узоры зарождающейся зари.
Асаги уставшим взглядом скользил по крышам многоэтажек: еще черным и спящим, не замечая их понурой изломанности и безликости.
Правая рука затекла, онемение пощипывало кончики пальцев, но мужчина не решался ими шевельнуть, разгоняя кровь – боялся разбудить Тошию. Тот доверчиво прижался к нему всем телом, горячо выдыхая на холодную кожу груди сквозь приоткрытые губы. В такие мгновения Асаги забывал, что рядом с ним – кровожадное чудовище, которому достаточно лишь одного желания, чтобы лишить жизни человеческое существо, которое не подвластно ничему в этом мире. Да и за его границами было мало такого, что могло бы действительно нанести вред «вампиру». Мужчина смотрел на это мирное лицо, окутанное полупрозрачным саваном неги и видел потерянного мальчика, который пытается убежать от самого себя, спрятать за личиной жестокости и бессердечности ранимую душу, жаждущую любви и тепла. Асаги слышал глубоко внутри себя ее отчаянный крик, видел, как она бьется, сбивая хрупкие руки в кровь, в отчаянной попытке быть услышанной и увиденной. Принятой и понятой.
Грустно улыбнувшись, мужчина невесомым жестом скользнул по тонким прядям волос, убирая те с непривычно-спокойного, болезненно-невинного лица. Тошия недовольно заворочался во сне, сильнее прижимаясь к Асаги. Тот поправил съехавшее с покатого плеча покрывало, возвращая тому на миг утраченное тепло.
«Вампир» снова завозился, а затем открыл заспанные глаза, тут же поднимая их на мужчину.
- Который час? – Хриплым ото сна голосом поинтересовался он, часто моргая.
- Начало седьмого, - выдохнул Асаги, чувствуя, как рушится столь кропотливо созданная идиллия.
- Надо вста…
- Нет, еще рано, - не дав «вампиру» договорить, прервал его мужчина. Перелег на бок, чтобы лучше видеть спокойное до ледяного покалывания в груди лицо, чтобы иметь возможность дышать одним с ним воздухом. Воздухом, полным молчаливого напряжения.
Осмелел настолько, что позволил себе прижаться к «вампиру», ощущая слабый отклик в напряженных мышцах, рвущих шелковое кружево кожи.
- Асаги, - сдавленно выдохнул Хара, предупреждая. – Асаги, ночь кончилась…
- И что с того? Что ты мне сделаешь? Убьешь? Обратишь против моей воли? Нет, Тоши, - приблизил свое лицо к лицу «вампир», кожей ощущая напряжение, стегающее его нервы. – Ты до сих пор не сделал этого и не сделаешь. Я нужен тебе. Не только как источник информации. Ты… ты же понимаешь, что Тоору не любит тебя так, как любишь его ты, а тебе… тебе нужно, чтобы тебя любили. Ты сам хочешь любить. И поэтому ты здесь. Ты же сам можешь отыскать «оборотня» - ты чувствуешь его, у тебя есть то, что прочной нитью тянется к нему – тот мальчик, которого вы обратили. С его помощью ты отыщешь его так же быстро, как и с моей, но… ты здесь. Почему, Тоши? – Поймал отголосок дыхания, с жадностью втягивая его в себя. Потянулся, губами задевая губы.
- Асаги, не смей, - пытаясь поймать затуманенный взгляд, отрезал Хара, но тело его не слушалось, откликаясь на трепетную ласку, желая нового прикосновения, нового проявления забытой нежности. Губы приоткрылись, разрешая сделать поцелуй более глубоким, а дыханию – смешаться, наполняя легкие общим воздухом.
Упершись руками в широкую грудь, Хара заставил мужчину вновь лечь на спину, чтобы, не прерывая поцелуя, плавно изогнуться, усаживаясь сверху. Тяжелая ткань покрывала соскользнула вниз, оголяя изящную спину. Мягкие складки скрыли красиво вылепленные бедра, крепко сжавшие замершее между ними тело.
- Если я хочу тебя, это еще не значит, что люблю, - разрывая сладость поцелуя, прошептал Тошия. – Если я не убил тебя, это не значит, что не убью… - Выпрямился, давая возможность покрывалу полностью оголить подтянутое тело. – Если…
Но Асаги не хотел знать, что последует за очередным «если». Рывком сев, он всем телом прижался к Тошие, одновременно с тем притягивая горячее тело к себе, стирая горечь яда, срывающегося с губ новым поцелуем.
«Вампир», зашипев, больно укусил ласкающие его губы, заставляя несколько капелек крови окрасить воздух в оттенки голодного желания. Впившись в волосы длинными пальцами, рванул мужчину на себя, опрокидывая обоих на пол. Постельное белье, зацепившись за сплетенные тела, соскользнуло следом, накрывая их шелковой прохладой.
От удара об пол в глазах Асаги на мгновение потемнело, а затем сознание взорвалось яркой вспышкой боли: острые зубы, прошивая кожу, вонзились в плоть чуть выше ключицы. Из-под дрожащих от животного удовольствия губ вырвалось сдавленное дыхание, смешанное с черной кровью, заструившейся по изгибу шеи, заставляя длинные волосы липнуть к мгновенно похолодевшей коже.
Асаги рвано выдохнул, чтобы затем со стоном прогнуться в спине, конвульсивно сжимая края простыни ледяными пальцами. Было больно, мучительно, но сил оттолкнуть «вампира» не осталось – слишком быстро тот выпивал из него жизнь.
- Тоши… пожалуйста, - ощущая, как рот и горло наполняются кровью, прошептал мужчина, еще сильнее комкая ткань покрывала. - Тоши…
Глаза закатились, тело крупно задрожало, одна рука, руководимая наполовину погибшим сознанием, в отчаянном порыве взметнулась вверх, чтобы хаотично скользнуть по напряженным мышцам предплечья и снова рухнуть на пол, потеряв чувствительность.
Хара, сделав еще один глоток дурманящего напитка, вдруг с предельной ясностью осознал все, что наделал. Резко отпрянув, он с ужасом уставился на безжизненное тело под собой. Сердце, окунувшись в ледяные воды, разлетелось на тонкие осколки, острыми гранями распоровшие грудную клетку изнутри.
- Асаги! – Крик разорвал наполненные кровавой болью легкие. – Асаги! – Отчаяние в мгновение ока снесло стены, так тщательно возведенные вокруг непогибшей во время обращения души.
Осознание того, что внутри него теплиться жизнь этого человека, смешанная с драгоценной кровью, заставило Хару рухнуть вперед, заходясь рвотным кашлем. Кровь: густая, приторно-сладкая, - ринулась назад, черными потеками растекаясь по полу.
Опираясь на локти, Хара пытался удержать свое тело от падения, но каждый новый приступ рвоты выпивал силы из напряженных до предела мышц.
- Господи, Асаги… - Тонкая нить слюны, окрашенная в алое, протянулась от губ к отвратительно-черному полу, холодея в лучах рассвета. – Асаги… - со всхлипом втянув в себя воздух, вновь оказался перед распростертым среди измятых покрывал телом, дрожащими руками прикасаясь к обездвиженному лицу.
- Асаги… - Тошия никак не мог перестать называть его имя. Оно словно приклеилось к запекшимся губам, смешав кровь с нереально-горячей слезой, скатившейся из уголка немигающего глаза: «вампир» давно разучился плакать, предпочитая смотреть, как плачут другие.
- А-са-ги… - с болью, по частице раскрошившегося сердца, выдавил он, ладонью зажимая кровоточащую рану на шее человека. Выдохнул и стремительно поднялся на ноги, начиная собирать свои вещи по комнате, тут же натягивая их на лишенное чувствительности тело.
Одевшись, прошел в ванную, чтобы, зацепившись взглядом за свое отражение, приняться смывать кровь с лица и рук. Справившись с этим, на мгновение замер, глядя на то, как сильный напор воды, смешиваясь с частицами чужой жизни, стремительно убегает в черноту слива. Отряхнул влажные ладони и поднял глаза на зеркало, чтобы увидеть, что уже не сам: в дверях, цепляясь за косяк окровавленной рукой, замер Асаги, мутным взглядом прожигая спину «вампира».
Отражение не успело уловить движения нечеловеческого тела, а за мгновение Хара уже бросал слабеющего на глазах Асаги на кровать:
- Дурак! – Сильные пальцы в одно движение оторвали широкую полосу от края простыни, тут же комкая ее и прижимая к ране. – Дурак!
- Ты? Знаю… - усмехнувшись сквозь мучительные спазмы, прохрипел Асаги, начиная медленно отползать назад по широкой постели, пока голова его не коснулась бесформенной подушки. Переведя дыхание, мужчина снова заговорил, прикрывая воспаленные глаза: - Знаешь, лучше умереть, чем это… - Закашлялся, роняя несколько капель крови на светлые наволочки.
- Не смей так говорить, - прошипел Хара, оказываясь на кровати. Сминая остатки белья, метнулся к Асаги, каким-то хаотично-беспорядочным поцелуем припадая к обнаженному плечу. – Ты мне еще нужен, - выпрямился, соскальзывая на пол, чтобы тут же оказаться перед шкафом, выбрасывая из него ворох черной одежды.
- Что ты делаешь? – Каждое слово давалось с огромным трудом; от плеча к болезненно пульсирующей ране тянулась тонкая нить откровенной чувственности, вызванной импульсивным поцелуем Хары.
- Забираю тебя с собой! – Рыкнул, даже не оглянувшись, Тошия, продолжая выворачивать на пол вещи Асаги. – Я же сказал, что ты мне нужен!
Асаги промолчал: закрыл глаза, ощущая, как свинцовая тяжесть век перетекает на скулы, сводя лицо судорогой, и медленно погрузился в кровавую полудрему, лишь краем сознания улавливая рефлекторные отблески реальности, уносящей его прочь от дома.

*выдохнула*
И еще одну проду я вскоре выучу наизусть!
Я в восторге от этой пары!
Идиллия, что окутала их обоих в рассветный час, когда, прошу прощения, если грубо прозвучало, зло дремлет, - потрясающе! Так нежно, чувственно.

- Если я хочу тебя, это еще не значит, что люблю

,
Если в прошлой части я не знала, не понимала, любит ли Тошия Асаги или нет, то в этой... Любит, конечно, не так сильно, как Кё, но его чувства к Асаги явно больше, чем просто желание.

острые зубы, прошивая кожу, вонзились в плоть чуть выше ключицы

Что... Тоши... Творит?!?! Столь сильна была жажда крови вообще или именно крови Асаги, что так затуманила рассудок, позволяя такое?!

- Тоши… пожалуйста, - ощущая, как рот и горло наполняются кровью, прошептал мужчина, еще сильнее комкая ткань покрывала. - Тоши…
Глаза закатились, тело крупно задрожало, одна рука, руководимая наполовину погибшим сознанием, в отчаянном порыве взметнулась вверх, чтобы хаотично скользнуть по напряженным мышцам предплечья и снова рухнуть на пол, потеряв чувствительность.

И нет сил даже оттолкнуть "вампира"!

Резко отпрянув, он с ужасом уставился на безжизненное тело под собой. Сердце, окунувшись в ледяные воды, разлетелось на тонкие осколки, острыми гранями распоровшие грудную клетку изнутри.
- Асаги! – Крик разорвал наполненные кровавой болью легкие. – Асаги!

- Господи, Асаги… - Тонкая нить слюны, окрашенная в алое, протянулась от губ к отвратительно-черному полу, холодея в лучах рассвета. – Асаги… - со всхлипом втянув в себя воздух, вновь оказался перед распростертым среди измятых покрывал телом, дрожащими руками прикасаясь к обездвиженному лицу.

Ему больно... Он любит... Как бы Тоши не старался это отрицать... Любит... И его боль напрочь сносит все попытки сдержаться от слез... Вот именно волнение Тоши, то, что он чувствует вину за то, что сделал... Это то, от чего выворачивает наизнанку. Больно.

Отчаяние в мгновение ока снесло стены, так тщательно возведенные вокруг непогибшей во время обращения души.

- Дурак! – Сильные пальцы в одно движение оторвали широкую полосу от края простыни, тут же комкая ее и прижимая к ране. – Дурак!

Сминая остатки белья, метнулся к Асаги, каким-то хаотично-беспорядочным поцелуем припадая к обнаженному плечу. – Ты мне еще нужен

Эти моменты стали последней каплей. Странное ощущение, когда, с одной стороны, очень больно от всего произошедшего и переживаешь за Асаги, за Тоши, но с другой стороны, сложно сдержать улыбку, наблюдая за такой трогательным волнением "вампира".

Я же сказал, что ты мне нужен!

Как же много всего в такой короткой фразе...

Зай, спасибо за потрясающую главу! Спасибо за эмоции, которые рождаются после прочтения твоих прод! =**

ST: DIO~Distraught Overlord - Haunting
DIO~Distraught Overlord – Carry Dawn
Girugamesh - 曖昧な味覚

Я резко сел, схватившись за дико колотящееся сердце. Грудь под вспотевшей ладонью ходила ходуном, перенимая спазмы, сокрушающие сердечную мышцу.
-Дайске? – Мои плечи согрело осторожное прикосновение; о спину разбилась волна тепла: Каору тоже проснулся, почувствовав волнение и ужас, вызванные моим кошмарным сновидением.
- Сон… просто сон… - пальцы сжались, оставляя широкие розоватые борозды от ногтей на груди.
- Ты уверен? – Учитель явно видел нечто большее. Осторожно придвинулся, комкая покрывало. Тела наши соприкоснулись, пуская ток под кожу. – Дайске? – Рука соскользнула с плеча, ненавязчиво заставляя меня обернуться.
- Все хорошо. Просто… - я запнулся, теряя все слова. С губ сорвался тихий стон, мгновенно переросший в поцелуй. Каору приобнял меня за шею и увлек за собой: обратно на узкое сидение дивана, заставляя пристроиться сверху.
На этот раз мы занимались любовью упоительно медленно, сходя с ума от нежности, едва сдерживаясь, издеваясь. Мучительно-больно. Трепетно. Я ощущал себя неотъемлемой частью Учителя, он же – был мной. Со мной. Во мне. Он был всюду: я захлебывался им, задыхался, разрывая грудь сладостью, даруемой нашей близостью. Мне хотелось продлить это мгновение навечно, хотелось вбить его в память, как вбивают огромные кровельные гвозди в балки перекрытия. Я не хотел, как сильно я не хотел отпускать... его... Не хотел, чтобы мой Каору отпускал меня. Но время неумолимо бежало вперед, предвещая близкий конец нашей сказки. Несколько вдохом, стон в приоткрытые губы, мутный взгляд, оставляющий полупрозрачный след на коже - и все было кончено. Истома пленила тела, окутывая их мелкой дрожью.
Сжавшись в комочек, я пристроился под теплым боком Као, ощущая, как быстро вздымается и опадает его грудь, принимая дыхание.
- Замерз? - Заботливые руки накинули на мое мокрое, но уже начавшее покрывать мурашками тело шерстяную ткань покрывала, оставляя себе лишь скромный его уголок, прикрывая слишком откровенную наготу.
- Каору? - Тихо позвал я, толком не зная, что хочу спросить или сказать. Просто хотелось ощутить на себе взгляд любимых глаз, уловить капризную тень улыбки, таящуюся в уголках тонких губ, наблюдать, как дрожат длинные и черные как сажа ресницы, покрытые налетом кровавого света.
- Да, Дайске? - Моего лица, убирая с него влажную прядь волос, коснулось мягкое тепло руки. Пальцы погладили излом скулы, скользнули по щеке, чтобы остановиться у губ, впитывая в себя их тепло.
- Прости...
- Не надо... - Каору отрицательно покачал головой; взгляд его помутнел, наливаясь свинцовой тяжестью.
- Я так долго...
- Не надо, Дайске, - пальцы пробежались по губам, стирая с них сухость тонкой пленкой моей слюны. Прижались к припухлой мякоти, убивая слова, уже вплетающие свою незамысловатую вязь в дыхание. - У всех есть прошлое, все совершают ошибки: не стоит просить прощения за то, что свойственно любому. Я люблю тебя таким, какой ты есть и не хочу, чтобы ты просил за это прощения.
- Као... - шепнул в его ладонь, ощущая, как предательской влагой наполняются глаза, туманя обожаемые черты лица.
Каору подался вперед, отнимая руку от моих губ, но коснуться их не успел: в дверь громко и настойчиво постучали, заставляя нас обоих вздрогнуть, обрывая филигранную нить блаженного покоя.
- Минуту, Учитель, - плавным движением соскользнув с дивана, Као тут же принялся натягивать на себя вещи, взглядом приказывая мне делать то же самое.
Я послушно кивнул, хоть Учитель уже и не смотрел на меня. Измятая рубашка, брюки, обувь на босую ногу - вот и все. Зеркала в комнате не было, поэтому проверить презентабельность собственного внешнего вида я не мог. Оставалось надеяться, что меня в таком виде не отправят в люди.
Татсуро мы уже не застали: он вернулся к себе, ожидая нашего прихода в глубоком кресле винного оттенка, красиво контрастировавшего с бледной кожей «оборотня». Черные, такие острые пряди волос разрезали округлую плоскость лица на неровные полосы; на темных пепельно-серых губах застыло подобие улыбки, от которой бросало в дрожь.
Войдя в кабинет главы, я тут же опустил голову и не поднимал ее, пока Каору шепотом не приказал мне сесть. Вновь послушно кивнув, я занял место на широком диване, где уже примостились "вампиры": Руки и Каменаши, который бросал на меня неприкрытые взгляды, полные ненависти. Я его понимал и не осуждал: я бы вел себя так же... да нет, я вел себя так же. Я хотел убить его любимого за то, что он был другом убийцы моего любимого, и Каме… просто призирал меня за это, за то, что я был слабаком, за то, что я посягнул на самое дорогое...
За спинкой дивана, в багряной тени замерли еще три фигуры: "вампир" Акихиде, пред которым склонял голову даже Татсуро, и двое незнакомцев, от которых веяло такой силой и мощью, что я стал задыхаться, находясь так близко от этих существ.
Боясь оглянуться и поймать на себе их взгляды, я принялся изучать живую стену за спиной Учителя. Мириады бабочек шелестели своими тонкими крыльями, заставляя пространство звенеть так, как звенит разреженный воздух в сильный мороз.
- Ну, кто начнет заунывную речь? - Руки не выдержал первым. Его привычно-безумный взгляд, полный насмешки и нескрываемой скуки, впился в мою переносицу, прожигая в ней дыру.
- Если тебе так неймется поговорить - прошу, - Татсуро откинулся на высокую спинку кресла, опаляя лицо "вампира" бесчувственным взглядом. Руки это раздражало, и он не скрывал этого.
- Я предоставлю эту честь тебе. Как хозяину дома, - от любезности тона "вампира" скрутило желудок, вызывая волну не самых приятных ощущений.
Татсуро ничего не ответил на колкость «вампира», вызывая в том еще большее чувство раздражение. Но Руки тоже не подавал виду, и лишь только его красноватые глаза испепеляли спертый воздух кабинета.
- Тогда начнем, - Татсуро не шелохнулся, даже губы его, казалось, не дрогнули под натиском слов, которые все же, разрезали пространство на равные дольки, истекающие едким соком напряжения. - Я не буду долго мучить вас предысториями, и поэтому скажу сразу – у нас проблемы. Крупные. «Вампиры», - тяжелый взгляд из-под ресниц опустился на лицо Каме, заставляя то нервно дернуться, стирая надменную красоту испугом, - во главе с Тоору встали на сторону врага. Этого следовало ожидать, хотя, могу предположить, что идея исходила не от самого главы, а от его правой руки: Хара обладает достаточным влиянием на своего Учителя, чтобы заставить того поступить так, как того хочется ему. Зачем Тошии это понадобилось, объясняется очень банально – выживание. Как будущий глава он думает о своем клане, как права рука Тоору – о своем господине. Красочный пример верности своим идеалам и убеждениям, - видно было, что Татсуро восхищается таким поведением «вампира», хоть это и сулило его собственному клану огромные неприятности. – На данный момент «вампиры» еще не знают о местонахождении нашего логова, но с их способностями это лишь дело времени.
Карю и его воинам сотрудничество с «вампирами» на руку – сами они не могут проникнуть в мою резиденцию: слишком велик страх перед событиями двадцатилетней давности. Души не отпустят их живыми, а сами они не обладают достаточной силой, чтобы справиться с ними.
- Численное преимущество явно на стороне чешуйчатокрылых, - прыснул Руки, но было видно, что он впитывает в себя каждое слово Татсуро, запоминая его для дальнейшего скрупулезного анализа.
- Да, так и есть. Какими бы сильными не были пришельцы, им не справиться с таким огромным количеством… злобы. К тому же, на нашей стороне – сила, о существовании которой до последнего времени не знал никто. Прошу, Камуи-сан, - изящное движение тонкой кисти, бледным всполохом прожегшее сумрачный воздух, и вперед, обминая преграду дивана, вышел мужчина в черном плаще, полы которого плавно раскачивались, издавая муторный звук: как если бы за окном разминал крылья огромный ворон...
Его спутник остался в тени, разгоняя ту своим ангельским свечением. Искристо-синие глаза были устремлены в никуда, и мне хватило лишь мимолетного взгляда через плечо, чтобы уловить отблеск вечности, замерший в черных глубинах зрачков.
- Первое, что я должен вам сказать, - начал пришелец, тембром своего голоса не нарушая хрупкого спокойствия тишины, - мы не на вашей стороне. Мы пришли, чтобы защитить собственные интересы. Вы, существа, созданные изощренностью и тяжелым трудом других существ, помогаете нам получать то, что нужно для существования нашей вселенной – души. Считайте, что мир, из которого мы пришли – это рай и ад, о котором кричат ваши священные писания. Он очень тесно связан с вашим миром, а пришельцы решили нарушить размеренность его существования. Мы не могли этого допустить, поэтому мы и здесь. И уйдем мы, как только решим, что опасности для нашего существования нет. До этого времени мы будем сотрудничать с вами, помогая сохранить равновесие, созданное вашими предшественника. Одного из которых я могу лицезреть в этой комнате…
Позвоночника моего коснулся неприятный холодок: о чем говорит Камуи-сан? О каких предшественниках идет речь?
Растерянность, тень расширенных зрачков, блуждающая по комнате была поймана теплым, успокаивающим взглядом любимых глаз.
«Оглянись», - шепнул внутри меня голос Учителя, и я покорно выполнил его приказ, чтобы тут же наткнуться на топленую темноту, сосредоточенную в глазах «вампира» Акихиде.
«Он один из тех, кто создал нас. Единственный, кто остался в живых», - тем временем продолжал Каору, говоря с моим подсознанием. Сердечная мышца сократилась, биение ее стало более медленным, а в заполненных кровью полостях поселилось пронзительно-режущее чувство – как если бы кто-то набил в предсердия и желудочки осколков битого стекла.
«Вот почему Татсуро так к нему относится?», - задало вопрос мое сознание, а глаза все изучали искусно вылепленные черты лица, открывшиеся мне в новом ракурсе: «Он боится его и уважает».
«Потому что Акихиде тот, из чьей плоти и крови создан Учитель. Так же, как и Руки. Они не могут относиться к нему иначе, хотя «вампир» и не хочет преклонить голову перед создателем».
- Все это замечательно, но кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Почему этим тварям нужен Татсуя? – Голос Каменаши, раздавшийся над самым ухом, заставил меня дернуться на месте, едва не соскользнув на пол с протертого края диванной подушки.
- Татсуя – новый ключ. Печать была сломана, Карю и его соратники покинули свой мир, но дверь осталась открыта. Чтобы не допустить проникновения в нашу реальность очередной твари, они, - едва заметное движение глаз, которым Татсуро указал на крылатые души, - снова заперли ее, сделав ключом того, кого посчитали быть достойным. Того, кого есть кому защитить. Но… эта четверка – лишь разведывательная группа. Они должны были подготовить плацдарм для кого-то, более могущественного. Но двери снова оказались на замке, поэтому им нужно добраться до одного из ключей. Получить Татсую им выгодней по нескольким причинам: он слабее, чем Дай, его хранитель не настолько сильный, как Каору, да и сама дверь находится в более безопасном для пришельцев месте.
- А что с пленником? – Подал голос Каору, видимо, давно дожидавшийся возможности задать этот вопрос.
- Он не хочет говорить. Это – во-первых. Во-вторых, он слишком слаб, его связь с Карю оборвана – теперь он не может черпать энергию от общей силы. Он медленно затухает. Сейчас он с Накитамой в убежище. Наки не даст ему умереть – Зеро нужен нам живым…
- Ты хочешь обменять его…
- Да, - впервые за долгое время в голосе Татсуро послышались нотки живых эмоций. – Я собираюсь вернуть Акиру. Силой его не отбить, а мне он нужен. Я знаю, что Хара будет вести переговоры об обмене Акиры на Дая, но… пока «вампиры» зависят от пришельцев, я смогу договориться.
- Учитель, тебе не кажется, что это не равносильный обмен? Пока их трое, они слабее. Но вернув Зеро, Карю сможет выступить против нас во всеоружии.
- Без Акиры мы тоже не можем бороться достойно. Разве ты этого не заметил сегодня? У тебя не хватит сил, чтобы противостоять Тошии, к тому же есть Мийя: хоть он не настолько умен, как Хара, но физическое превосходство на его стороне. Он – оружие своего господина, и если Тоору прикажет ему убить - он убьет. Даже самого Господа Бога, если главе «вампиров» это зачем-то понадобится. Так что мы должны любым способом вернуть Аки. Понадобится, я совершу обмен на себя.
- Учитель! – Глаза Каору расширились от ужаса и возмущения, ибо глава говорил на полном серьезе.
- Каору, Акира – мой приемник, он сильный настолько, насколько может быть сильно существо нашего вида. Он нужен клану.
- Но…
- Это не обсуждается, Каору.
Учитель покорно склонил голову, не произнеся больше и слова.
- У кого-то еще есть вопросы? – Татсуро остановил взгляд на мне, заставляя мою душу сжаться в нервный комок где-то в области солнечного сплетения.
- У меня есть вопрос, - снова подал голос Каме. – Андо, ты знаешь, что сестра Татсуи – твоя дочь?
___________________
«Kagi» (яп.) – «Ключ»

Причем, так получилось, что, неосознанно, - двоих.

Алиса, это ты придумала далеко не с самого начала фика! Ты тогда знать не знала, кто такой Асаги и с чем его едят.

И одного он, все же, любит больше, чем другого, и выбор его очевиден.

А это уже, извините, полный бред. Невозможно любить одного больше, чем другого. Не бывает такого! Это отмазки для тех, кто готов в это верить! Любовь либо есть, либо ее нет! Одного ты любишь или пятерых - не важно, но ты не можешь эту любовь отмерять, ты просто любишь. Любить можно по-разному, но не ставить людей на весы - это неправильно! Кто так считает, заблуждается!
И если Хара способен убить Асаги по просьбе Ке, то не надо меня убеждать в том, что он его любит! Если хочешь, верь в это сама, я же буду искать подтверждение в тексте!

ну а Тсукаса... кто вообще помнит

Как это кто? оО
Я помню, естественно! Еще бы я Тсукасу пропустила в повествовании!

А вообще, четверка наша - лишь всадники Апокалипсиса, тогда как Зверь на подходе - осталось сорвать последнюю печать...

Кстати, интересно, кто же этот Зверь?))
Ммм, всадники, печати - где-то я это уже слышала хДД Еще хотела в первом комменте отметить, да забыла хД

Точнее, не все, но кое-что: во-первых, он уже знает, что ему недолго осталось быть главой клана, и кто-то должен его заменить.

Ну, собственно, я так и подумала, другого оправдания его самопожертвованию я не нашла х)

Почему не Каору? Потому что у Аки есть одно преимущество перед Као - ему нечего терять. Каору уязвим.

Да, об этом я тоже подумала.
Просто все равно, Акира не похож на главу клана, вот хоть убейте. Немногословный защитник - да, но не глава!
И версия, чего ж Тато так жаждет вернуть Акиру у меня тоже имеется, но я подожду официального подтверждения или опровержения х)

Тьфу, мои сюжеты изначально нельзя трактовать как постоянные - у меня все меняется в зависимости от настроения. Еще ни один мой фик не закончился так, как я того хотела. То, что появляются новые лица, мне кажется более реалистичным.

Это, как бы, не только у тебя.
Но не пытайся мне втереть натянутое оправдание своим минутным порывам, которые явно не имеют подтверждения в тексте. Одно дело придумать заслон для поступков героев в голове и совсем другое - отразить это в тексте.
Если в первой главе еще как-то можно было поверить в отношения Асаги и Тошика и даже принять их, то во второй части даже натянутое оправдание рассыпалось. Так еще следом и осыпался образ Хары. Лично я уже не смогу воспринимать его таким, каким ты подавала его ранее. Для меня он теперь отменная размазня. Уж извините за прямолинейность, но уж если я разочарована, то предпочитаю об этом высказать автору.

_____________________
«Yogen»(яп.) – «Пророчество»

ST: Zeromancer – The Death of Romance
Plan Three – Tainted [So Cold]

- Он не знает, - напряжение лопнуло, разорванное категоричным ответом Татсуро. – Он считал, что Казуми – одна из второго поколения, подопечная Акиры, - чуть помолчал, смакуя напряженной тишиной. Этот вкус ему явно не понравился, поэтому Глава снова заговорил: - Мне пришлось заставить их так думать.
- Не только их… - тяжелый, горький, полный нескрываемой боли голос моего Учителя заставил вздрогнуть. Из тишины нутра, разбивая душу на осколки кровоточащего отчаяния, вырвался сдавленный стон, тут же растаявший в ликвидной боли, захлестнувший меня с головой. Ее источник был совсем рядом – я мог бы протянуть руку и коснуться его, но… не решился: нечто сковало мышцы, заставляя меня истуканом сидеть на месте, прожигая взглядом пустоту чуть левее плеча Татсуро. И уже сквозь нее едва заметным дрожанием – как рябь на озерной глади во время штиля, - стало проникать понимание того, что сказал глава, осознание факта моего…отцовства? У меня. Есть. Ребенок. Дочь. Девочка, которая так сильно ненавидит мир людей, что готова предать свою семью, подставляя ее под удар «вампира», лишь бы оказаться среди… нас? А кто были мы? Вопрос, которому я даже не пытался найти объяснения.
- Почему? – Сорвалось с моих губ, заставляя Каору вздрогнуть, роняя на мое лицо тень своего взгляда: такую тяжелую, но неожиданно мягкую, полную тепла и поддержки.
- У тебя достаточно слабостей, Дайске. Для «ключа» – слишком много: нежелание расстаться с миром людей, Аой, Каору…
Каждое слово Главы было как удар хлыста. Я невольно дергался, пытаясь уйти от жалящей боли, но ее источник скрывался глубоко внутри меня. Я зажмурился, плотно сжав губы, а Татсуро продолжил:
- Стоило бы Дайске узнать, что Казуми – его дочь, и об этом стало бы известно «вампирам». Хара слишком мощный эмпат: он смог почувствовать его связь с Кою, так что смог бы…
- Кою? – Я сделал слишком глубокий вдох, тут же заходясь кашлем. – Эта тварь… что… что он… – Я не заметил, как оказался на ногах.
- Обратил его, - безразлично. Как всегда…
Мне показалось, что кто-то саданул меня по груди кувалдой, разнося кости вдребезги. Хватая воздух онемевшими губами, я медленно осел на пол, чувствуя, как реальность начинает раскачиваться, теряя свою монолитную устойчивость.
- Господи… - отчаянно вырвалось из моей искалеченной груди, заставляя легкие кровоточить.
- Тише-тише, - Каору незаметно оказался рядом, прижимая ставшее вдруг чужим тело к себе, согревая его озябшую кожу своим теплом. А я…я видел это словно со стороны, ползая по полу, раздавленный тяжестью всепоглощающей боли.
- Успокойся. Твои слезы и страдания не смогут вернуть время назад. Теперь Хара попытается выставить это против нас. Кою – еще одна твоя слабость, а у «ключа» их не должно быть вообще.
- Кто бы говорил, - вдруг сорвалось с моих губ. – У него в руках Акира, и ты готов сдать нас всех, чтобы спасти своего ученика. Почему? Почему он? Ведь Каору больше подходит на роль нового главы – из него выйдет сильный лидер, способный повести за собой, верный идеалам своего клана!
Татсуро ничего не ответил: стремительно поднявшись, он буквально налетел на меня, огромной тенью нависая над моей крохотной вселенной.
Каору вскинул голову – я ощутил, как его дыхание горячей волной прокатывается по моему телу, устремляя вверх, - и посмотрел на Главу, бросая ему вызов. Он не даст ему приблизиться. Ценой собственной жизни, но не даст.
- Вот поэтому он и не станет Главой. Потому что он предан не клану – он предан тебе, Дайске, - густая тьма в глазах «оборотня» коснулась моего лица, медленно переползая на застывшего за моей спиной Учителя. – Сейчас он не побоялся меня, зная, что слабее, зная, что одного лишь моего желания хватит, чтобы его уничтожить. Он ни секунды не сомневался. Клану не нужен такой Лидер. Клану нужен тот, кто не имеет уязвимых мест.
- О господи… - голос, сорванный неожиданным прозрением, всколыхнул напряжение, заставляя нас с Каору обернуться на его звук, а Татсуро – медленно поднять глаза, останавливая взгляд на Каменаши.
- Я знаю, почему ты так дорожишь Акирой. Господи, ведь это так очевидно! И так печально…
Ни единый мускул не дрогнул на лице Главы. Вряд ли в этом мире существовало нечто, что было способно заставить его проявить эмоции.
- А мальчик умный, однако. И сильный, - усмехнулся все это время помалкивающий Руки, незаметно подмигивая… мне. – Озвучь свою догадку, потому что не все такие проницательный, как ты.
Каменаши замер, глядя лишь на Татсуро. Тот принял вызов, впиваясь в красивые глаза ледяным взглядом. Атмосфера в комнате стремительно меняла свою структуру, становясь твердой как сталь, и такой же безжизненной. И в ее пустотах, искрясь, проскакивали искры поистине колоссального напряжения.
- Ты сказал… - начал Каме тихо, чуть сужая глаза, но не думая их отводить, - что Акира был рожден, чтобы стать лидером. Он ведь твой сын, да?
Татсуро молчал. Время вокруг его высокой фигуры остановилось, боясь даже прикасаться к этому существу.
- Учитель? – Шепнул Каору, заставляя звуки путаться в моих волосах.
Оставшись равнодушным к взволнованному обращению ученика, Глава выпрямился во весь свой рост, чтобы затем безмолвно покинуть комнату, оставив нас медленно переваривать услышанное.
- Что нам делать? – Вопрос застыл на моих губах: я обращался ко всем сразу, понимая, что никто не сможет дать мне ответа. Я искал его в себе, но не находил, понимая, что не способен на решение столь сложной проблемы.
- Ждать? – Выдвинул предложение Каме, на что получил насмешливый взгляд Руки:
- У нас нет на это времени. Скоро нагрянет Хара в сопровождении церберов Тоору. Наши гости не решаться приблизиться к убежищу, поэтому «вампиры» попытаются выманить нас на свою территорию. Ну, или хотя бы в нейтральные воды. И уж там нам придется туго. Поверьте мне: я знаю, что говорю. Справиться с одним Зеро было чертовски сложно, а уж с тремя его соплеменниками… - перворожденный возвел глаза к живому потолку, пытаясь отыскать в его черном шевелении подходящее определение. - …Они размажут нас по тому, на чем мы будем стоять. Точнее, вас. Лично я не собираюсь покидать пределов этой комнаты – свою миссию я выполнил.
- Он найдет тебя, - Акихиде приблизился совсем бесшумно, останавливаясь в непосредственной близости от «вампира». – Он придет сюда, а ты не сможешь убежать. Потому что вы – две части единого целого. Он всюду… всюду сможет тебя отыскать. Даже там, куда ты собрался.
Руки недовольно поджал карамельные губы, пожевал ими спертый воздух, скрупулезно исследовал ногти на длинных пальцах и лишь затем выдал:
- Двадцать лет. Он не смог меня отыскать. Почему же ты думаешь, он сможет сделать это сейчас?
- Потому что он идет сюда.
Руки замер, одаривая своего творца стремительным взглядом, в котором я уловил тонкие штрихи отчаяния.
- Он не знает…
- Ты так думаешь? А зачем ему нужен этот мальчонка, Тошия? Он – эмпат, настолько сильный, что может ловить чувства на большом расстоянии, а ты – источник очень сильных эмоций. Ненависть – его собственная, - настраивает его на твою волну. Он не знает, но чувствует, где ты. А Тоору – «зеркальщик», он легко ловит ощущения своей правой руки. И он скоро нападет на твой след. И поверь – не потеряет его. Он слишком сильно хочет тебя, чтобы сдаваться.
- Он – псих, - с капризностью пятнадцатилетней девчонки пробурчал «вампир», отворачиваясь. – Я не хочу, чтобы он меня находил – не люблю садистскую любовь.
- Но его ты любишь, и он знает об этом. Поэтому это не дает ему возможности отказаться…
- …этого ему не дает сделать его маниакальная одержимость! Я не хочу быть идеей-фикс извращенца, помешанного на смерти!
- Ты сам сделал его таким… - на губах Акихиде заиграла грустная улыбка. – Он – плод твоей гордыни и самолюбия. Он – твое зеркальное отражение. Он – это ты с изнанки…
Руки промолчал.
Акихиде еще какое-то время смотрел на него, а затем отступил в тень, решив, что сказал достаточно.
- Каору, Дайске, Каменаши, идите за мной, - Татсуро вернулся незаметно, но стоило ему подать голос, как помещение сузилось до размеров игольного ушка, вдавливая меня в Каору. Или это Учитель так сильно сжал меня в объятиях, что стало больно онемевшим мышцам?
Каме послушно поднялся с дивана, при этом не скрывая неприязни. К нашему Главе, ко мне, к Каору. Ко всем, кто не имел отношения к его «ключу».
- Нужно спрятать вас – у нас гости.
Мы с Каору быстро переглянулись, а затем я краем глаза заметил, как струной натянулась стройная фигура Руки. Он что-то почувствовал. И это заставило страх расплескаться по бесконечной окружности зрачков, перетекая на подернутые кровавой поволокой радужки.
- Он пришел один, но за его спиной я вижу черные крылья, - тихим шепотом произнес Камуи, вступая на одну линию с нами. – Я задержу его.
- Он не станет говорить с тобой.
- Но и убить не сможет…
- Но попытается: ему приказано убивать, - отрезал Татсуро, а я невольно вздрогнул.
- Кто это? – Мой вздох заставил бабочек недовольно зашептаться, глядя на нас с высоты своей бесконечности.
- Тот, кого Тоору держал про запас, пряча от посторонних глаз, - Глава смотрел в тонкую щель между запахнутыми занавесками. – И если Тошия – ядовитая змея, от которой возможно найти противоядие, то Юккэ – тень, отбрасываемая Смертью в полночь.
- Чертов молокосос! Я знал, что нужно было его убить сразу! – Руки вихрем сорвался с места, обдавая нас едкими брызгами ярости.
- Не смей! – Гаркнул Татсуро, но «вампир» сделал вид, что не слышит его, скрываясь в колодезной темноте коридора.
Камуи, медленно проплыв мимо нас, последовал за Руки; его белоснежная тень осталась охранять покой Вечности.
_____________________
"Kirai" (яп.) - "Нелюбовь".

Оооо... Ну... Ээээ... Это жестоко!! Бедный Дай, ну! В период таких напряженных и серьезных событий узнать, что у него, однако, есть дочь! Ну надо же, она одна из его слабостей! И главным образом поэтому ему о ней не сообщили, ну!! Я зол, дааа...

RED...[em] пишет:- Кою? – Я сделал слишком глубокий вдох, тут же заходясь кашлем. – Эта тварь… что… что он… – Я не заметил, как оказался на ногах.
- Обратил его, - безразлично. Как всегда…

Блеск! Еще один шок для Дайске!! Что ж на него сыплются одни "приятные" новости за другими! Чем он такое заслужил?! Потому, что он ключ?! Он этого не просил! А теперь вот переживает такое... Черт...

Акира - сын Татсуро?! Ну вооот, а я думала, какая-то давняя любофф)))))

RED...[em] пишет:Он слишком сильно хочет тебя, чтобы сдаваться.

*тяжело сглотнула* Ой-ой-ой, у меня от этой фразы по телу стадо мурашек пронеслось!! Так значит, Тошик так любит своего Учителя, а он просто использует его, что ли?! Ох, Тоору, ох, паразииит! *_____*
А будет какя-то история, раскрывающая прошлое отношений Руки и Ке?!?! *косплеит кота из Шрека*

RED...[em] пишет:- Каору, Дайске, Каменаши, идите за мной

На первый, второй, третий рассчитайсь! хДД *гомэн, гомэн*

RED...[em] пишет:- Он пришел один, но за его спиной я вижу черные крылья, - тихим шепотом произнес Камуи, вступая на одну линию с нами. – Я задержу его.

RED...[em] пишет:Камуи, медленно проплыв мимо нас, последовал за Руки; его белоснежная тень осталась охранять покой Вечности.

О Боги... *сползает по стулу* Любовь моя, какой же ты... Ох, черт... Такой самоотверженный! Я не способна мыслить адекватно! Гакто-сан, что же Вы делаете, ну! *слюни, сопли, дикий воторг*

Алисааа, спасибо за проду! И отдельное спасибо за моего любимого! Его немного, но он такоооой... Ох...
Аригакто! =**

Аее, не могу не отметить замаячивший перед глазами пейринг Ке/Руки. Я някала, как дебилка, пока Таракашкин пытался самого себя убедить, что ему не нравится садистская любовь. Извините, я не поверила, да еще и сознание такое порно с участием чибиков нарисовало, что ппц! *__*

этот пейринг у меня перед глазами маячит с самого начала фика)) это - одна из немногих констант, которая осталась у меня в сюжете, гыгы)) Экскурс в прошлое:

- После того, как ты ее обратил, она попала к «оборотням». Они тоже провели обряд. Я хочу ее вернуть. Ее наставник – Татсуро-сан… - Глава резко замер. Лицо, еще мгновение назад светящееся вдохновением и радостью, изменилось до неузнаваемости. – А Тастуро знает, где Руки! – Страшный, нечеловеческий рык вырвался из горла Тоору.

Помните, я говорила, что в первой главе с Тоору все упустили очень важный момент? Вот он! Ке изначально все это затеял в надежде найти Таракашкина

Кстати, а Хара об этой любви Учителя знает? Почему Руки еще жив?!))

ыыыы, знает, а Руки жив, потому что Хара не может его найти. И не хочет, чтобы его нашел Тоору. К тому же, найди Тошия Руки - и вопрос встанет ребром, кто кого... Потому что Руки - перворожденный, он изначально сильнее Хары, хоть тот и более изощренный, ибо его Учитель - больший псих, чем Така. Теперь я раскрою еще одну карту - как думаешь, почему Хара убил Юкиэ? Ее ведь Ке послал, чтобы найти девчонку, обращенную Тато. Хара боялся, что его ученица знает больше, чем показывает, что может найти Руки. Та же фигня и с тем, что Хара так рвется общаться с нашими пришельцами - он хочет первым найти убежище Татсуро, а значит и Руки... Ему ключ нужен, как безногому - велосипед. Для него главное - любым способом предотвратить встречу любимого Учителя и бывшего главы клана...

Блеск! Еще один шок для Дайске!! Что ж на него сыплются одни "приятные" новости за другими! Чем он такое заслужил?! Потому, что он ключ?! Он этого не просил! А теперь вот переживает такое... Черт...

ммм... не только потому, что он - ключ. А просто потому... вот опять, что ли, цитировать саму себя? Оке)))

Нам придется вернуться на двадцать лет назад, в тот день, когда ты, идиот, шагнул с карниза пятого этажа.
В то самое время, как Андо Дайске, забитый учитель истории, пытался покончить со своей никчемной жизнью...

теперь понятно, отчего на голову этого горя лукового(с) сыплются одни неприятности? Он изначально был неудачником, еще в человеческой жизни. Став "оборотнем", масштабность их увеличилась. Вместе со значимостью самого Андо...

Акира - сын Татсуро?! Ну вооот, а я думала, какая-то давняя любофф)))))

ура, ура, ну хоть кого-то это удивило

Так значит, Тошик так любит своего Учителя, а он просто использует его, что ли?! Ох, Тоору, ох, паразииит! *_____*
А будет какя-то история, раскрывающая прошлое отношений Руки и Ке?!?! *косплеит кота из Шрека*

будет, еще как будет

хехе, я так и знала,что Гакт и его выступление не останется незамеченным. Вы еще дождитесь прихода главного гостя, угу. Вот там и Камуи, и Ясу, и Као с Харой себя так покажут, что ой-ой-ой... а про то, что сделает Тато я вообще молчу... *палит, палит сюжет*

Помните, я говорила, что в первой главе с Тоору все упустили очень важный момент?

А это нечестно, между прочим!
Конечно мы не обратили внимания на это, поскольку кто такой Руки и что он из себя представляет мы тогда еще понятия не имели. Не удивительно, что мозг, не заостренный на мелочах по жизни, не сохранил в нашей памяти такую строчку.

Черными крыльями, о которых говорил пришелец из рая, был Хара. Он тенью замер в отдалении от Юккэ, не спуская глаз с его невысокой фигуры. Это существо не вызывало в нем никаких чувств: для ученика Тоору оно было не более, чем искусным исполнителем воли Учителя. Идеальный воин. Задачей Юккэ было отвлечь внимание, если нужно – убить того, кто встанет на его пути. Хара же был здесь ради единственной цели – узнать, где Татсуро скрывает… нет, не Дайске – Руки. Дай был лишь отводом глаз, ширмой, за которой Тошия скрывал свои истинные чувства и желания. Найти и уничтожить того, ради кого Тоору ввязался в войну, встав на сторону пришельцев. Того, кого Хара ненавидел так, что это чувство глушило в нем способность ощущать присутствие Руки, как бы близко тот не находился.
- Ты чувствуешь Дайске? – Все же спросил Хара, оборачиваясь к новому ученику.
Уруха отрицательно покачал головой: он не чувствовал того, кто так долго помогал ему выжить в мире людей. Лишь только тонкий, едва различимый след его присутствия – отпечаток души, исковерканной страданиями, - витал в сыром промозглом воздухе, плотным саваном окутавшем полуразрушенные стены храма.
- Вы уверены, что это – именно то место? Дайске был здесь, но сейчас его присутствие практически стерлось из памяти этих камней. Это место…оно не любит его, - Уруха повел плечами. Ему все еще было сложно говорить: годы молчания и полной апатии давали о себе знать.
- Асаги уверен. Я привык ему доверять, - бесчувственный голос Учителя неприятным осадком осел на дне грудной клетки, заставляя новообращенного покрыться липкой испариной пота. Холодный, он раздирал нежную кожу, покрывая ее неограненными хрусталиками мурашек.
- А зачем он здесь? Почему мы сами не можем…
- Потому что так нужно. Нас мало, мы не сможем забрать то, за чем пришли, вырвав его силой. Мы будем говорить.
- С кем?
- С тем, кому этот разговор нужен больше всего – с Татсуро.
Хара приподнял подбородок, всматриваясь в размытые очертаний церкви поверх головы Юккэ. Черный провал двери оставался безжизненным. Никто не спешил выйти им навстречу, хотя Тошия и чувствовал, что их приход не остался незамеченным.
- Долго нам еще ждать?
- Не знаю, - честное признание заставило его произнесшего «вампира» вздрогнуть, скривившись от отвращения – несдержанность была одной из слабостей, от которых правая рука Тоору пытался избавиться.
- Идет, - отрывистый голос воина, расплескавшийся внутри Тошии, заставил того замереть, вытянувшись в идеальную струну.
- Не дыши, - шепнул мужчина, легко касаясь сознания ученика. Уруха послушно застыл, убивая в себе все проявления жизни: исполнительный, сильный, очень способный – он обещал стать идеальным помощником своего господина. И если Харе суждено стать главой своего клана, то Уруха займет место рядом с ним.
Церковные двери с противным скрипом приоткрылись, выпуская в серость туманного вечера облако черноты. То, сгустившись в комочки тьмы, стаей мотыльков взмыло в тяжелое небо, теряясь в его глубинах.
Над погостом, цепляя ветви мертвых деревьев, пронесся леденящий душу порыв ветра. Он не был вызван прихотью погоды. Он вырвался из-под могильных плит, вывернутых из святой земли запредельной силой.
Покосившихся ступеней крыльца коснулись ноги не того, кого Тошия ожидал увидеть: к ним, опустив руки в карманы широких брюк, неспешным шагом приближался Руки.
Внутри «вампира» все сжалось, покрываясь едкой слизистой пленкой ненависти. Сильные кулаки сжались, заставляя тупые полумесяцы ногтей рвать загрубелую кожу ладоней в кровь.
Уруха молчал, хотя не мог не почувствовать того, что происходит с Учителем – связь была еще тонкой, только-только налаженной, но он уже мог улавливать изменения в том, что так яростно отрицал в себе Хара – его душе.
- Слушай, - голос Руки, так долго терзавший воспоминания Тошии своей едкой мелодичностью, заставил «вампира» еще сильнее сжать пальцы, сдерживая нахлынувшую ярость. – Юккэ, я тебя предупреждал: при нашей следующей встрече я спущу с тебя шкуру. Заживо. Видимо, двадцать лет, прошедших с момента того памятного разговора, напрочь стерли это из твоей памяти.
- Я помню, господин, - Юккэ глубоко поклонился, отвечая на грубость бывшего главы почтением – то, что впитано с кровью Учителя.
- Тогда почему ты здесь? Да еще и эту шваль притащил с собой?
Хара едва сдержал себя от того, чтобы броситься вперед и размазать ненавистное существо по надгробным камням. Но нежелание выдавать собственные чувства и природный страх перед более сильным «вампиром» взяли верх над желаниями, бушующими в груди.
- Тошия – правая рука нового Господина, - бескомпромиссно ответил Юккэ, - я повинуюсь его воле.
- Да, Тоору никогда не умел выбирать себе учеников, - насмешка отразилась от кровавой черноты зрачков. – В отличие от меня. Ты – одно из моих лучших творений, Юккэ. Мне бы не хотелось тебя убивать…
Ученик послушно склонил голову, готовый принять любую волю того, кто его создал. Хоть он сейчас и служил другому Главе, кровь, которой он был вскормлен, не давала забыть о том, кто является его истинными господином.
- Что происходит? – Вопрос, заданный на уровне восприятия, заставил Хару на мгновение отвлечься от развертывающейся перед ним картины. Он и сам не понимал, чему свидетелем стал. Все шло не так, как он рассчитывал. Руки не должно было быть здесь! Он… он слишком долго скрывался, чтобы вот так взять и раскрыть себя. Да еще и тогда, когда это было больше всего не с руки Тошии. Верить в стечение обстоятельств «вампиру» не хотелось, но видеть какой-то скрытый смысл он не привык, хоть и жил в мире, где все было зыбко и непостоянно.
- Я пытаюсь ответить на этот вопрос, - короткий ответ не удовлетворил любопытства ученика, но большего Тошия пока что сказать не мог. Потому что ему нечего было говорить.
Уруха вновь окунулся в безмолвие, и лишь только слабые импульсы проникали в тело его учителя по связывающим их каналам, заставляя чувствовать себя не таким уязвимым. Нужным. Хотя бы этому существу. Потому что связь с самым важным существом на этой планете стремительно таяла, стираемая присутствием того, от кого Хара так долго пытался скрыть своего Учителя. Или наоборот – это было неважно. Тошия терял Тоору: с каждой секундой он становился все более и более чужим, далеким, холодным и абсолютно бесчувственным. И это убивало.
Рука, рванув вверх, сжала свои окоченевшие пальцы на груди, комкая ткань плаща. Идеальная форма губ изломалась, покрываясь тонким налетом страдания.
- А ты все еще не научился быть сильным, - взгляд Руки, прожигая пространство, коснулся лица Тошии, издевкой хлестнув по чувствительной коже.
- Но в отличие от тебя я не бросаю тех, кого люблю, - бросил Хара, принимая вызов.
- Но это не мешает тебе раз за разом предавать их…
- Я никогда его не предавал! – Рыкнул «вампир», но был остановлен мягким успокаивающим касанием чужой сущности к своей пылающей душе.
Уруха смотрел на учителя, подставляя себя под удар, пытаясь тем самым не дать ему совершить глупость, которая будет стоить ему очень дорого: новообращенный успел почувствовать, что замерший поодаль мужчина намного сильнее его господина и что церемониться он с ним не станет.
- У тебя еще все впереди, - вдруг вполне серьезно проговорил Руки, делая шаг вперед. – Ты знаешь, о чем я, правда? – Кровавый взгляд едва просачивался сквозь щелки, в которые превратились глаза перворожденного.
Это было настоящей пощечиной.
«Откуда?», - мелькнуло в голове Хары, и тут же превратилось в тупую грань частичного понимания: «Неужели, он способен…».
- Не я, - лишь губы и воздух. А затем мысленно: «Ты знаешь, что нужно делать. Если хочешь спасти то, что еще у тебя осталось».
Тошия отрицательно мотнул головой, пытаясь вытеснить из нее ненавистный голос Руки. Ему было физически больно ощущать его в своем сознании.
- Это единственная возможность, - снова вслух произнес перворожденный и протянул руки к безмолвной фигуре Юккэ. – Мы пойдем с вами. Я… и «ключ».



Всю дорогу до резиденции главы я ощущал на себе пристальный взгляд Хары. Я знал, что план изначально провальный, но нужно было увести моих соплеменников как можно дальше от убежища Татсуро, давая возможность спрятать Татсую и Дайске.
Обмануть Юккэ, Мийю и даже пришельцев было не очень сложно. А вот эмпата-Тошию – сложнее. Вот и сейчас, выбираясь из машины, я ощущал, как жидкое недоверие касается моей спины, стекая по позвоночнику ядовитыми капельками.
Руки с непривычной сосредоточенностью рассматривал окружающий ландшафт, мысленно посылая мне сигналы «заткнуть свое трусливое подсознание».
Я старательно выполнял указания бывшего главы, бледнея на ходу: теперь взгляд Хары пронизывал меня насквозь, а липкие щупальца его силы впитывали каждый миллиграмм моих эмоций, тщательно их сканируя и пропуская через внутренний анализатор.
Улыбка, коснувшаяся извечно-соблазнительного изгиба его губ, заставила меня окончательно скиснуть: наш план треснул по всем швам, и оставалось надеяться, что Татсуро успел надежно спрятать истинные «ключи».
Нам навстречу, замирая на пороге заброшенного особняка, вышел Мийя. Его безликий взгляд скользнул по нашим лицам, чтобы замереть на вызывающе-холодном лице Руки.
- С возвращением, господин, - низкий поклон, сложивший безэмоционального воина пополам, заставил меня на мгновение опешить, а Хару – презрительно цыкнуть, проходя вперед.
- Сколько еще вы будете унижаться перед предателем? – Его ядовитый шепот коснулся уха выпрямившегося телохранителя, но мы все смогли его расслышать – столько ненависти в нем было. Столько злобы и тупой обиды. На того, кто посмел так сильно унизить его Учителя, оставив его в тот момент, когда так сильно был ему нужен.
Мийя ничего не ответил, пустыми глазами глядя на ночь за нашими спинами.
Тошия резко отвернулся и первым вошел в приоткрытые двери, жестом приказывая следовать за ним. Наше желание не учитывалось – сейчас мы были пленниками со статусом «долгожданных гостей».
Моего локтя коснулись теплые пальцы новенького «вампиреныша». Я поднял на него глаза и захлебнулся тем, что прочел в глубинах черничных зрачков: грусть, нежность, верность, отчаяние, надежда, боль, счастье… Слишком много. Слишком… разное, непонятное, несочетаемое. Сводящее с ума. Убивающее. Его. Меня, глядящего ему в душу.
- Вот, что он в тебе нашел… - едва слышный, шепот слетел с моих губ, прикасаясь к лицу новообращенного. – Ты такой же, как и он – сумасшедший.
Я знал, что не ошибаюсь. Я знал, что вижу перед собой приближенную копию того, кем некогда был ученик Тоору. Тем, кем Хара так отчаянно пытался не быть. Тем, кем так сильно хотела оставаться его душа.
Мальчишка грустно мне улыбнулся, качая головой, а затем мягко увлек за собой, осторожно ступая на избитые временем ступени.
Внутри нас уже ждали: Инори, жмущаяся к стене, с покорно опущенной головой и еще несколько «вампиров», приближенных к Тоору. Я не знал их имен, но они меня не особо и интересовали. Сейчас меня волновала лишь фигура, застывшая на пороге комнаты, ведущей в личные апартаменты главы клана.
Хара чуть обернулся, через плечо бросая взгляд на Руки.
- Ты пойдешь сам.
Руки лишь криво усмехнулся, видимо, ожидая подобного решения Тошии.
Тот, я видел, нехотя отступил назад, оказываясь в полосе света, отбрасываемого высокими бра. Теперь глаза его смотрели в противоположную стену, где, как я знал, находилась ниша – заколоченная дверь, некогда ведущая в зимний сад.
Я проследил за его взглядом и застыл. Ледяные пальцы ужаса судорожной хваткой сжались на горле, не давая возможности сглотнуть вязкий комок слюны.
Сквозь пелену полумрака на меня смотрели глаза цвета мертвой воды. Карю. Он ждал нас. Кто-то успел предупредить его о том, что Хара нашел «ключ».
- Идем, - Тошия коротко кивнул своему новому ученику, и тот покорно развернулся, возвращаясь на крыльцо. – Ты идешь с нами, - безапелляционным тоном, кивком головы приказывая мне следовать за новообращенным.
Я, вбив в грудь немного воздуха, послушно последовал за «вампиром», ощущая за своей спиной плотную черноту: Карю и Тошия замыкали шествие.



В комнате витал удушливо-горький запах – хризантемы и кровь. Запах смерти. Запах Тоору.
Руки сделал глубокий вдох, вбирая в себя давно забытый аромат. По телу волной мурашек прокатило привычное наслаждение – с примесью сладковатой боли, заставляющей легкие болезненно вбирать в себя его крупицы, смешивая их с кровью.
Чуть зажмурившись, Руки приоткрыл темные, полные томного ожидания губы, отмечая, как дрожит каждый нерв, как возбуждение стегает по ним, выбивая очередную волну мурашек.
Кожа, покрываясь алым налетом в лучах красноватого свечения настенных светильников, искрилась, впитывая в себя нежное тепло.
Ожидание будоражило.
Тяжелые ресницы дрогнули, приподнимаясь. Глубокий, рубиновый свет смешался с кровавыми росчерками роговиц; зрачки, сузившись до крохотных чернильных точек, стремительно расширились, выплескивая обжигающую страсть в стоячий воздух спальни.
- Ты все так же любишь эти цветы? – Тихий шелест голоса заставил невысокую фигуру, занятую созданием идеальной икебаны вздрогнуть, моментально выпрямляясь.
- Руки? – Недоверчиво, словно опасаясь, что это – всего лишь сон: очень хрупкий, приходящий с первыми лучами рассвета.
- Я вернулся, - совсем тихо.
Тоору промолчал. Напряжение, сковавшее тело мгновение назад, медленно таяло, стекая на пол маслянистыми лужицами тьмы.
Руки тоже молчал, с отстраненной нежностью изучая очертания до помутнения рассудка любимой фигуры. Мягкие, плавные, они словно капли горячего воска вырисовывались на фоне кровавых стен, светясь изнутри. Их тепло утоляло жажду оледеневшего воздуха, по-новой наполняя давно остывшее сердце перворожденного вытравленными из него чувствами.
- Ты сделал мне больно, - обида и злость всколыхнули алое свечение воздуха, заставляя его расступиться, уступая место глубинному мраку, наполнявшему израненное сердце.
Руки прикрыл глаза, вбирая в себя ненависть, замешанную на чувстве предательства. Так оно и было. Он убежал, предав того, кому столько раз шептал: «Люблю…». Потому что был не в силах терпеть амбивалентности чувств: нежность, сменявшуюся неконтролируемой яростью, заботу, замешанную на крови, любовь на грани суицида. Да, он сам сделал его таким, приручил того, кто должен был умереть, закончив свои дни в лечебнице для психически больных. Забрал, пригрел, впустил в сердце, сам врос в него до самого последнего вдоха, а затем беспощадно выдрал из груди, оставив истекать кровью. Такие шрамы не заживают, такая боль не прощается.
- Я люблю тебя… - это все, что он смог сказать. Никаких «Прости» - они только вызывают ярость и желание убивать. – Так же, как прежде. Ничего не изменилось. Ничего… - голос дрогнул; темные губы избороздила безумная улыбка, - не изменится. Во мне слишком много тебя.
Открыл глаза и наткнулся на затуманенную пелену откровенно-сумасшедшего взгляда. Тоору приблизился неслышно, замирая перед своим господином.
Секунды: медленно… тягуче… больно… перетекали в минуты. Созерцания. Погружения. Друг в друга. Ближе. Сильнее. Глубже, чем на это способные тела.
Одна душа, вытравленная ядовитой тьмой жестокости и бесчеловечности, возрождалась в другой, тонкими заостренными лепестками распускаясь в груди. Кровь, сочащаяся из стремительно затягивающихся ран, питала нежные ростки, окрашивая жилки в цвета вечности.
Руки, не разрывая умопомрачительного контакта, подался вперед. Глаза, поглощающие друг друга нечеловеческим желанием, оказались на одной линии. Так близко, что перестали различать что-либо, видя перед собой лишь искристую пелену вожделения.
Губы дрогнули, приоткрываясь. Дыхание, оседая на чужих губах, было с жадностью съедено. Секунда колебания, вдох – и поцелуй, стирающий губы, размывающий границы реальности, выбивающий почву из-под ног. Касание, от которого душу выворачивает наизнанку. Объятие, сдирающее кожу со стремительно исчезающего тела.
- Люблю… всего, - Руки сорвался первым, начиная неистово целовать грубоватые черты лица, безоглядно подставленные под эти поцелуи.
Тоору грубо прижимал мужчину к себе, не боясь причинить боль. Оба знали, что без нее не обойтись. Оба знали, как сильно они любят ее друг в друге.
Горячие губы перемещались по блестящей от тонкого слоя слюны коже, медленно стекая по ней на подбородок, ниже, заставляя запрокинуть голову, подставляя шею для дикой ласки.
Рванув Тоору на себя, Руки одним грубым и болезненным движением опрокинул их тела на пол, превращая касание в жадное терзание: губами, зубами, слизывая выступающие капельки крови, задыхаясь от их ароматной тягучести, захлебываясь не своими стонами – несдержанными, полными спазматического удовольствия.
Издав глубокий рык, Тоору рывком подтянул Руки вверх по своему телу, слизывая собственную кровь с округлого подбородка. Запах слюны и мертвой жизни полностью убивал самообладание, сводя с ума и без того безумное сознание.
Руки, поерзав, устроился верхом, сильно сжав узкие бедра ногами, ощущая под собой жаркую пульсацию налитой возбуждением плоти. Губы кривились от боли, причиняемой несдержанностью любовника, и сладостной судороги в паху – «вампир» знал, что сейчас будет очень хорошо…
Сдирая одежду друг с друга, они сдирали и кожу, пуская кровь, чтобы иметь возможность слизывать ее, ощущая в каждом глотке пьянящие нотки любви.
Два существа, не знающие, что такое нежность, безоглядно дарили ее друг другу, не осознавая, но принимая. Вместе с откровенными ласками, стонами, всхлипами, жадным рычанием и несдержанными криками, будоражащими сильнее, чем рваный ритм движений, заставляющий тела биться в экстазе, сплетаясь в один плотный комок на холодном полу. Они любили друг друга, и было совсем не важно, как…



- Акира… - мелодия ветра, запутавшаяся в кронах молодых деревцев.
- Акира, проснись… - шум прибоя на закате: соленый и теплый, как детские слезы.
- Акира…
- Папа? – Шепнули губы, не знающие ласки этого слова, но так жаждущие его произнести.
- Акира, очнись!
Боль осознанием действительности хлестнула по сознанию, пробуждая его к жизни.
Акира с трудом разлепил спаянные слабостью веки, пытаясь сфокусировать зрение на склонившемся над ним человеке. Темнота стремительно расступалась, превращаясь в бледность незнакомого лица.
- Ну, наконец-то! – Облегченно вздохнул незнакомец, выпрямляясь. – Нужно идти. Пока он не вернулся.
- Тошия? – Акира сжал ноющие виски, с трудом приподнимаясь на локтях. Мир тут же пошел кругом, заставляя «оборотня» тяжело осесть, приваливаясь спиной к зыбкой материи стены. Та, казалось, была готова вот-вот разверзнуться, принимая мужчину в свои упругие объятия.
- Именно. Идем, - тонкая бледность руки застыла в нескольких сантиметрах от лица Акиры. Тот, вздохнув, принял помощь, слабыми пальцами цепляясь за ладонь.
Незнакомец тут же подтянул руку, отрывая «оборотня» от пола.
Пошатываясь, Акира оказался на ногах, но руки не отпустил, чувствуя, как раскачивается пол, стремясь опрокинуть мужчину обратно на потертый паркет. Стало дурно, перед глазами поплыли красноватые круги, во рту, горечью обжигая гортань, поселился кислый привкус гнилой крови.
- Давай-давай, мы тебе поможем. Главное, выбраться отсюда. Твой отец уже рядом…
- Татсуро? – Акира закашлялся, хватаясь за горло.
- Да. Он идет за тобой. Тошия ушел, Тоору сейчас не до нас. Осталось миновать его охрану. Ты сможешь?
С трудом воспринимая информацию, Акиры кивнул: Татсуро идет за ним. Сейчас не было ничего, важнее этого. Его Глава помнит о нем, он не оставит его врагу…
- Акира! – Приглушенно, на самое ухо, заставляя вернуться в реальность. – Идем. Ютака, помоги ему, а я пойду впереди. Если что – отвлеку внимание, а вы бегите – сейчас мы должны вернуть Акиру отцу: без него клан не справится.
- Хорошо, - слабый голос обжег кожу на затылке, а затем предплечья «оборотня» коснулись теплые пальцы. Сжали его, совсем несильно, поддерживая, но не навязывая свою помощь, не пытаясь руководить существом, которое было рождено повелевать другими.
Акира рассеянно посмотрел на своего нового помощника, но кроме смутного профиля и копны темных волос, практически полностью слившихся с темнотой, ничего не рассмотрел. Зато тепло, которым было наполнено это человеческое существо, стремительно проникало в него, наполняя иссушенные вены новой, светлой и чистой, кровью, вдыхая искорки жизни в пустую грудь.
Взгляд «оборотня» из безразличного превратился в растерянно-удивленный. Глаза расширились, на языке застыло немое восклицание, вырванное спазматическим вздохом из воскресшего нутра.
Давным-давно он слышал от Главы легенду об идеальной душе: во время перерождения «оборотни» и «вампиры» чаще всего теряют свою душу, но она не погибает, сливаясь с другой душой – той, которая была некогда создана для нее. Она живет в другом существе, и когда потерявший душу встречает его, его душа узнает свое тело и возвращается в него, но уже не может жить без своей второй половины…
- Ты нашел его, - осознание сказанного заостренным лезвием коснулось сознания Акиры, заставляя мужчину посмотреть на высокого незнакомца, замершего у задрапированной тяжелыми портьерами двери. – Теперь держи и не отпускай. Никогда. А пока… нам нужно идти, - черные складки всколыхнулись, поглощая светлый мираж человеческой фигуры.
Акира судорожно сглотнул, мельком поглядывая на ничего непонимающего паренька, все так же беспечно сжимающего его руку в стремлении помочь и даже не догадываясь о том, что только что дал этому существу намного больше, чем кто-либо за всю его жизнь…
___________________________
«Sayonara no hate» (яп.) – «Конец прощаний»