Перевод - Nata-lie, редактура - Leshaya
Слова Рейты, его аргументы вспомнились Урухе в тот момент, когда он сидел там, ругая себя за то, что остался, за то, что у него не хватило сил уйти, за то, что так трогательно надеялся своим побегом решить все проблемы разом; но прежде всего за то, что пребывал в растерянности и не знал, что делать дальше. Попытки Рейты убедить его остаться оказались более эффективными, чем мольбы остальных его друзей. Сказанные Рейтой слова заставляли Уруху ворочаться с боку на бок ночи напролёт, размышляя о том, что же делать, мысленно спорить с логикой Рейты и собственными страхами, пока у него не закончились силы бороться с самим собой. Каким-то образом Рейте удалось внушить Урухе слабую надежду, и даже сейчас она ощущалась трепетной пульсацией, постепенно наращивающей скорость и силу ударов – вот только слишком неуверенной из страха снова разбиться. Но эта надежда жила в нём, и Уруха не мог больше игнорировать её.
Образ Аоя, стоявшего перед ним на коленях прошлой ночью и просившего его остаться, не причинять им обоим этой боли, сломил оборону Урухи. Он понял, что так и случится, в ту самую минуту, когда заходил в дом Аоя с намерением попрощаться. Но он не мог отрицать того, что какая-то крошечная часть его хотела, чтобы Аой удержал его рядом с собой и сказал то, что заставило бы его остаться – сказал ему всё, что он так хотел услышать… именно в тот момент проклятая надежда пробралась в его кровь, пустила корни и проросла к свету. Он осмелился надеяться даже тогда, когда в последний раз обнимал Аоя в гуще народа, но, взглянув Аою в лицо, он понял, что Аой никогда не сделает первый шаг к объяснению.
Они бы так и разошлись в разные стороны, не зная истинной причины их боли. Аой собирался отпустить его без боя, потому что в глубине души понимал, что ничего не сможет поделать с твердыми намерениями Урухи. Это было правдой – Аой не смог бы ничем остановить его, потому что только он сам мог принять решение остаться. Вот почему сейчас, сидя в опустевшем зале аэропорта, он и спрашивал себя, какого чёрта он тут делает и что собирается делать дальше.
Уруха не мог понять, как Аой может так категорически отрицать все его обвинения, даже не пытаясь объясниться. Он не понимал рассуждений Аоя, его тайн, его страстных чувств, пока… пока не взглянул на себя. Словно в отражении, Уруха увидел в Аое себя и все свои сокровенные тайны, которые никогда не был в состоянии раскрыть… да и сейчас всё ещё держал в себе. Слова Рейты подкреплялись воспоминаниями Урухи обо всём, что было общего между ним и Аоем, о тех намёках, что Уруха старался игнорировать… эти намёки позволяли однозначно идентифицировать робкие поцелуи Аоя в щеки, тёплые объятия, «случайные» прикосновения рук, шёпот «Я люблю тебя» - за всем этим скрывалось нечто большее, чем Уруха позволял себе видеть. Всё, что Аой делал на протяжении многих лет… Уруха делал то же самое, втайне надеясь, что Аой раскроет его, и – одновременно, из страха быть отвергнутым – что Аой ни о чем не догадается. Тайна Аоя была тайной Урухи. Они оба стирали грань между любовью и дружбой с тех пор, как встретились. Но они ни разу не смогли посмотреть друг на друга с иной стороны. Согласно теории Рейты, это означало, что…
Раскат грома заставил Уруху оторваться от созерцания собственных рук и увидеть вспышку молнии за окном; в ту же секунду начался ливень. Уруха смотрел, как потоки воды стекают по высоким фасадным окнам, как растворяются в дождливом улично мраке оранжевые огни аэропорта. Настоящий водопад обрушился с небес - финальный аккорд в череде серых, безрадостных дней.
Он жил этой ложью так долго, что было практически невозможно понять или предположить что-то… но в том, что сказал Рейта, «возможно», была доля правды. Всё это было бессмысленно – и в то же время имело смысл. Если Уруха всегда боялся рассказать Аою о свои чувствах, значит, и Аой боялся признаться. Если Уруха сдерживался, значит, и Аой сдерживал себя. Их модели поведения, их тайны были настолько похожи, что это невозможно было больше игнорировать. Урухе пришлось дойти до края, чтобы ясно увидеть… то, что было прямо перед ним всё это время.
Казалось, Уруха несколько часов смотрел на потоки воды, бегущие по стёклам, и смывающие всё, что он знал и чем был обеспокоен. Он собирался с духом. Он уже почувствовал решимость выяснить, что же Аой скрывал от него. Были ещё сомнения, что вот эта сложная штука под названием «надежда» всего лишь пытается в последний раз обмануть его. Это было рискованно, но Уруха просто не мог уехать сейчас, не узнав ничего. Он должен был знать правду. Не собирается ли он покинуть то, о чем мечтал всю свою жизнь? Или он поступает правильно, пытаясь забыть Аоя и всё, что с ним связано?
Даже если мотивы Аоя были именно теми, что Уруха подозревал с самого начала - что Аой использовал его - и совсем не теми, в которых его пытался убедить Рейта, Урухе всё ещё необходимо было знать правду. Он зашел слишком далеко, испытал слишком сильную боль, выстрадал больше иных мучеников – так разве может правда причинить ему хоть сколко-нибудь ощутимый вред? Хуже уже не будет. Он улетит другим рейсом или попадёт в аварию – вариантов всегда множество, и, в конце концов, это не выглядит такой авантюрой, как попытка покинуть Аоя и растоптать все мечты. Его сердце всегда было на линии огня, висело на волоске. Он знал, что пришло время сделать последний выстрел, а потом надеяться, что пуля пролетит мимо.
Уруха намотал лямки своей сумки на руку и потянул её за собой. Пришло время использовать шанс, который давала ему жизнь, ибо его будущее было под вопросом. Он стоял перед выбором: пустить свою жизнь под откос или воспользоваться теми возможностями, которые, если верить Рейте, были у него с тех самых пор, как они с Аоем встретились.
Больше не было времени ругать себя за то, каким идиотом он был, потому что он уже выходил из стеклянных дверей навстречу ливню, не заботясь о том, что непременно промокнет. Его больше не волновало ни свой страх, ни вероятность отказа – сейчас, в конце, могло пройзойти что угодно. Он мог только проиграть, если бы уехал, не сказав ничего. Но они с Аоем не могли проститься друг с другом, потому что между ними было слишком много недосказанности, и Урухе было необходимо закончить то, что они начали. Это в равной степени могло быть как хорошим, так и плохим решением, но, по крайней мере, это было уже что-то.
Да ни за какие коврижки он теперь не уйдет, не выяснив, не делает ли он сейчас самую большую ошибку в своей жизни. Он, наконец, решился, затаив дыхание, сделать шаг с обрыва и посмотреть, что произойдёт.
Продолжение следует...