Боже, Боже, вот это глава! *присвистнула* Что размер, что события... *тряхнула головой, ставя мысли на место*
Значит, так... Вот это нежданчик так нежданчик устроили Тошии! Рассчитывать на встречу с Татсуро, а получить встречу с Руки! Я вот поражаюсь выдержке Тошии, что он Руки на месте не разорвал!!

Каме... Каме... Все время вопила "Успокойся, блин!" Ну нифига, не послушался! Спалился! Да и тем более, Тошия - сильный эмпат... Охохох, что же теперь будет-то...
Уруха... Мне безумно нравится его образ! Он сейчас такой, ммм, хрупкий, что ли, пока еще неуверенный, словно слепой котенок, ведомый хозяином, но в то же время в нем чувствуется мощная сила, пусть и только зарождающаяся, но она ощущается. Этот коктейль доводит до восторга!

Часть с Руки и Тоору... У меня нет слов.. Вот просто нет, только одни зашкаливающие эмоции, затуманивающие всю возможную логику! Словно наяву ощущается эта дикая смесь ароматов хризантем и крови: сладкий, с оттенком стали, пряный, терпкий... Эта страсть, эти эмоции на грани животного безумия, эта их особая любовь... Восхитительно!
Только вот меня один момент ступорнул...

RED...[em] пишет:- Руки? – Недоверчиво, словно опасаясь, что это – всего лишь сон: очень хрупкий, приходящий с первыми лучами рассвета.

То есть, Тоору не знал, что Руки придет? Тогда почему Тошия позволил Руки придти к Тоору? Нет, я понимаю, помню фразу Руки

RED...[em] пишет:Если хочешь спасти то, что еще у тебя осталось».

Получается, Тоши, сцепив зубы, смирился с тем, что Тоору нужен Руки? Тогда это безумно грустно... =((

Асаги спасает Акиру... Ну, в принципе, и то верно, ибо только он имеет влияние на Тошию, хотя и Тоши занят другими делами, и отвлекать Асаги придется церберов Тоору... Не завидую я ему...
Надеюсь, побег удастся, ничего не случится!!

RED...[em] пишет:Акира судорожно сглотнул, мельком поглядывая на ничего непонимающего паренька, все так же беспечно сжимающего его руку в стремлении помочь и даже не догадываясь о том, что только что дал этому существу намного больше, чем кто-либо за всю его жизнь…

*ревет* Вот эти строки меня просто добили...
Трогательно, красиво...

Спасибо огромное!! =**

В обители Накитамы ничего не изменилось: все тот же запредельный синий холод, стужа, сотканная мириадами мерцающих снежинок, громкое эхо стен и ледяное касание полов. Темнота стала еще гуще, чем в прошлый раз, в ней стало меньше голубоватой отстраненности, стало больше чернильной апатичности.
Мурашки рассекали кожу, тонкими лезвиями скользя по рукам, пробираясь под отвороты рукавов и ворот рубашки. Сильные руки, крепко прижимавшие меня к себе в этой потусторонней мгле, несли тепло, согревая им душу и сердце. Тело же продолжало зябнуть, временами вздрагивая. Тогда объятие становилось сильнее, еще ощутимей было гулкое биение в застывшей позади груди: Каору дышал медленно, пытаясь приловчиться к ритму моего дыхание, но его сердце то и дело заходилось в лихорадочной истерии, сходя с ума от близости со мной. Мое сердце тут же откликалось на громкий крик любимого существа, вплетаясь в его аритмическую мелодию хаотичными ударами, задевающими струны души.
Мысли мои то и дело покидали надежные стены убежища, устремляя в запределье: туда, где в потемках нового ада блуждала душа существа, бывшего мне бесконечно дорогим и важным. Я чувствовал, на грани восприятия, страх и неуверенность, боль и нежелание дышать этим воздухом, исходящие от хрупкого сознания Кою. Я так сильно привязался к этому существу, что даже потеряв его, не мог отпустить протянутой мне из мрака небытия руки. Кою больше не нуждался в моей помощи – теперь он был существом, не менее сильным, нежели я. Теперь у него был учитель, который мог о нем позаботиться: чтобы я не думал о Харе, я знал: пока Кою будет ему нужен – он будет заботиться о нем, хранить и опекать его, как собственного ребенка, видя в новообращенном частичку себя самого, частичку своего господина.
Я гулко выдохнул в синь темноты, несколько раз моргнув. Ресницы, покрытые пушистым инеем, отяжелели, ледяными искорками покалывая кожу век.
Тело онемело, и мне пришлось сделать несколько резких движений, вновь наполняя его кровью. Кожу защипало, плоть под ней тут же обрела чувствительность, начиная покалывать.
- Может, поспишь? – Каору нежно прикоснулся к моему виску губами, подтягивая меня чуть выше, еще сильнее прижимая к своей груди.
Я отрицательно помотал головой – я вряд ли смогу уснуть, когда голова забита подобными мыслями. Учитель тут же это подметил и виновато мне улыбнулся, лицом зарываясь в мои волосы. Его дыхание обжигало, его прикосновения будоражили, его тепло вливалось в мою кровь, заставляя ее закипать от глубинного желания.
Я гулко вздохнул, ловя на себе взгляд Уэды: тот жался к темной пропасти угла, пытаясь не поднимать лишний раз глаз, не привлекать к себе внимания. Он боялся. Меня. Видимо, Каменаши успел предупредить его о том, что я жажду его смерти. Жаждал. Теперь меня мало волновала моя собственная месть – я пытался выжить. И если это будет в моих силах – помочь выжить и этому мальчишке.
Как затравленный зверек, он цеплялся за любую возможность бежать от источника боли и страха – реальности, которая своей эфемерностью казалась ему кошмарным сном, от которого невозможно пробудиться. Но он все же не переставал надеяться, он все еще мечтал о том, что густой кокон из крови и черной злобы, опутавший его смертную плоть и бессмертную душу, - лишь ночное видение, которое растает с первыми лучами рассветного солнца.
Я знал, что это недалеко от истины, но только слова эти нужно было трактовать как тонкую аллегорию. Я тоже не переставал надеяться и мечтать, хотя разум кричал мне, что положительный исход – маловероятен: слишком силен был враг, слишком мало было тех, кто рискнул выступить против него.
- Он примкнет к вам, - отстраненный гул, разрезавший пополам тихий шепот заснеженной тишины, вознесся к безграничному потолку.
Я перевел взгляд на Накитаму, ощущая, как напрягается тело Каору подо мной.
- Существо, пытающееся уничтожить собственную душу… Оно уже сделало шаг вам навстречу, - глаза цвета арктической ночи остановились на моем лице. – Он будет биться рука об руку с твоим Учителем, а ты спасешь то, что дорого его сердцу.
- О чем ты? – Я подался вперед, мягко соскальзывая с рук любимого Учителя. Тот лишь придержал меня, но останавливать не стал – я все еще был хозяином собственного тела, хотя других вольностей меня лишили, превращая в узника этой ледяной клетки.
- Поймешь, когда придет время. Ты и так слишком много знаешь о будущем, - покачал головой синеволосый, улыбаясь неописуемой улыбкой, от которой застывало дыхание, но которая заставляла сердце изнывать от грубоватой ласки.
- А Кою… ты видишь его? Что будет с ним? – Этот вопрос таки слетел с моих губ, заставляя вздрогнуть и Каору.
- Он найдет то, что так долго искал…
Снег мягко кружился, стирая четкость восприятия только что произнесенных слов. Я растерянно замер на месте, пытаясь понять, что скрыто за этой фразой. Единственное, что искал Кою – было успокоение. Но его он мог найти только... после смерти: когда его душа вновь соединиться с душой Аоя.
- Тише, - Учитель мягко притянул меня к себе, чувствуя то, что сейчас терзало мои душу и тело. – Ты знаешь, что так будет лучше. Этот мир слишком жесток для него. Особенно, мир Тошии…
Я ничего не ответил, пытаясь сглотнуть горячий ком, застрявший в горле. В нем яростно клокотало нежелание верить, смешанное с пониманием того, что учитель прав, что Кою… должен умереть, чтобы обрести долгожданное успокоение. Израненная душа не могла больше выносить бремени плоти, тем более – омывая ее кровью других людей.
- Все равно я должен его найти. Я должен попытаться… - Я с трудом глотнул боль, оборачиваясь к Каору, с жаром впиваясь взглядом в его глаза. – Помоги мне… Пожалуйста. Я не могу бросить его! Я слишком сильно перед ним виноват.
Каору резко зажмурился, окутывая свое сознание плотным, непробиваемым щитом, за которым, я знал, он пытается скрыть свои истинные чувства. Это ранило. Сильнее, чем слова, которые он не произнес, но которые витали в воздухе, наполняя его ядовитой горечью правды.
- Мы уже не раз говорили об этом, - наконец произнес Учитель, вновь открывая глаза и глядя на меня своим спокойным лучистым взглядом, на дне которого я узнавал отблески собственной души. – В том, что произошло, никогда не было твоей вины, поэтому ты ничего не должен этому мальчику. Я не хочу, чтобы ты всю жизнь прожил с чувством вины за то, чего не совершал. Отпусти. Аоя ты уже отпустил, теперь пришла очередь и Кою. Он справится и без тебя. У него теперь есть надежный покровитель, который сможет дать ему то, что он ищет…
- Ты же сейчас о Тошии говоришь! – Растерянность и возмущение сломали мой голос. – Это существо не любит ничего и никого, кроме своего Учителя.
- Ты тоже любишь своего учителя – разве это грех? – Ломкий, какой-то опустошенный шепот Уэды коснулся моего лица, заставляя его вспыхнуть. – Так почему же он не может любить? Я не знаю, кто или что этот Тошия такое, но раз вы умеете любить, несмотря на то, что так часто лишены души, то… почему он не может быть способен на подобное чувство? Кто знает, может, его душа не погибла? Кто знает – вдруг то, что вы так сильно в нем ненавидите – лишь маска? Все вы отчасти люди, вы не раз это уже доказали. Вы, может, и сильнее людей, но слабости у вас человеческие. Поэтому… поэтому нельзя говорить, что кто-то неспособен любить, лишь потому, что он верен тому, верность к чему в нем воспитывали годами. Вы можете сказать, что солдат, погибший за свой народ, не умел любить?
Я молчал, испытывая двоякие чувства: с одной стороны, я понимал и принимал слова Татсуи, но с другой был Тошия – верный пес своего господина, о котором я не мог сказать ничего хорошего. Потому что его не осталось в нем. С момента обращения. Я видел лишь его жестокость и бескомпромиссность, его непоколебимую уверенность в своей правоте, в кровавой одержимости уничтожать все, что против него или еще хуже – против Тоору. Такое существо априори не способно на чувства. Ибо само убило в себе способность чувствовать, ощущать что-то, кроме ненависти и слепого преклонения перед тем, кто его создал, кто влил в него слишком много себя, чтобы оставить хотя бы надежду на самостоятельность. Тошия не умел жить собственными чувствами и желаниями – он был лишь тем, кем его слепил безумный разум жесточайшего из творцов.
- Тебе суждено еще многое пережить, - мелодичный перезвон хрустальных снежинок влился в поток тишины, заставляя ее звенеть на самой высокой ноте. – Ваши судьбы связаны крепкими путами, и разорвать их под силу лишь Смерти.



Стены были всюду. Они словно ожили и скопом навалились на мужчину, сдавливая его ослабевшее тело каменными тисками. Кости, дробясь от сильного давления, рвали плоть, выпирали сквозь упругое полотно кожи, кровоточа невидимыми ранами.
Акира шел последним, пытаясь в темноте не потерять размытых контуров Ютаки. Страх, неведомый прежде, сжимал его грудь, разрывая сердце на столь крохотные кусочки, что их невозможно было склеить воедино, каким бы скрупулезным не был тот, кто решился бы собрать эту мозаику.
Дышать было легче, чем передвигать ногами, но в каждом глотке воздуха чувствовался привкус «вампирской» крови, которая ядом отравляла клетки измученного организма. Мучила жажда, но жажда, неведомая такому существу, как Акира. Рожденный «оборотнем», он никогда не знал, как это – наполнять собственные жилы чужой жизнь: текучей, густой, сладкой. Сейчас же это открылось ему в полной мере, туманя рассудок, заставляя раз за разом проявлять нечеловеческую силу воли, сдерживаясь от опрометчивого шага.
Пытающийся совладать с собой «оборотень» не сразу заметил, что идущий чуть впереди Ютака замер, подчиняясь немому приказу второго человека, чье имя было Акире не знакомо, но отголосок которого витал на границе сознания. Он слышал, как Хара звал его по имени, но вспомнить его не мог, как бы не силился. Нечто очень красивое и тонкое, наполненное алым свечением.
- Впереди кто-то есть, - шепнул Ютака, вдруг оказавшись непозволительно близко от «оборотня». – Вполне возможно, что это кто-то из телохранителей Тоору, хотя Асаги считает, что им здесь делать нечего – Тошия не доложил им о месте нашего пребывания…
Акира лишь кивнул в ответ: он не привык размениваться на слова, особенно тогда, когда без них можно было обойтись.
- Замри. Успокойся – твое сердце бьется слишком быстро. Думай о пустоте. В ней нет ничего, что может тебя волновать, - подавшись вперед, все же проговорил мужчина, нашептывая указания на ухо человеку, губами легко касаясь темных волн его волос.
Ютака кивнул, прикрывая глаза. Акира еще немного приблизился, слегка вжимая парня в шершавость стены, прикрывая своим телом. Едва различимый ритм его дыхания проскальзывал сквозь тонкие губы, обжигая человеческое нутро. Сердце, бьющееся не в груди «оборотня» словно засыпало, иногда вздрагивая от легких конвульсий, а иногда – затихая полностью, окунаясь в мягкую полудрему.
В темноте было сложно различать смутные тени, скользящие по лицу парнишки, но Акира улавливал каждую из них, впитывая в себя как самое драгоценное из воспоминаний, не забывая отмечать любые изменения в окружающей его действительности.
Асаги был где-то рядом, но его присутствие едва угадывалось, как послезвук: этот человек знал об их мире слишком много и пользовался этими знаниями, становясь единым целым с тем, что было бесконечно далеко от его человеческой сущности.
Шаги раздались совсем близко. Кто-то медленно свернул в коридор, у стен которого притаились беглецы. Настороженно двигаясь, враг приближался к застывшим на грани двух миров людям. Он не видел их, но чутье «вампира» безошибочно указывало на то, что они где-то рядом.
Акира еще сильнее вжал Ютаку в сырой бетон, полностью прикрывая его собой, обволакивая его податливое сознание своим собственным сознанием, а губы, забывшие о том, каков на вкус воздух свободы – губами.
«Вампир» замер, прислушиваясь. Его темное нутро было пронизано тонкими, едва различимыми нитями – Акира точно был с ним знаком. Мийя.
Поцелуй превратился в одурманивающий обмен чувствами и эмоциями: «оборотень» мягко, текуче вбирал в себя страх и волнение, будоражащие нутро человека, вместо них вливая в его грудь умиротворение и неземное спокойствие, свойственные лишь тем, кто родился бессмертным.
Мийя сделал еще один шаг, оглашая тихую размеренность темноты приглушенным вдохом, а затем стремительно метнулся к стене.
Акира едва успел уйти от удара, рывком отрывая послушное тело человека от стены и вместе с ним срываясь в черничные волны пустоты, оканчивая падение мягким приземлением на пол.
Оказавшись сверху, «оборотень» тут же сменил положение, перетекая в боевую стойку. Ладони плавно скользнули по холодным половицам, мышцы спины налились привычной истомой, готовые толкнуть изящное тело хищника вперед, на врага, не давая тому возможности спастись.
Мийя, слегка потерявшийся в темноте, развернулся, ловя на себе скользящий взгляд противника. Акира был опасным врагом, недооценивать его, даже прибывающего не в лучшей форме, было опасно для жизни.
Мужчины замерли. Их размеренное дыхание, сердцебиение на одной прямой кардиограммы, немигающие взгляды, изучающие, анализирующие, просчитывающие все возможные ходы, пресекая возможные уловки, - все это наполняло воздух густым напряжением.
Никто не спешил нападать первым. Напасть – означало преждевременно раскрыть свои карты, давая противнику возможность сменить стратегию, нанося сокрушающий удар.
«Рывок влево, удар по голени, прямой – в гортань, правой – по почкам, коленом – в лицо. Рывок назад – и удар о стену. Несколько минут он не сможет прийти в себя. Действуй!», - Акира медленно втянул в себя прелый воздух подвального коридора, все еще слыша в себе эхо самого важного голоса: отец был рядом.
Мгновение – и «оборотень» с ювелирной точность, отточенной многолетней практикой ведения боя, повторил все указания своего Главы, отправляя «вампира» в кратковременный нокаут.
- Идем, - рвано выдохнул он, отступая от бесчувственного тела. – Асаги, помоги Ютаке: я пойду вперед, - приказ, который не обсуждается.
Человек лишь улыбнулся на его слова, прекрасно зная, с кем имеет дело.
Акира, бросив на растерянного Юту полный нескрываемых чувств взгляд, шагнул вперед, открыто выходя в слабоосвещенный коридор, дальний конец которого оканчивался крутой лестницей, ведущей к свободе. Там его уже дожидались несколько охранников, выставленных предусмотрительным Мийей.
Холодная улыбка коснулась идеальных губ «оборотня», и он сделал первый шаг вперед, беря под руку послушно склонившую свою голову Смерть – сегодня она служила этому господину…
________________________
«Hisai» (яп.) – «Страдание»

_______________________
«Anata» (яп.) – «Ты»

Омм, ну вооот, это шантаж называется!! Это игра на чувствах Урухи для того, чтобы добиться своей цели! Только вот... Я, конечно, верю, что ангел способен воскресить Аоя. Но, почему-то, ну вот вижу тут подвох и все!
Мне безумно нравится манера разговора ангела, то, как он говорил про Уруху..

RED...[em] пишет:- Ты – самая красивая слабость, которой мне когда-либо приходилось воспользоваться

И описание сцены близости... Красиво, чувственно, с зашкаливающими эмоциями...

Мне очень еще понравился вот этот момент!

RED...[em] пишет:Но Тошия улыбался. Так, как, чувствовалось, не улыбался очень давно: по-настоящему, неся тепло и нежность тому, кому эта улыбка была адресована. Что-то изменилось. В этом сильном, жестоком, бесчеловечном существе. Сломалось. Потерялось и теперь в отчаянной попытке отыскать потерю, вернулось к тому, что было забыто – к самому себе.

Я так понимаю, в том, что Тошик меняется, заслуга/вина Асаги?) И вот даже не знаю, каким он мне больше нравится: жестоким существом, преклоняющимся пред своим Учителем, прячущим все за масками хладнокровия, или вот таким вот, более, ммм, человечным, с нотками искренности и любви! *__*

RED...[em] пишет:- Я распробовал вкус их слабости

Почему-то эта фраза насторожила...
блин, я вот везде теперь вижу подвох, а все из-за накаленных событий, дааа)))
Что ж, ждем-с, что откроет новая прода, какие тайны откроет и какие даст новые вопросы!))

Спасибо!! =**

Ветер пришел из «ниоткуда». Поначалу я подумал, что это Накитама, но стоило бросить на того мимолетный взгляд, как я тут же осознал свою ошибку. Синеволосый напряженно замер; его прямая спина превратилась в мрамор, дыхание перестало облаками пара вырываться изо рта. Он не дышал и не шевелился. Я тоже застыл, ощущая, как сильнее сжимаются руки Каору на моих плечах. Страх облепил горло, отчего дышать стало сложней вдвойне.
Уэда тоже не двигался, вжавшись в свой угол. Только глаза его лихорадочно блестели, выдавая страх. Нам всем было страшно. Что-то было не так. Спросить я боялся. Закрыть глаза и попытаться прочувствовать… это могло выдать нас с головой, к тому же я сомневался, что Татсуро оставил это место без защиты. Пробить щит, выставленный Главой, мне вряд ли бы удалось. Разве что на пару с Учителем…
Я чуть обернулся, нарушала спокойствие воздуха. Лицо Каору было напряженно-сосредоточенным, непривычно холодным: словно бы кожа покрылась слоем льда, заморозив все чувства, обесцветив эмоции.
- Као… - шепнул, обращая внимания Учителя на себя.
- Тихо, - слишком резко ответил Каору, при этом совершенно не повышая голоса. Но мне показалось, что это слово сейчас разорвет мне барабанные перепонки и вонзится в мозг. Что-то было не так. Однозначно.
Я облизал иссушенные паникой губы и подался вперед, освобождаясь от объятий Учителя. Тот ничего не сказал, и это насторожило еще сильнее. Он вел себя не так. Все… все было не таким, каким должно быть. Я словно оказался в параллельной вселенной, отражающей наш мир на манер искривленного зеркала. В нем я видел все те же очертания, только форма была наполнена другой субстанцией. Я в ней увязал, она поглощала меня, затягивала в свою пучину, и я начинал захлебываться, теряя ориентиры.
- Куда ты? – Вдруг проговорил Накитама, но голоса его я не узнал. Он словно шел из-под воды: гулкий и далекий. Холодный. Не так говорил тот синеволосый мальчик, которого мне довелось узнать. Это тоже был не он. Чужак. И Каору. И Уэда, глядящий на меня из своего закоулка. И… Только сейчас я понял, чего не хватает этой реальности – серого пепла с красивым лицом раненного пришельца. Зеро пропал. Его не было рядом, он словно просочился сквозь каменную кладку стены, исчезнув в безликом сумраке иной реальности.
Сердце замерло. Глотать воздух стало больно. Я пошатнулся и осел на колени. Руки уперлись в пол, но тот отчего-то оказался зыбким, тут же всасывая мои пальцы. Черный камень обволакивал ладони, погружая их в нечто липкое и теплое. Стало неприятно. Густое отвращение подкатило к горлу, смешиваясь с ужасом.
Я попятился, пытаясь отползти к краю вселенной, где камень был бы жестким и холодным, но… или вселенная сузилась до размеров этой пещеры, или еще что-то, но пол планомерно разлезался под весом моего тела, и я начинал проваливаться под него.
- Каору! – В отчаянии прохрипел я, обернулся, но вместо Учителя увидел бледное, украшенное витиеватыми узорами капилляров лицо Зеро.
- Тише… - серые губы его улыбнулись, но улыбка получилась вымученной и какой-то неживой. Даже это чудовищное существо и то стало иным. Этот мир, чем бы он ни был, менял все в противоположную сторону.
- Ты сейчас все поймешь, - проговорил он снова, касаясь моего плеча теплыми ладонями, опираясь на него и начиная вдавливать меня в пол, желая утопить в жидком камне.
Я дернулся, пытаясь высвободиться, но Зеро оказался сверху, своей тяжестью впечатывая меня в вязкую субстанцию. Я провалился в нее по локоть, колени тоже обволакивала черная масса.
- Каору! – Я снова звал учителя, но тот не откликался. Мне стало страшно вдвойне. – Каору! – Отчаяние горечью осело на губах, глаза пылали от ледяного ужаса, слезами скопившегося в носу и горле.
- Он не слышит тебя, - сильные руки обвили меня за плечи и шею, вдавливая в себя. В груди потустороннего создания рвалось на части сердце. Я понял, что он тоже боится. Меня. Ему страшно, но он не сдается, пытается говорить уверенно, старается доминировать в этой ситуации.
Поняв это, я попытался вырвать руки из смолянистой ловушки, но та держала крепко, не желая отпускать.
Я задергался активней, надеясь скинуть Зеро с себя, но тот словно слился со мной, став продолжением моего позвоночника: стоило мне слишком резко изогнуться, как боль пронизывала все мышцы, стегая по нервам.
Зеро начинал дышать порывистей и глубже, и я понял, что ему тоже больно. Но он не мог позволить себе отпустить меня. Это был приказ. Ослушаться он права не имел.
И тут что-то надломилось в самой реальности. Какая-то ее грань не выдержала и лопнула, расходясь по швам. Я с трудом повернул голову, подбородком скользя по жилистому предплечью своего мучителя. Глаза наткнулись на узкую брешь – я уже видел такое некогда: через нее я попал на поле боя, ища Каору. Сейчас же она открылась с другой стороны, пропуская в синеву убежища фигуру, мне незнакомую, но от этого не менее пугающую.
Зеро замер. Его тяжесть стала предельной. Обездвиженное тело словно лишилось своей хрупкости, превращаясь в ледяную глыбу.
- Ну, вот и все, - шепнули губы, прижимаясь к моему уху через завесу волос. – Теперь смотри, как он умрет, - длинные пальцы грубо приподняли мой подбородок, заставляя повернуть голову так, чтобы я смог видеть все. Чтобы мне стало больно так, что дыхание распалось в груди, разрезая ту на части вместе со всеми внутренностями: легкие, сердце, желудок – все было разорвано тупыми гранями отчаяния. Я закричал, вырывая из груди стон – я смотрел, смотрел на то, как пришелец… как он…
Я снова закричал, пытаясь отвернуться, но Зеро держал крепко, оставляя на моем лице темные следы своей жестокости.
Слезы, казалось, сочатся не из глаз: они как пот проступали на коже, бороздя ее солеными нитями. Стягивали щеки. Раздражали губы, которые не было сил облизать, и только дыхание, смешанное с отчаянными криками иссушало их, покрывая белесым осадком.
Я зажмурился, судорожно глотая ядовитый воздух и… проснулся.
- Каору? – Затекшее тело не послушалось, когда я попытался обернуться. Вместо этого я рухнул вперед, но был подхвачен сильными руками Учителя и привлечен к его размеренно вздымающейся груди.
- Я здесь, - спокойное дыхание сплелось с нитями моих волос, просочилось сквозь кожу в плоть, смешалось с кровью и достигло сердца, успокаивая его.
- Я уснул?
- Да. Что ты видел? – Вопрос нес в себе больше, чем просто любопытство.
- Мне приснилась твоя смерть, - я поджал губы и больше не проронил и слова. Все остальное скажут мои глаза, если Каору понадобятся подробности. Если нужно – заглянет в мое сознание и сможет воочию просмотреть самые ужасные кадры, которые мне когда-либо приходилось видеть. Говорить об этом я не хотел. Не вслух. И мысленно я тоже не хотел возвращаться в этот кошмар. Внутри все сжалось в комок отрицания. Тугой, он окутал мою память своими кольцами, не пропуская в нее даже тонкого лучика воспоминаний о том, что разрывало сердце всего лишь несколько минут назад.
- Это ведь сон…
- Ты не добавил: «Всего лишь»…
- Твои сны не бывают «всего лишь». В них всегда сокрыто нечто большее… - Каору говорил спокойно. Так привычно, а я едва не задохнулся от чего-то, даже на ужас не похожего. Совсем другого. Совсем… огромного и полностью черного. Как небо в мире, лишенном звезд.
- Каору, что происходит? – Этот вопрос: я уже сбился со счета – так часто я стал его произносить в последнее время.
- Пока что не знаю. Но выясню.
- Мы должны уйти…
- Да.
Я опешил, ожидая отрицания, но стоило заглянуть в чернь любимых глаз, и все разрешилось само собой.
- Идем, - движения Каору были стремительными, но плавными: как прибой, накатывающий на песчаный берег – волна за волной. Сильный и прекрасный.
Я поднялся следом, держась за протянутую мне руку.
Накитами посмотрел на нас и отрицательно покачал головой. Он не пойдет. Пока его господин не позволит, он и шагу не сделает. Даже если сам мир начнет разрушаться у него под ногами, он останется на месте, сросшийся с камнем стальными корнями верности.
Уэда, растерянно поглядывая на нас, чуть подался вперед, оказываясь в кругу синеватого света. Его лицо казалось неестественно-голубым, словно сотканным из сотен лепестков васильков. Прозрачных и хрупких, как время.
Я кивком разрешил ему идти с нами, хоть и понимал, что не имею на это никакого права: Татсуро запретил ему покидать убежище Накитами, я – только что проигнорировал приказ своего Главы. Разум твердил, что он – обуза, что лучше оставить его здесь, но в то же самое время внутренний голос нашептывал, что без нас он неминуемо погибнет. Накитама не сможет остановить
пришельцев, если они рискнут напасть на убежище. Да даже если это будет Хара и его прихвостни – силы все равно будут неравны.
- Он останется, - взгляд Каору, замершего совсем близко от меня, заставил встрепенуться, сжимаясь под его властной силой. – Я не пойду против воли Учителя, и не дам тебе сделать этого. Пришельцы не смогут здесь пройти – слишком велика сила душ. А Хара не знает, где искать. Он только что лишился главного источника информации…
- Татсуро?
Учитель сдержанно кивнул. Он не сказал мне, что Глава связался с ним, значит – полученные сведения и указания были не для моих ушей. Я смирился со своим положением давно: я лишь исполнял волю своих господ, не имея права на свое собственное мнение. Клановая иерархия была нерушимым каноном, которым жило общество мне подобных.
- Мы пойдем без него. Если что, рядом остались Камуи и его друг. Они сильнее нас. Пока наши интересы совпадают – нам нечего опасаться.
Я ничего не ответил. Отвернулся, невольно опустив глаза на безликую тень в самом дальнем углу пещеры: Зеро. На первый взгляд можно было подумать, что он спит, но я чувствовал, что он пристально следит за всем происходящим. В нем снова ощущалась сила, понять которую мы так и не смогли. Он шел на поправку. И мне было страшно представить, что будет, когда он снова встанет на ноги.
«Лучше об этом пока что не думать», - прозвучало тихое в голове, - «у нас еще есть время. Нужно найти его господина раньше, чем силы вернуться к нему. Иначе господин сам найдет его. И тогда место убежища раскроется точно».
- Вот зачем… - Я оборвал себя на полуслове и посмотрел на Учителя. Тот, не глядя на меня, прошел в сторону запечатанного выхода.
«Твой сон – часть его послания. Зеро становится сильнее. Его господин хочет, чтобы мы покинули убежище. Мы поддадимся. Мы уйдем. Зачем – пока что не знаю. Время покажет. Возьмем с собой Зеро. Их Глава хочет использовать его как маячок. Мы должны увести его подальше от логова, подальше от ключа. Хранителя нет, Уэда слаб и беспомощен. Его некому защитить. Двоих я не смогу уберечь…».
Я смотрел в спину Учителя, понимая, что он в очередной раз сделал выбор в мою пользу.
- Открой дверь, а я позабочусь о Зеро, - Каору отступил от стены, на которой слабым голубоватым свечением прорисовывались контуры дверного проема. Двери были распечатаны, замок сорван. Видимо, Учитель вновь успел связаться с Главой и с его помощью смог их открыть, не причинив себе вреда.
- Я пойду вперед, ты – держись за мной. Тыл нам прикроют, а прямую атаку мы сможешь отразить. У нас есть щит, - Учитель возник рядом со мной, держа на руках пришельца. Тот или умело притворялся или действительно находился без сознания. Но сопротивления он не оказывал, попыток к бегству не предпринимал, Что бы ни было у него на уме – он отлично это маскировал, не желая попасться раньше времени. Но я поклялся себе не спускать с него глаз. Особенно, когда он так близко от Каору.
_______________________
«Yotimu»(яп.) – «Вещий сон»

Ууух, че-то я отвыкла от этого фика =__=

А между тем страсти тут все накаляются и накаляются.
Сон Дайске произвел на меня большое впечатление. Ярко и ощутимо... и страшно. Думаю, многим из нас знакомо это ощущение, когда во сне умирает кто-то очень дорогой и близкий. А дороже Каору у Дая никого и нет. У него вообще больше никого нет (и как-то жутко депрессивно это звучит)
И Каору прав, в выборе между двух зол, стоит выбрать наименьшую. Но я не согласна с Даем, что Учитель сделал выбор в пользу него. Он ведет Дайске - ключ - туда, где их отыскать гораздо легче, нежели в запечатанной комнате. И насколько силен сам Каору? Как долго он может давать отпор врагу?
Я понимаю, что не покинь они сейчас этого убежища, то угроза нависла бы над всеми сразу, но все равно безопасность Дайске - понятия оооченно сомнительное.

Благодарствую

О Боги... Сон просто ужасен... Я полагаю, что даже знаю, на чем он основан, нэ?)
Вот так вот наблюдать, но ничего не смочь сделать.. Жутко, больно =///
А еще больше пугает, что это вещий сон. Пусть даже он показывает возможные развития событий, ход которых, возможно, можно изменить..
Я вот слегка ступорнулась... Каору сказал уходить, но не знает, зачем. Нет, я понимаю, что с Главой он все обсудил, и тот дал добро на их уход. Но зачем?! Тем более с Зеро, который очень сильный и ему уже надо, как я поняла, не столь много времени, чтобы восстановиться! Камуи и Ясу сильные, они бы справились и с Зеро, и с Тошией и его помощниками, думаю, тоже!
Я надеюсь, на этот вопрос будет ответ в следующей главе)) Ведь наверняка все не просто так))
Спасибо! =**

- А теперь возвращайся к своему господину и передай, что я очень недоволен.
Хара мотнул головой, сплевывая кровь. Тело, противясь воле мучителя, оставалось непреклонным. Лишь только разбитое лицо саднило, а в пальцах поселилась предательская дрожь. Пара из них явно была раздроблена, но «вампир» не обращал внимания на боль физическую, пытаясь справиться с болью унижения, сжигающей все, что находилось под прозрачной пленкой кожи.
Карю смотрел на него с высоты своего роста, холодным взглядом прожигая дыры в изборожденном кровоподтеками лице. Хара ощущал жгучие волны ненависти, исходящие от этого существа, он задыхался его желанием уничтожать. Его – в первую очередь: Карю жаждал раздавить, стереть в кровавый порошок строптивого соратника, который, он видел это, медленно, но неуклонно перебегал на сторону противника. Но приказ Тсукасы не трогать правую руку Тоору был сильнее собственных желаний, и Карю не оставалось ничего другого, как молча сгорать от сильнейшего из чувств.
Хара криво улыбнулся, заставляя тонкий ручеек черной крови стечь по округлому подбородку, тяжелой каплей срываясь вниз.
- Что смешного я сказал? – Склоняясь к «вампиру», прошипел Карю. Вокруг него тут же сгустилась чернота, обволакиваю и Хару своими промозглыми мертвыми щупальцами.
Тошия продолжил улыбаться, кровью орошая губы. Поднял глаза, чтобы прямо посмотреть на своего палача, а потом стремительно рванул вперед, цепко впиваясь в длинную шею пришельца. Искалеченные пальцы дробились от боли и давления, но Тошии было плевать.
- Думаешь, можно безнаказанно унизить меня, насмехаться надо мной? Да? Думаешь? – Кровавое дыхание алой росой оседало на лице Карю, заставляя того чуть отпрянуть назад, уходя от пронизывающего насквозь взгляда «вампира».
- Да. Когда ты вступишь в силу и станешь полноправным Главой своего клана, мы уже подчиним этот мир себе. Ты будешь нам не страшен, - тихо ответил Карю, не сводя глаз с Тошии.
Две ненависти встретились, сплетаясь в один испепеляющий луч, который уничтожал все на своем пути.
- Ты ведь тоже планируешь занять место Тсукасы, - догадался Хара, запрокидывая голову и уже иначе глядя на противника. – У тебя не хватит сил. Ты слишком зависим от него. Без своего господина ты – лишь черная тень. Туман, который рассеется, если подует ветер…
Пришелец ничего не ответил. Перестал улыбаться и с неподдельным интересом смотрел на «вампира».
- А в тебе действительно есть что-то особенное. Думаю, Тоору почувствовал это задолго до того, как обратить тебя. Возможно, ты изначально не был человеком. Ты слишком сильный. Во всех смыслах. Мне бы хотелось выпить это из тебя. Тогда бы…
- И не мечтай, - улыбка снова окрасила идеальные черты лица, преображая Тошию на глазах. Блестящие черные глаза наполнились глубинным сиянием: теплым, янтарным, в котором застыло само солнце. Теплой и мягкой сделалась и его улыбка.
- Попробуешь прикоснуться ко мне, и я тебя уничтожу, - пальцы разжались, отпуская горло пришельца.
Тихий вздох наполнил воздух и тут же растаял в тишине.
Тошия отступил на шаг, не сводя глаз с противника. Карю улыбнулся ему безжизненной улыбкой, вдруг протянул руку и коснулся окровавленных губ, кончиками пальцев обрисовывая их контуры.
Хара замер, но не поддался. Он знал, чего добивается пришелец. И знал, что его силы внушения вполне хватит, чтобы заставить «вампира» подчиниться. Но… внутри Тошии теплилось нечто новое, еще не названное, но уже живое. Чувство, которое не дало ему сделать шаг назад.
Чуть отклонив лицо, Хара ушел от прикосновения, вместе с ним разрывая и нить взгляда.
- Только один человек имеет право повелевать мной, - грубо отрезал он и отвернулся.
- Тоору сделал выбор. Не в твою пользу.
Тошия ничего не ответил, но во взгляде, обращенном к безликой стене, читалось нечто, говорившее о главной его слабости. Губы снова красиво улыбались, а глаза – светились теплом и нежностью. Обманка или проявление человечности? Сейчас даже Тошия не мог ответить на этот вопрос.


Стены были забрызганы кровью и ошметками того, что осталось от выставленной охраны.
Хара медленно шел вперед, прислушиваясь к своим ощущениям. Все: и стены, и полы, и нависшие над головой потолки, хранило запах боли и всепоглощающей ненависти. Было страшно вдыхать в себя это зловоние, но Тошия раз за разом делал вдох, наполняя легкие едким ядом отчаяния. Страх был всюду: он просочился в щели меж камней, он пропитал собой саму материю времени, и теперь та обволакивала его кровавым саваном, прилипая к коже, заставляя содрогаться от отвращения.
Сначала он был один.
«Акира», - с печальной улыбкой отметил «вампир», продолжая двигаться вперед.
Затем к нему присоединился еще один. Сила его была настолько поражающей, что Харе не пришлось даже напрягать свои эмпатические способности, чтобы понять – в его логове побывал сам Татсуро. Это место пропиталось его присутствием. Оно никогда уже не сможет забыть мощь этого существа, никогда не перестанет содрогаться от ужаса, который он нес за собой – как незримые черные крылья, поражающие воображение своим ангельским величием.
Тошия свернул за угол и остановился. Здесь не было крови и человеческих останков, но воздух сочился едва уловимым, но таким знакомым запахом – розы.
Глаза, полыхнув пламенем отчаяния, плотно зажмурились, отгоняя от себя все чувства.
Он ушел. Чтобы умереть. Где-то там, где не будет его, Тошии.
- Асаги… - шепнул «вампир» едва слышно, ощущая, как воздух вокруг наполняется живым теплом. Протянув руку, Тошия коснулся его источника, чувствуя, как пальцы обволакивает нечто приятное и мягкое. Словно дыхание, согревающее любимые губы.
Он должен был услышать. Где бы он ни был, он почувствует его. Даже за гранью жизни и смерти, в абсолютной пустоте, он придет на его зов. В последний раз: Тошия должен проститься.
Двери в комнату были приоткрыты. В тонкую щель выглядывала, чуть щурясь на приглушенный свет коридора, кромешная тьма. Тошия толкнул дверь и вошел в пропитанное мукой помещение. Воздух здесь был сухим и приторно-терпким. Пахло, едва уловимо, потом, чем-то восково-жирным и вместе с тем – сладковатым. И в этой темноте затаился враг. Он не ушел со всеми. Потому что он пришел, чтобы остаться и дождаться владельца этой темницы.
- Долго ждешь? – Спросил Тошия, обращаясь к темноте. Та отозвалась приглушенным шуршанием мягким крыльев, а затем разбитых губ «вампира» коснулись крохотные, но такие цепкие лапки, - бабочка. Черный махаон. Агеха.
- Достаточно, чтобы понять, что ожидание оправдывает цель, - бледный лик выплыл из сумрака; высокая статная тень в лучах агатового свечения возвысилась над Тошией, но тот не склонил пред ней головы.
Татсуро промолчал на этот знак неуважения. Ему было все равно, как относится к нему «вампир». Сейчас (Хара ощущал это всем своим естеством) для главы «оборотней» имело значение лишь одно. И эта единственно важная вещь была напрямую связана с правой рукой Тоору.
- Ты знаешь, зачем я здесь, - не вопрос, а утверждение. «Оборотень» был уверен, что цель его визита недолго будет оставаться тайной для эмпата.
- Да, - коротко кивнул Тошия, не сводя глаз со своего главного врага.
- Я жду твоего ответа, - безжизненный, словно журчание воды под холодным камнем, голос Татсуро сливался с темнотой, вместе с ней проникая в легкие Хары, наполняя их щемящим чувством безысходности. «Вампир» уже решил для себя, каким будет его ответ и он причинял ему поистине адские муки. Все внутри противилось этому решению, но сейчас оно было единственной возможностью удержать в своих руках хотя бы крохотную частицу рассыпающейся на части вселенной.
Не сводя глаз с муторной тени, нависающей над ним, Тошия поднес к губам израненное запястье и резко прокусил потемневшую кожу, пуская свежую, но давно протухшую кровь. Татсуро сделал шаг вперед, обеими руками беря его в свои ладони и как великую ценность поднося к своим губам.
Жар дыхания обжег, прикосновение стало пыткой, от которой боль жидким огнем растеклась по венам, испепеляя их. Было мучительно… приятно ощущать, как часть собственного естества перетекает в столь могущественное создание, как его сила, пульсирую, рвется к «вампиру», сходя с ума от желания слиться с ним воедино.
Тошия стремительно подался вперед, вырывая свою руку и заменяя ее бледностью губ, с жадностью впиваясь в темные губы «оборотня». Вкус собственной крови и сладковато-горькой слюны Татсуро заставили зверя внутри взвыть от сумасшедшего желания убивать и любить. Одновременно.
Прикосновение холодных пальцев к лицу стало неожиданностью. Словно порыв ветра, они пронеслись по его рельефу, вызывая дрожь, заставляя податься вперед, вытягиваясь вдоль идеального тела.
Поцелуй стал глубже и слаще. В нем чувствовалось дыхание давно забытой жизни, в нем было то, что Тошия прежде находил лишь в одном существе – таком ранимом человеке с волосами, пахнущими алыми розами…
- Мы скрепили наш союз, - голос Татсуро словно лезвие – острое до бесконечности, - полоснул разгоряченную кожу, заставляя Тошию дернуться, уходя от источника боли. – Теперь ты – один из нас. Теперь твоя кровь – это моя кровь. Я принимаю твою боль и твою жизнь, меняя их на защиту и обещание вернуть тебе свободу, как только ты выполнишь свою часть уговора.
Тошия лишь слегка склонил голову, принимая слова Главы «оборотней». Он не преклонит колени перед этим существом, кем бы теперь тот для него не был. Стоять на коленях и целовать руки «вампир» будет только господину своего сердца, даже если тот больше никогда не попросит об этом, вычеркнув из своей бесконечно-долгой жизни образ предателя…



- Возьмешь ее с собой, - Уруха не смог бы сказать, появилась ли эта девочка из воздуха, или же она была все это время в комнате, незримым призраком наблюдая за всем, что происходило несколькими минутами ранее. – Она – то, что поможет тебе заполучить ключ.
Тсукаса подтолкнул девочку в спину, и та послушно двинула в сторону «вампира», не сводя с него ледяного взгляда. Ее мертвое, лишенное каких-либо эмоций лицо пугало. Уруха не сдержался, вскинув взгляд на пришельца.
- Это – дочь Андо. Она решит все проблемы, если таковые возникнут. Думаю, ты догадываешься, что нужно с ней делать?
Уруха коротко кивнул, прекрасная понимая, какая роль уготовлена этому ребенку. Не человеку, но и не мертвому куску плоти. Была ли у нее душа? Что она чувствовала? Понимала ли, что за роль ей отвело ангельское создание у нее за спиной? Взгляд не мог ответить на эти вопросы – он отражал в полной мере лишь пустоту. И тот ледяной послемрак, которым та была наполнена.
- Ее зовут Казуми. Это все, что тебе нужно знать. Она сама найдет путь к ключу. Ты просто следуй за ней, и в нужный момент воспользуйся тем преимуществом, которое она тебе дает…
Уруха снова ограничился кивком головы, опуская глаза в пол. Он не мог смотреть на эту мертвую девочку с живой кожей и этого красивого не-человека с мертвой душой.
На обратном пути их сопровождала лишь гулкая тишина и размеренная дробь дождя за стенами комнаты. Рассеянный синеватый сумрак опустился на мир, и было сложно сказать, ранний ли стоял вечер или же это утро медленно вступало в свои владения.
Казуми шла следом за Урухой, не глядя на него. Но тот, даже не оборачиваясь, ощущал присутствие этого существа за своей спиной. Оно было столь же ледяным, как и ветер, бросавший слипшиеся от влаги волосы в лицо.
Тяжелые капли стекали по щекам и подбородку, дождь слепил глаза и впивался в губы пресными поцелуями. «Вампир» не обращал на него внимания, продолжая свой путь. Размокшая земля неприятно чавкала под ногами, куски грязи и палая листва прилипали к подошвам ботинок, отвороты брюк набились сыростью и кусочками тлена.
Впереди маячили заброшенные строения, готовящиеся под снос. Пустынные дворы, слепые окна, прогнившие остовы крыш, разбитая черепица, - все свидетельствовало о запустении и упадке. Кладбище забытых надежд. Время здесь словно остановилось, превращаясь в отростки тумана. Тот был густым, лиловым, как свечение, которое исходило от здания, которое только что покинул «вампир» и девочка-полукровка.
Оглянувшись назад, Уруха посмотрел на черного исполина, выложенного из крошащегося камня. Ветер свистел в окнах верхних этажей, нижние были заколочены, но то в одном, то в другом мелькали темные прорехи, сквозь которые и сочилось дивное сияние. Как сок, выступающий сквозь кору срубленного дерева, он свидетельствовал о медленном угасании жизни.
- Иди куда шел, «вампир», - губы девочки не шевельнулись, но голос ее острозаточенным клинком обоюдоострого ножа вошло под кожу, разрывая вместе с ней и тонкие струны нервов.
- Не командуй мной, - Уруха хотел, чтобы голос его звучал уверенно и властно, но ничего не получилось: мягкий и всегда идущий на попятное, «вампир» не мог заставить себя говорить твердо.
Казуми криво усмехнулась, отчего лицо ее, по-детски миловидное, вдруг исказилось, принимая уродские черты. Как посмертная маска, оно застыло в мгновение наивысшего пика агонии, выражая страдания и неприкрытую иронию Смерти.
- Иди вперед и просто делай то, что должен. Выполнять приказы ты научился: слабые духом только это и должны уметь делать – подчиняться.
Уруха ничего не ответил. Дождь размывал границы всех реальностей, в нем тонули все мысли и чувства, и даже боль унижения медленно таяла, смешиваясь с падающим на землю небом.
- Они скоро будут здесь. Сильный мальчик ведет их. А отец и не знает, что привел на заклание собственную душу и сердце, - темные, практически чернильные губы девочки-«оборотня» некрасиво улыбались, в глазах застыло ледяное равнодушие. Ей было все равно, что случиться с отцом. Ей было все равно, что будет с братом, что тело ее матери не погребено, что плоть ее гниет, покрываясь коростами и жадными до гнили мухами, что черви жажду отведать плоти самой Казуми, что она давно изъедена ненавистью, что нет в ней и толики истинных чувств. Что весь ее мир – это пустой звук, наполненный эхом непролитых детских слез.
- Мне жалко тебя, Казуми, - проговорил Уруха, снова оборачиваясь к девочке.
Та лишь криво усмехнулась в ответ – ей даже не было жалко такого никчемного недочеловека, как Кою. Она не знала, что это такое – жалость. Она лишь играла в нее, но понять так и не смогла. В ней никогда не было того, что зовется душой, а лишь она способна ощущать нечто большее, чем физические потребности телесной оболочки.
- Ты даже ненавидеть меня не можешь… - горечь растеклась по горлу, словно пролитая настойка полыни. Уруха сглотнул ее, ощущая, как жжет грудь это едкое чувство.
- Зато у меня нет слабостей, - с детской прямолинейностью ответила Казуми, убирая прилипшие к синеватому лицу волосы. Черные, тонкие, - они словно нити смоляной слюды тянулись по бледному полотну ее округлых щек, подчеркивая агатовое сияние глаз.
«Вампир» ничего не ответил. Сложно было говорить с ветром, равнодушным к твоим словам.
- И это делает меня сильной.
- Это делает тебя мертвой, - словно в бреду прошептал Кою, говоря сердцем, рвущимся из груди.
- Мертвые не умирают – это их преимущество перед живыми, - бросила девочка бесцветным тоном, на что Уруха шепнул совсем тихо:
- Мертвые и не живут…
_____________________________
«Misuta Kurayami» (яп.) – «Мистер Тьма»

А в Тошии изначально теплилась ненависть ко многим вещам, я на это акцентировала внимание, угу

Ну, значит, я сейчас поменяла свое отношение к этому герою, раз он способен источать такую ненависть.

а проявление его теплых чувств началось еще раньше. Уже несколько прод с его участием показывают в той или иной мере это проявление человечности в Харе. Мне казалось, в разговоре с Урухой это было достаточно ярко обрисовано...

Давай не путать проявление чувств и когда они вдруг обрушились с потолка. Одно дело, когда эта человечность проявляется кое-где, робко проглядывается в характере - это нормально. И совершенно другое, когда ты описываешь ненависть, а потом вдруг в Тошимасе просыпается какая-то странная теплота, непонятно откуда взявшаяся.

Она просто сгусток черного и мертвого

Что это значит? Кто она? Определение точное мне дай.

Выдержка Тошии, его, пусть где-то и напускная равнодушность и холодность, восхищают! Умение держать себя в руках даже в такой ситуации, как с Карю, дорогого стоит! Но вот в самом конце это как бы проявление человечности... Тошик чего, на Карю запал? оО

Во второй части... Видно, как нелегко далось Тошии это решение. Не смотря на то, что Тоору сделал выбор не в его пользу, он по-прежнему ему верен, любит своего Господина... Ай, блин, грустно(((( Красивое описание скрепления союза, но оставляет какой-то осадок внутри, горький((

А от Казуми у меня нервно начал дергаться глаз! Не, оно было понятно, что добром ее душа явно не сияет, но это всепоглощающее зло в ней... Ее стоит опасаться, причем серьезно. Она - сильное оружие, полностью подчиняющееся Хозяину! Я не завидую Дайске, ох как не завидую =___=

Спасибо! =**

Сумерки: холодные, голодные, - тяжелыми каплями срывались мне на плечи. Те ныли, руки оттягивала тяжесть нечеловеческого тела. Мы шли долго, петляя меж высоких, сотканных, казалось, из концентрированного мрака деревьев. Лес бесконечными милями убегал вперед, оглядываться назад было непоправимой ошибкой, ибо позади своей пустотой пугал пройденный путь. Где-то там, за спиной, остался мир, дарящий надежду на спасение. Впереди смутной тенью маячило неведение. Будущее было подернуто тонкой дымкой неуверенности, но мы все равно шагали вперед, втаптывая свои страхи в мокрую землю.
Каору шел чуть впереди, порой я терял его из виду, но внутренний голос постоянно слышал его шепот, ведущий вперед, зовущий, не дающий потеряться. Зеро все так же находился за порогом реальности, утопая в зыбком мареве бессознательного. Я ощущал, как мышцы мои наполняются тяжестью его тела, как постепенно они немеют, заставляя то и дело останавливаться и давать себе отдохнуть. В такие моменты Каору уходил вперед, так что я полностью терял его из виду. Стоило этому произойти, как я тут же начинал захлебываться страхом. Тот ширился по телу, вместе с кровью ударяя в голову. Не свихнуться от безумного ужаса мне помогало лишь эхо любимого голоса.
Лес оборвался внезапно. Впереди на многие мили раскинулась долина. В месте, где мы вышли, спуска не было. Нужно было идти дальше, двигаясь вдоль кроки отвесного обрыва, ища более пологое место. В миле или около того я заметил выпирающий вперед покатый склон: он вполне сгодится для спуска. Скудная, но растительность, даст опору для ног и рук. Ну, по крайней мере, Каору. Мне же придется поднапрячься и не спуститься вниз самым коротким, но болезненным способом. Мысленно проклиная бесчувственного пришельца, я начал прикидывать, как бы мне не убить его и не убиться при этом самому. Чем ближе мы подходили к примеченному мною склону, тем отчетливей я понимал, что мой план спуститься по нему в целости и сохранности рушится со скоростью скоростного поезда, лишившегося машиниста. Если издали место казалось более или менее пологим, то сейчас оно ничем не отличалось от остальной части обрыва, уходя вниз лишь слегка под уклоном, отличным от девяноста градусов.
Раздосадовано цыкнув, я посмотрел на Каору. Он, я видел, тоже прикидывал последствия схождения в данном месте. Не для себя: для нас с Зеро.
- Может, пройдем еще немного вперед? – Выдвинул я не лишенное разумности предложение. Если бы мне хотелось эксцентрично покончить с собой, я бы остался в убежище и дождался, пока к нам в гости нагрянет Тошия в компании старших братиков и сестричек. Кто-кто, а ученик Тоору не лишен фантазии, выдающей самые изощренные способы уничтожения мне подобных существ.
- Тошия не придет, - вдруг едва слышно проговорил Каору. Прочел мои мысли, которые разве что не на лбу у меня были вытатуированы. – Тошия теперь один из нас.
- Что? – Не понял я: столь экстравагантных слуховых галлюцинаций у меня еще никогда не бывало.
- Тошимаса перешел на нашу сторону, - все тем же тоном: размеренным, глубоким и удивительно спокойным, - ответил Наставник, не глядя на меня. Его чистый взгляд был прикован к размытой дождем дали.
- Почему я всегда обо всем узнаю последним? – Я не сдержался, чтобы не задать этот, по сути, риторический вопрос вслух.
- Ну, ты явно не последний: ни пришельцы, ни «вампиры» еще не в курсе того, что их главная боевая единица переметнулась на сторону оппозиции, - чуть усмехнулись тонкие губы, заставляя блеснуть и глаза.
Я поперхнулся готовящимися сорваться с языка упреками. Такого поворота событий я, если честно, не ожидал. Преданный во всех смыслах этого слова, Тошия меньше всего представлялся в роли коллаборациониста. Но сомневаться в словах Учителя я не мог: если Каору так уверено заявляет, что правая рука Тоору перебрался на нашу сторону баррикад, то значит, так оно и есть.
- Но почему? – Резонный вопрос слетел с моих губ, моментально запутавшись в мокрых волосах Као. Тот обернулся и наконец-то посмотрел на меня. При этом ветер подхватил тяжелые смоляные кудри и швырнул их в красивое, до акварельной прозрачности размытое дождем лицо:
- Потому что у него была причина. Он такой же, как и мы: зверь с душой человека. В нем бьется живое сердце, хоть он и пытался его убить самым жестоким образом.
- Мне казалось…
- Нам много что кажется, Дайске, - строго проговорил Наставник, не спуская глаз с умиротворенного лица пришельца. – Мы обманываемся так часто, что уже перестали это замечать, принимая ложь за правду, а правду возводя в ранг информации, подлежащей сомнению.
- Хочешь сказать, что Тошия – белый и пушистый? – Не скрывая иронии, спросил я. Сделал несколько шагов, сокращая расстояние между мной и Каору, между пришельцем и пропастью.
- Конечно, нет – он садист и извращенец, но и он способен на любовь. Своеобразную и неприемлемую для нас, но все же любовь. Чувство, столь сильное, что толкает его на самый отчаянный поступок – предательство. Хара в отчаянии. Он только что потерял смысл жизни, но у него появился шанс вновь его обрести. И в этом ему может помочь лишь Учитель.
- Татсуро?
- Да. Сейчас Тошия нуждается в поддержке сильной руки, а кто, как ни Татсуро может ее протянуть? Учителю выгодно иметь столь сильного союзника. Союзника, заметь, Дайске, осведомленного о планах врага, - легкое марево улыбки окутало тонкие черты лица, отчего Каору показался мне призраком, пришедшем из дождя. Дождя, который отчаянно нашептывал мне что-то. Я замер и прислушался к серебряному перезвону, превращаясь в серость мокрого неба.
Кто-то шел по нашим следам, стирая с них отпечатки нашего запаха, впитывая в себя каждый наш вдох, шлейфом тянущийся между исполинскими деревьями.
«Каору, нас преследуют», - стараясь не сорваться в пучину преждевременной паники, проговорило внутри меня: «Кто-то следует за нами, следопыт, очень хороший, он… он…», - я осекся, наконец-то взглянув в лицо врага влажными глазами утихшего дождя.
- Каору, это Кою…



Вселенная переливалась густой синевой. Он всю свою жизнь смотрел на мир сквозь призму искривленной сини. Каждое движение времени, каждый взмах его невидимого крыла, уносящего вечность куда-то в необозримые дали небытия, было окрашено в оттенки пасмурного индиго. В нем не было ничего, кроме всех оттенков синего и голубого, и лишь черное оставалось черным. Белое было соткано из прозрачного кружева. Таким ему виделся его напарник, друг, брат – Камуи не мог найти точного определения того, кем для него был его крылатый соратник. Он пришел сам, сам назвался его собратом. Камуи не стал задавать вопросов – ему нужно было живое существо рядом, чтобы достойно противостоять смерти, стремительно захватывающей власть над его миром. Вместе они выступили против противника, решившего изменить привычный уклад их бесконечных жизней. Вместе они переступили черту, отделявшую одну реально от другой. Грань миров дрогнула, но не разрушилась, хотя подобный исход был вполне вероятен: ничто не имело право проникать в мир, созданный не для него. Правила были одинаковы для всех, но вселенная уже не раз их нарушала: вначале создатели тварей отправили их в забытый уголок небытия, затем те вернулись, чтобы нарушить размеренное течение времени, в котором существовала реальность Камуи. Теперь же сам путник и его соратник переступили черту дозволенного, вмешиваясь в ход истории не своего времени.
Камуи осторожно опустился на один из надгробных камней, выискивая в его мрачных очертаниях нечто знакомое – отпечаток души, которая некогда покоилась под куском гранита. Тот давно стерся, но нечто, далекий отголосок, еще хранил свое дыхание в черных трещинах, вытекая оттуда вязкой субстанцией, столь несвойственной миру пришельца. Его вселенная была светлой, если можно назвать светлым то, что для каждого ее обитателя имело свой собственный, уникальный оттенок. Для Камуи это была безграничная синь, для Ясу – призрачная белизна, сохранившая всю свою насыщенность в тонких нитях его волос.
Небо над головой Камуи мирно вздыхало, роняя на мертвую землю утомленные долгим полетом капли. Дождь немного притих, позволяя слушать тишину. Мелодия ее была неспокойна, в ней слышались минорные отзвуки прошлого, надежно скованного стенами полуразрушенного храма.
Камуи сразу заметил, что мир изменился. Души, доселе ядовито нашептывающие ему на ухо свои отвратительные, полные мстительности речи, вдруг заволновались и ринулись в сторону церкви. Пришелец стремительно поднялся, заставляя полы своего плаща мазнуть густой воздух черным лезвием, рассекая дождливую его густоту.
Шаги были столь же стремительны, как и полет бабочке. Ясу уже ждал его у главного входа, придерживая тяжелую дверь. Внутри помещения царил хаос. Бабочки словно сошли с ума. Казалось, черный воздух, сжатый стенами святого места, пылает, заставляя тонкие крылья хаотично отбиваться от его пронзительно-острых языков, спасая свои невесомые жизни.
- Он рядом, - проговорил Ясу, взгляд его растерянно стекал по четким чертам синеватого лица. Глаза их встретились, сливаясь в один полупрозрачный поток мыслей и чувств. Камуи медленно впустил в себя тонкую струйку страха, тенью ложащегося на утонченные черты друга.
- Мы должны предупредить и задержать. Отправляйся к Синеволосому, не дай душам добраться до него. Береги «ключ», - Ясу покорно склонил голову и стремительным порывом взмыл в дождливое небо, мгновенно становясь прозрачной дымкой. Камуи же прошел вперед. Бабочки, сходящие с ума от ненависти и злобы, уступали ему дорогу, разлетаясь в разные стороны, чтобы тут же сомкнуть свои крылья за его спиной. Они боялись пришельца, чувствуя, в то же самое время, родство с его душой. Они видели в нем то, чем должны были стать. Злость трансформировалась в зависть, зависть разбивалась об стену, возводимую благоговейным трепетом, тот преобразился в страх, не дающий душам уничтожить это создание.
Чем меньшее расстояние отделяло Камуи от ядовитой черни двери, тем отчетливей слышался вой, доносящийся с той ее стороны. Гость был на пороге, он был настроен серьезнее, чем они предполагали. Камуи не знал, насколько велика его мощь и под силу ли ему будет сдержать вражеский напор.
Деревянная гладь двери возникла перед ним неожиданно. Камуи выставил вперед руку, кладя ее на металлический замок, чтобы тут же отдернуть ладонь, невозмутимой синевой глаз наблюдая, как нечто запредельное разъедает плоть его пальцев. Дверь пылала. Черным, кислотным пламенем, уничтожая все, до чего могло дотянуть свои щупальца.
«Татсуро…», - позвал нечеловек, мысленно находя Главу «оборотней», мягко проникая в его сознание: «Он здесь».
«Жди меня», - скомандовал перворожденный, после чего Камуи сразу же покинул его сознание. Это все, что ему нужно было знать. Все остальное уже не зависело от его воли. В его силах было лишь продержаться до прибытия помощи. Это, он знал, было в пределах его возможностей. Ясу позаботиться о Накитаме и "ключе", если что – уведет их как можно дальше, спрячет. Ценой своей жизни, но сделает это – Камуи знал, что кому-то из них придется пожертвовать собой, чтобы дать второму возможность поглотить его силу. Придя к нему, его белокрылый друг негласно дал понять, что готов пойти на такую жертву.
Прикрыв глаза, Камуи послал очередной мысленный сигнал, на сей раз связываясь с другом. Тот ответил взволнованно – что-то было не так с темницей, скрывавшей Синеволосого и человека. Подсоединившись к его взору, Камуи тут же понял причину столь сильной паники: каменная клетка стремительно разрушалась. Магия, сдерживающая ее, таяла, уходила в сизое небо, возвращаясь к своему господину.
Камуи вновь попытался соединиться с Татсуро, но тот отгородился от него. Что-то шло не так, что-то стремительно рушило их планы. Сила, более могущественная, чем все существа, сейчас собравшиеся в святом месте, разбивала вселенную, стирая ее в синеватый порошок.
_______________________
Era (яп.) - Ошибка

оке, я подберу фото - благо, они у меня, вроде, где-то были
*довольный, ускакал искать фото*

Алис, спасииибо))) Вот теперь я знаю, что будут пришельцы... Пришельцы?! О.О
Прочитаю, отпишусь)))