-17-
Уже через час все необходимые бумаги были подписаны и переданы Ютакой мне лично в руки. Он же занимался тем, что помогал собрать все свои вещи, одеться и добраться до автомобиля, с разрешения медперсонала поставленного прямо у крыльца. Койю все это время куда-то звонил, с кем-то шептался и о чем-то договаривался.
Даже в салоне автомобиля он то и дело хватался за телефон, правда, отвечал в основном односложно, словно опасался, что я догадаюсь, в чем дело. Надо признаться, что первые полчаса я именно этим и занимался, старательно настраивая локаторы и пытаясь подслушать, что именно говорят Койю его собеседники. Единственное, что мне удалось выяснить, так это то, что чаще всего мой любимый созванивался с Таканори. Его громкий голос был хорошо узнаваем даже притом, что мелкий постоянно себя одергивал, стараясь говорить как можно тише. Из этих отрывочных фраз я не смог составить сколько-нибудь правдоподобной версии происходящего. Оставалось только расслабиться и ждать непосредственного развития событий.
Как назло, мы умудрились увязть в пробке и теперь продвигались вперед со скоростью беременной черепахи. Я успел поваляться на заднем сидении в таких экзотических позах, которых сам от себя не ожидал. Ютака откровенно развлекался, фотографируя на телефон, как именно я пытался найти наиболее устойчивое и удобное положение. Зато Койю вел себя на удивлении пугающе. Его напряженная поза, необычная молчаливость и странная тоска в глазах заставляли меня задумываться о том, что наше положение колеблется где-то между «х» и «очень х». Причем, речь шла явно не о слове «хорошо». После очередного рывка на полтора метра, Койю не выдержал. Он распахнул пассажирскую дверь, едва не задев соседний автомобиль, и через секунду уже устраивался рядом со мной. Я совершенно ничего против такой внеплановой нежности не имел, с удовольствием заползая к нему на колени. Было невероятно приятно и правильно вот так обнимать его за талию и дышать пряным запахом его тела. Я просунул руки под футболку и стал осторожно поглаживать его спину, иногда слегка царапая тонкую кожу. Койю выгибался словно кошка, пытаясь увернуться от проворных пальцев, но я только отфыркивался, стремясь поддеть носом легкую ткань и добраться до плоского напряженного живота. Целовать его, дразнить осторожными движениями, скользить на самой грани удовольствия было так сладко, что я не смог устоять. И Койю поддался мне, прижал к себе так близко, словно хотел вплавить меня в себя. Я положил ладонь ему на грудь, чувствуя, как трепещет под пальцами его сердце. Жаль, что нельзя напрямую коснуться его, погладить, поцеловать, вылечить все шрамы, каждую царапинку и ранку. Я думал об этом и о том, как тепло становится от пальцев Койю, нежно перебиравших волосы, трогавших аккуратно то за ушком, то под подбородком. В его руках я чувствовал себя маленьким котенком, обласканным любимым и, что самое главное, любящим хозяином. А что нужно для счастья котенку? Только чтобы хозяин всегда был рядом.
***
Я уснул в машине, разомлев в жарких объятиях Койю. Я смутно помнил, как попал домой, предполагая, что Койю просто принес меня на руках. Оказавшись в своей постели, я только сладко потянулся и снова зарылся в простыни и подушки, погружаясь в безоблачные сны, в которых мы с Койю просто бродили, взявшись за руки, по пустынной набережной и ловили губами солоноватый морской ветер. Вот только капли казались мне подозрительно горячими.
А когда я проснулся, все встало на свои места. Несколько минут, которые потребовались мне, чтобы в первый раз прочитать письмо Койю, объяснили многое, если не все. Я понял, почему так сильно нервничал мой любимый, почему он так сильно не хотел возвращаться домой, о чем он бесконечно долго говорил по телефону с Таканори. Он уже тогда знал, что вынужден будет уехать, и старался оттянуть этот момент насколько это было возможно. Если бы он хоть словом обмолвился мне, я бы согласился жить в той чертовой больнице, лежать, не поднимаясь, пустить корни хоть в кушетку, хоть в цементный пол, но только чтобы удержать его возле себя. Но упрямству Койю мог позавидовать даже баран. Он молчал из последних сил, с трудом сдерживался, чтобы не рассказать мне все. В своем письме он даже признался, что хотел забрать меня с собой, но потом передумал, заботясь о моей безопасности. После этих слов я отшвырнул проклятый листочек, словно он лично был виноват передо мной. А потом полз к нему через полкомнаты, подтягиваясь на руках и стараясь не задеть колено. Лучше бы я так в молодости голову берег, может быть, сейчас бы вышло из меня что-то путное. Но что-либо менять было уже катастрофически поздно. Оставалось смириться с неизбежностью умереть клиническим идиотом и просто научиться с этим жить.
После прочтения письмо выглядело так, словно его трудолюбиво пожевала не одна коза. Я мял и комкал его в руках, вымещая на нем свою злость и ярость, прижимал его к груди, как частичку Койю, до рези в глазах вглядывался в ровные столбцы иероглифов, стремясь найти в них скрытый смысл.
Кое-как, опираясь на стену и мебель, я смог подняться и дотащить себя до окна в гостиной. Давненько я так не сидел: привалившись спиной к дивану, вытянув ноги и практически без перерыва подкуривая одну сигарету за другой.
Три года назад мне казалось, что мы полностью исчерпали свой лимит проблем и неприятностей. Я даже практически смог поверить в это, проведя столько времени в эйфории от постоянного присутствия Койю рядом со мной. Да, мы ссорились иногда, но никогда не доводили до чего-то серьезнее, чем надутые губки и жаркие слова извинений. Да, мы расставались. Но никогда больше, чем на несколько часов в день. Даже в этой чертовой больнице я привык засыпать, держа Койю за руку и слушая его тихий голос. И сейчас мне казалось преступлением вернуться в нашу постель одному. Зато против холодного паркета и огромного окна моя совесть ничего не имела. Жаль только, что пачка сигарет закончилась так быстро.
Сна не было, как не было и желания жить вообще. Обида на Койю за его скрытность, ярость от собственного бессилия и слабости, страх одиночества, от которого я уже успел отвыкнуть, сошли на нет, уступив место дикой тоске по единственному человеку, рядом с которым этот мир имел смысл.
Отчего-то вспомнился рассказ Койю о том, как мирились Акира и Таканори. Вернее, они не сразу вспомнили, что были в ссоре. Зато когда моей жизни уже ничего не угрожало и можно было вздохнуть с облегчением, Акира, все еще испытывая чувство вины за свое пренебрежение, утащил мелкого в Канагаву в гости к собственным родителям. Судзуки-чан души не чаяла в Таканори и обожала потакать всем его слабостям. Главным развлечением для мелкого было выслушивание всяческих историй о детстве и школьных годах его драгоценного супруга. Акира не выносил подобных посиделок, предпочитая отсиживаться в своей детской комнате. Но в этот раз ему пришлось не только провести весь вечер возле млевшего от удовольствия Таканори, но и вытерпеть просмотр семейного фотоархива с подробным комментированием каждого снимка. Сузуки-чан, между тем, входила во вкус и откровенно дразнила сына, припоминая, какие отношения связывали его то с одним, то с другим приятелем. Таканори с удовольствием изображал праведный гнев и швырял в «ветреного» супруга диванные подушки. Если верить рассказу Койю, то посиделки закончились далеко за полночь, когда на Акиру было уже страшно смотреть. Тогда Така смилостивился и утащил своего любимого в кроватку. История умолчала о том, что именно он там вытворял, но на утро Аки светился как стоваттная лампочка и от души благодарил маму за чудесный вечер, обещая теперь приезжать почаще.
Мы тогда выяснили отношения гораздо прозаичнее. Койю в режиме монолога высказал мне все, что успел надумать, пока смотрел короткое видео в новостях, а я только молча гладил его по волосам и думал о том, что нет ничего, чего бы я не смог простить.
Жаль только, что сейчас Койю так не считал. И если бы я имел хоть малейшее представление о том, куда он уехал, я бы сделал все возможное, чтобы найти его и убедить в том, что никто кроме него мне не нужен.

- Знаешь что, дружочек, а не кажется ли тебе, что ты слишком уж обнаглел? Я, конечно, ценю твое присутствие рядом, но не настолько, чтобы терпеть такое к себе отношение. Я устал оттого, что вы все относитесь ко мне, как к несмышленому ребенку, требующему только заботы и внимания. То, что я временно ограничен в подвижности, еще не делает меня слабоумным. И вообще, я нисколько не виноват в том, что именно мне достались эти две пули. На моем месте мог оказаться вообще любой человек, которому не повезло, и который был в банке в тот вечер. Вместо того, чтобы просто немного помочь мне, вы превратили мою жизнь в кокон. Да, дорогой мой, я все прекрасно знаю. Акира мне рассказал, - я уже откровенно орал, самым краем сознания отмечая, как меняется в лице Ютака. – Койю решил, что может скрывать от меня все, что пожелает. Ладно, с ним я бы и сам справился. Но ты… ты и Таканори поддержали его. Вы врали мне, скрывали от меня все, что хоть как-то относилось к ситуации. Ты посмел не сказать мне, что мой Койю собрался уехать. Когда ты хотел, чтобы я это узнал? Ты думаешь, это приятно: найти на тумбочке прощальное письмо? Ты считаешь, что легко вот так вдруг остаться в одиночестве и даже толком не знать, за что? А теперь ты хочешь остаться в моем доме и полагаешь, что можешь снова отмолчаться и ничего не объяснять? Нет уж, так дело не пойдет. Или ты откровенно отвечаешь на мои вопросы, или выметайся отсюда. Я устал быть пешкой в ваших играх. Это слишком дорого мне обходится, - последние фразы я прохрипел, задыхаясь и жадно хватая воздух. Мне уже было стыдно за этот всплеск эмоций, но в то же время я понимал, что не так уж и не прав. Я заслуживал знать, почему все происходит именно так. При этом я бы не удивился, если бы через минуту хлопнула дверь, снова оставляя меня наедине с собой.

-19-
- Прости, - Ютака по-прежнему был немногословен.
- Твою мать, - мне тоже больше ничего в голову не пришло, поэтому еще несколько минут мы просто сверлили друг друга взглядами и молчали. Потом Юта снова спохватился, что мог во второй раз сжечь все свои труды, и вернулся к колдовству над плитой.
- Мне сложно об этом говорить, - кажется, Ютака решил цедить в час по чайной ложке, ожидая, что я вырублюсь раньше, чем он закончит вступление.
- А то я не вижу, - я олицетворял собой сплошное ехидство и не испытывал к другу ни капли сочувствия. Я и так едва сдержался, чтобы не выставить его за дверь, для скорости пнув здоровой ногой. Хотелось добавить к своему предыдущему выступлению еще пару фраз, чтобы Ютака, наконец, убедился, что мое терпение не безгранично.
- Юу, ну пойми же ты… - его жалобный тон окончательно вывел меня из себя, и просто заорал, наплевав на то, что обо мне могут подумать соседи:
- Что я еще должен понять? Что за маскарад, что за прятки? Хватит, Юта. С меня уже хватит. Мне терять нечего. Я могу теперь всех посылать в такие дали, куда вы еще не ходили. Акира тревожиться не будет, Таканори и подавно. Койю меня бросил. Ты можешь это понять? Я спрашиваю, можешь? По слогам повторяю: ме-ня бро-сил Койю. Не я от него ушел. Так что я не собираюсь ничего понимать, а требую объяснений. Ты и так меня предал, когда его поддержал. Ты помог ему меня бросить. Чего еще ты от меня хочешь, а? – я выдохся и схватился за сигарету, заботливо предложенную Ютакой.
Он еще повздыхал немного, а потом резко выключил все конфорки, бросил на стол полотенце и устало опустился на стул:
- Слушай. Я скажу все, что смогу. Больше не проси, договорились, - мне не понравился его взгляд, больше подходивший побитой собаке, а не молодому парню, поэтому я кивнул и приготовился. – Я ушел от него… сам, да. До сих пор не понимаю, как смог, - Ютака запустил руки в волосы и взъерошил их. Потом вовсе опустил голову, пряча глаза, и продолжил гораздо тише: - Он сделал мне очень дорогой подарок на годовщину. Мы вместе уже пять лет. Были вместе, - Ютака судорожно сглотнул, исправляя оговорку, а я удивленно вытаращился на него, забыв о сигарете и роняя пепел себе на колени. – Не переживай, об этом вообще никто не знал. Даже моя семья, - сказать, что я удивился, значило не сказать вообще ничего. В отличие от меня, у моего друга была прекрасная и все понимающая мама. Я был уверен, что она бы поддержала выбор сына в любом случае. – Он не хотел, чтобы хоть кто-то знал о том, что мы встречаемся, - в какой-то мере это все объясняло, кроме того, почему парень Ютаки оказался просто семейным диктатором.
- Это могло повредить его репутации? – я стряхнул пепел на пол и с удовольствием затянулся, наслаждаясь легким привкусом ментола.
- Не думаю. У него и так репутация хуже некуда, - Ютака улыбнулся с такой нежностью, что я поперхнулся дымом, совершенно безуспешно пытаясь соотнести его слова и его реакцию. – Он просто не хотел впускать никого в свою личную жизнь. Кажется, у него уже был такой опыт. А я… я был согласен на все, лишь бы он позволил мне хоть иногда быть рядом с ним. Знаешь, где-то года два я каждый раз собирался на встречу с ним и верил, что это уж точно последний раз. Что он пригласил меня, чтобы сказать, что я ему больше не нужен. Честно говоря, я считал, что я его не заслуживаю. Что все это счастье, которое мне выпало, - это случайность, ошибка, недоразумение…
Ютака говорил тихо и спокойно, не поднимая глаз и не отводя взгляда от скрещенных на столешнице рук. Только сейчас я обратил внимание на кольцо с крупным черным камнем. Кажется, это украшение имело для Ютаки огромное значение. Он смотрел, как играют блики на острых гранях, и вспоминал его, своего загадочного любимого.
- Знаешь, - я вздрогнул, когда Юта заговорил снова. – Три года назад он вдруг позвонил и сказал, что нам надо встретиться и поговорить. Причем, как можно скорее. Я тогда перепугался до умопомрачения. Несколько раз переносил встречу, тянул время, как мог. И вздрагивал от каждого звонка, думал, что он не выдержит и позвонит, чтобы сказать, что больше не придет. Через неделю я понял, что дальше тянуть уже некуда. Но повел себя вообще по-идиотски, перестал отвечать на звонки и сообщения, а потом и вовсе телефон выключил. Заперся в своей квартире и сидел, репетировал свою прощальную речь. Досиделся до того, что он сам пришел ко мне домой, открыл дверь своим ключом, вошел и увидел, в каком я состоянии. Он испугался, что у меня что-то случилось. Стал расспрашивать, допытывать. Я не выдержал, сорвался вот так, как ты сегодня. Я тогда первый раз сказал, что люблю его… - Ютака с глухим стоном опустил голову на руки и замолчал.
Пока он собирался с мыслями, я прикурил еще одну сигарету. Срочно нужно было прогнать тугой ком, поселившийся в груди и мешающий дышать. Потому что в ушах эхом звучал нежный голос Койю, его восхищенное «какой ты!» и невыносимо сладкое «любимый!».
- Оказалось, что он хотел, чтобы я к нему переехал. Для этого он пытался назначить мне свидание, сделать все красиво. А из-за моей мнительности и неуверенности в себе все получилось кое-как. Тогда он подарил мне это кольцо, - Ютака нежно погладил пальцем сверкающий камень и тяжело вздохнул. – Мы все равно скрывали наши отношения. Зато каждый вечер я засыпал рядом с ним. И просыпался. Нет, конечно, его часто подолгу не было дома, я привык. Но знаешь, ждать его, сидя в его кресле, одевшись в его футболку, куря его сигареты, гораздо легче, чем просто в своей квартире.
- Можешь не продолжать, я знаю, - я затянулся слишком глубоко, чувствуя, как едкий дым наполняет легкие. – Почему ты от него ушел?
- Я… его обидел. Очень сильно. Я уже говорил про подарок. Он стоил невероятно дорого. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить, - Ютака повторял одно и тоже только разными словами, не решаясь перейти к главному.
- Что ты сделал с его подарком? – до меня понемногу стало доходить, в чем дело, но я до последнего надеялся ошибиться.
- Я его продал. Потому что нам нужны были деньги, - Юта не стал продолжать, видя, что я и так обо всем догадался. – И я бы все равно так сделал. Даже если бы знал, чем это для меня обернется, - я нисколько не сомневался в его искренности. Разве что очень хотелось удавиться от осознания собственного свинства. Ютака заслуживал благодарности, а не той позорной истерики, которую я ему устроил. И меня совершенно не извиняло то, что меня бросил Койю, и мне было плохо. Ютаке было ничуть не лучше.
- Прости, - наступила моя очередь просить прощения. Я не мог подобрать подходящих слов, потому что просто не знал, что хотят услышать люди в подобных ситуациях. И я не собирался расспрашивать, кем был человек, которым так сильно дорожил мой друг. Раз он до сих пор ничего не сказал, значит, так ему было проще. Я подозревал, что Ютака встречался с кем-то либо очень богатым, либо очень известным, и не хотел, чтобы его имя связывали с ним. – А ты пытался с ним поговорить? Объясниться? – я спрашивал и мысленно отвечал сам себе: ничего он не пытался. Поступил точно так же, как и в первый раз. Сам все надумал, сам решил, что обидел, сам же и ушел. – Юта, ты точно полный придурок, хотя и настоящий друг, - я даже не знал, что мне делать. В глубине души я был уверен, что любовник Ютаки повел бы себя иначе. Вполне могло статься, что он бы и не спросил, куда подевался его подарок. Или просто выслушал бы объяснения. Если бы еще кто-то вложил в мозги Ютаке понимание того, что сначала надо разговаривать.
Становилось понятно, почему он поддержал Койю и скрыл от меня, что тот готовит отъезд. Они соблюдали тактику страусов и дружно прятали головы в песок, избегая прямых диалогов и предпочитая домысливать себе обвинения и оправдания. Я был на сто процентов уверен, что любовник Ютаки сейчас мечется по пустой квартире и пытается понять, чем он провинился. Либо он уже обзванивает больницы и морги, разыскивая Ютаку и больше всего на свете боясь найти.
- Юта, ты хоть что-нибудь ему сказал? – я надеялся услышать другой ответ, но моим чаяниям не суждено было сбыться.
- Нет. Я просто проводил его утром и уехал на работу. Вернее, это он так думает. Я бросил работу. Давно уже. Потом я поехал к тебе. Не потому, что обещал Койю присматривать за тобой. Просто мне некуда больше пойти, - Ютака по-прежнему не поднимал глаз. И мне остро хотелось схватить его за плечи и встряхнуть так, чтобы зубы застучали. Жаль только, что силенок пока катастрофически не хватало. Пришлось ограничиваться совершенно бесполезными словами:
- Ты кретин, друг мой. Больше я тебе ничего не скажу. Хотя очень бы хотелось еще и по морде съездить. По двум причинам. Сам догадаешься, или назвать тебе? – я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно, но, кажется, у меня не очень хорошо получалось.
- Да уж, догадаюсь как-нибудь и без рукоприкладства, - невесело улыбнулся Ютака и, наконец, поднялся, чтобы сразу же отвернуться к плите и только потом провести ладонью по щеке. Я великодушно сделал вид, что совершенно ничего не заметил. Нужно было срочно что-то придумать.