Перевод - Leshaya, вычитка - Princess Helly
Выскользнув из рубашки и позволив ей небрежно упасть на пол, Уруха тяжело вздохнул, прежде чем заползти на значительно уменьшившуюся кровать. Ее маленький размер действительно был своего рода заявлением, как сказал вчера Аой. Кому нужна двуспальная кровать, если в ней одинокими ночами спит лишь один человек? Уруха забросил свои безуспешные поиски того, кто бы согревал вторую половину его постели. Он перестал убивать себя тем, что каждое утро вынужден был просыпаться в пустой комнате, в которой бросали его тело после того, как получали от него желаемое. Он прекратил пить этот медленный яд. Единственное, о чем он теперь беспокоился – это выживание рядом с Аоем…
Другая сторона бывшей кровати в его мыслях всегда тайно предназначалась для Аоя. Одно время он имел обыкновение переворачиваться на эту сторону посреди ночи, класть руку на пустое место и воображать, что его ладонь лежит на груди Аоя. Он представлял себе, что чувствует равномерное дыхание и сердцебиение друга – так явственно, как будто Аой действительно был там. А потом он горько улыбался и отодвигался обратно, заворачивая замерзшее тело в одеяло, потому что Аоя никогда не было и не будет рядом с ним. Ночь за ночью пустое пространство постели напоминало ему об его одиночестве, пока боль не стала непосильной и он не понял, что пора расстаться с желаниями, истертыми временем.
Для него это стало уже чересчур – постоянно видеть свободную, никем не занятую пустоту подле себя; он должен был избавиться от этой кровати. Заменив ее маленькой, он сможет притвориться, что никогда и не стремился ни к чему большему. Он сможет притвориться, что никогда и не ждал, чтобы кто-то занял место рядом с ним и прогнал его одиночество прочь. В односпальной кровати он сможет засыпать, будучи тем, на что он обрек себя… будучи одиноким. Он больше не мог лгать самому себе и надеялся, что ему не придется и дальше кормить Аоя своей ложью.
Иногда ему думалось – если Аой одним быстрым ударом разорвет связь между ними, покинет его раз и навсегда, не будет ли это лучшим выходом для них обоих? Да, это будет мгновенная гибель, но благодаря ней сразу же исчезнет и искушение. Боль никуда не уйдет, оставшись вечной гниющей раной на месте сердца, но зато пропадут мучительное желание и тоска, потому что соблазнительного и беспощадно дразнящего Аоя больше не будет рядом.
Если вскоре Аой покинет его… то Уруха избежит опасности все разрушить. Он никогда не простит себе, если именно из-за него прекратятся их отношения. Он знал, что и такое может быть… знал, что он может, признавшись, заставить Аоя уйти, потому что он ничуть не сомневался - Аой отвернется от него сразу же, как только узнает правду о его чувствах. Он понимал, что обязан был отпустить Аоя еще тогда, много лет назад. Не должен был он следовать за Аоем в Токио. Иногда он задавался вопросом, на что бы была похожа его жизнь, если бы он не уехал вслед за своими мечтами и фантазиями в город огней… обратно в объятия Аоя.
Откидывая покрывало со своей новой постели и ложась на холодные простыни, Уруха не мог удержать неистовый бег этих мыслей сквозь свой разум. Он начал ерзать на незнакомом матрасе, устраиваясь поудобнее, и успокоился только через несколько долгих минут, завернувшись в одеяло в качестве защиты. Почему-то в маленькой кровати он почувствовал себя еще более одиноким – его комната словно увеличилась в размерах и опустела… кажется, даже так у него не получилось выиграть…
Непрошеные мысли об Аое снова начали стучаться в его мозг, как они делали это каждую ночь – и новая кровать совсем не помогла. Тихонько выдохнув, Уруха откинул голову на подушку и закрыл глаза, надеясь заставить себя уснуть, но понял свою ошибку, как только увидел лицо Аоя на обратной стороне своих век. Ночью ему никогда не удавалось сбежать от Аоя, как бы он ни старался отогнать от себя видение его лица… его рук на себе…
Кожа Урухи начала наливаться жаром при воспоминании о том, как Аой схватил его в бассейне, как их бедра прижались друг к другу, не оставив между их полуобнаженными телами ни малейшей щелочки. Уруха до сих пор чувствовал объятие его рук, прикосновение греховно полных губ к щеке – это были одни из самых жесточайших пыток. Уруха ничего в своей жизни так не хотел, как повернуть тогда голову и поцеловать Аоя, обвить ноги вокруг его талии и заставить друга наконец дать ему то, чего он всегда желал.
Уруха нахмурился, когда волна возбуждения пронеслась по его телу так быстро, что у него даже не осталось времени загнать свои грязные мысли куда подальше. Хотя он знал, что бессилен перед желанием к своему другу – его мысли всегда переходили грань невинности, хотел он этого или нет. Дыхание Урухи участилось, а живот напрягся, когда он представил себе, как Аой вжимает его в стенку бассейна и целует. Позволив своему воображению унестись еще дальше, он провел руками по гладким плечам Аоя, ощутив движение мышц под своими ладонями, а потом прошелся ими вниз по спине, в конце так прижав их бедра друг к другу, что он смог каждой клеточкой прочувствовать Аоя…
Задыхаясь, Уруха уткнулся лицом в подушки, полубессознательно отметив, что одна его рука уже скользнула под пижамные штаны; несмотря на мучительный стыд, возбуждение вздымалось в нем с ураганной силой. Уруха не стал открывать глаз - лишь зажмурился еще крепче, ощутив под щекой прохладную ткань, - и представил, что это рука Аоя гладит его сейчас. Вообще-то фантазии об Аое не слишком часто доводили его до того, что ему приходилось ласкать себя, чтобы дать себе хоть какое-то облегчение.
Он ненавидел воображать перед собой Аоя, пока касался себя, потому что это было отвратительно и мерзко - пусть даже Аою неоткуда было узнать, чем занимался Уруха в своей постели, думая о нем. Но сегодня ему было наплевать. Он хотел получить хотя бы небольшую передышку от всей той боли, которую испытал в последнее время, находясь рядом с Аоем.
Аой не понимал, насколько он все усложнял… не понимал, что Урухе приходится чуть ли не процарапывать себе путь на поверхность, чтобы сделать хоть один вдох, потому что Аой душит его своей привязанностью, поцелуями, прикосновениями и сладкими словечками. Аой думал, что такие отношения между друзьями нормальны, но это было не так. Они были абсолютно ненормальны, и хотя когда-то Уруха тоже считал их нежную дружбу обычной, теперь он знал лучше.
Уруха буквально тонул во внимании Аоя; временами ему хотелось даже возненавидеть друга, хотя его вины не было ни в том, как он вел себя, ни в том, что он был Аоем. Они всегда были так близки друг к другу, и все же именно сейчас защита Урухи разлетелась вдребезги… он слишком ослаб, чтобы продолжать удерживать свою маску. Он больше не мог притворяться, что не страдает каждый раз, как Аой прикасается к нему. Он и так не сделал ни единого движения, чтобы скрыть свою боль.
- Ублюдок, - выдохнул Уруха в подушку напряженно-приглушенным голосом; одна его рука продолжала дарить ему облегчение, а другая скручивала простыни под его телом, чуть ли не разрывая их. – Чертов ублюдок, - Уруха стиснул зубы и почувствовал, как непрошеная влага подбирается к уголкам его глаз. Но он, переборов себя, загнал ее обратно, когда злость и раскаяние пронеслись сквозь его тело несколькими противоречивыми волнами. – Я люблю тебя… и как же я об этом сожалею! – плечи Урухи затряслись, и он парой быстрых движений довел себя до оргазма, издав слабый звук, который даже для его собственных ушей показался жалобным. Он заглушил его в подушку, чтобы не слышать свидетельство своей слабости.
В глаза словно насыпали песку, и он понял, что ему не миновать головной боли, если он не ослабит это давление слезами. Он позволил им начать медленно и тихо течь, ненавидя себя за каждую каплю, которая скатывалась на ткань под его головой. Аой считал его сильным и способным все преодолеть - что бы он сказал, если бы увидел Уруху в этот момент… спрятавшего лицо из-за страха перед неразрешимой дилеммой, которую он создал своими собственными руками…
До сих пор он не мог открыто признаться себе в том, что стыдился своих чувств к другу. Между ними никогда не было никаких сожалений, но за последние месяцы ситуация так разительно изменилась, его защита так внезапно ослабла вплоть до полного разрушения, что его чувства и мысли по поводу их дружбы просто не смогли остаться прежними. Он сожалел о своей дружбе с Аоем, потому что она привела его к этому – к рыданиям в постели от собственных прикосновений, от того, что он не смог выбрать для себя иную дорогу. Его дорога вилась рядом с дорогой Аоя; ему некуда было больше идти. Он не мог сбежать и не мог остаться. Он убивал себя своей любовью, но был вынужден выдавливать из себя улыбки и смех… исключительно ради Аоя.
Пиликанье телефона, неожиданно раздавшееся с тумбочки, пробилось сквозь его жалость к себе и раскаяние, и он тихо застонал. Перевернувшись, он положил голову обратно на подушку, и внимательно пронаблюдал за тем, как экран засветился, погас, потом снова засветился, и раздалось еще одно пиликанье. Кто-то отправлял ему сообщения в один из самых неподходящих моментов, какой только можно было себе вообразить. Скривившись в отвращении, Уруха завел руки под живот и одним рывком перевел себя в сидячее положение. Он обернулся на тумбочку и нахмурился, когда телефон снова засветился, предупредив, что его ждет куча сообщений, когда он решится поднять его и проверить папку входящих.
Продолжение следует...
* Блин. Кажется нервы сдают и я начинаю реально ругаться на главных героев. 
но к сожалению это все лишь мечты 