- Наведайся к соседям Нишикавы, поговори с ними, - тихо говорил в трубку Тошимаса, спускаясь по ступеням полицейского департамента. Араки Аюми, как и предполагалось, быстро признала свою вину. Оставив ее в камере предварительного следствия, Тошимаса дал ей возможность поговорить со своим адвокатом, а затем – позвонить мужу. Выпускать женщину на свободу, как того требовал представитель защиты, Хара отказался. Знал, что только в стенах полицейского участка женщина сможет находиться в безопасности. Если, конечно, их мститель соткан из плоти и крови. Для призрачного убийцы стены камеры – не помеха.
- Что-то мне подсказывает, они знают больше, чем кто-либо еще. Особенно… обрати внимание на девочку: не понравилось мне, как она на нас смотрела, - продолжил наставлять своего помощника старший детектив. – И еще, Уке… будь осторожен, хорошо? И если тебе что-то покажется странным, немедленно звони мне. Понял?
- Да, - коротко ответил Ютака, не пытаясь спорить с наставником.
- Араки отказалась называть имя последнего участника ритуала, но я попробую еще раз с ней поговорить, а сейчас хочу встретиться с Терачи: он знает больше, чем говорит, - Тошимаса старался говорить спокойно, не выдавая внутреннего волнения, вызванного предстоящим разговором.
Уке принял это к сведению, пообещал позвонить, как только поговорить с соседями и отсоединился. Хара уже прошел к своему авто. Вечер давно окрасил тени в тона глубокого индиго, а когда мужчина добрался до студии «11-34», - и вовсе стер их с лица земли, заменяя холодной синевой беззвездной ночи.
- О, Хара-сан, - удивленно распахнула глаза Оми, поднимаясь навстречу детективу вместе с гитарой. Пальцы сильно сжали темный гриф, передавив струны баре на два пальца.
- Добрый вечер, - Тошимаса взглядом окинул залитое желтоватым светом помещение репетиционной. Тут же зацепился за побледневшее лицо Сакито, который сразу понял, зачем явился детектив. Йоми сделал вид, что ничего не происходит, продолжая внимательно вчитываться в стройные ряды текста. Наото, впервые встретившаяся с детективом Харой лично, не скрывая любопытства, принялась изучать мужчину с ног до головы. Рука исполинской тенью нависал над хрупким вокалистом, готовый защитить его от всего мира. Шинья замер на своем месте, дожидаясь, когда сможет поймать взгляд Тошимасы и задать свой немой вопрос.
Когда их глаза, наконец, пересеклись, Хара незаметным их движением указал на дверь. Терачи послушно кивнул и, поднявшись, молча выскользнул из репетиционной. Детектив, раскланявшись, вышел следом.
- Что случилось? – Прошептал музыкант, стоило Тошимасе закрыть за собой тяжелую дверь звукозаписывающей комнаты.
- Нужно поговорить. И на сейчас раз, прошу, скажи мне правду, - Хара замер у самого выхода, позволяя темноте незримой преградой пролечь между ним и Шиньей.
- О чем?
- О том, что именно связывает тебя с Като. Шинья, я говорил с Такахиро, он сказал о том, что вы с ним скрываете.
Шинья замер, растерянно переминаясь с ноги на ногу. Торопливо облизал губы и выдохнул из себя отрывисто:
- Я не знаю, насколько можно верить тому, что говорил Шинджиро. Я… он говорил, что нашел способ мне помочь, что отыскал лекарство, но… Он был больным на всю голову, Тотчи, он связался с…
- Оккультизмом. Я знаю. Что именно он сделал? Хиро сказал, что он говорил о каком-то обряде.
- Да, Като упоминал нечто подобное. Я не вникал в суть, я не хотел… слушать его. Я не верю в то, что он мог…
- Шин, он мог. Он пошел на убийство, чтобы спасти себе жизнь. Ты знал, что он был болен раком? – Голос Тошимасы становился все тише и тише, последние слова едва ли заглушали перезвон тишины, сливающийся с движением полупрозрачных крупиц пыли, медленным вальсом опускающихся к ногам мужчин.
- Я не… нет, я не знал, - Шинья резко замотал головой, сжав грубо вылепленные губы.
- Он умирал от рака кожи, ему оставалось всего пару месяцев. И он решился на убийство, чтобы спасти себе жизнь. Он и еще несколько человек убили девочку, принося ее в жертву какому-то темному божеству. Они провели черномагический обряд, Шинья. И кто-то… кто-то теперь убивает тех, кто в нем принял участие. Мстит за убитую девочку. Я знаю, что это не ты. Но… Шинья, пожалуйста, - Тошимаса сделал один, такой отчаянный, шаг вперед, протягивая к безмолвно замершему перед ним мужчине руку, но не коснулся его, боясь. Неведомо, чего. Просто страх, просто внутри, просто очень много. И больно так, что нечем дышать последние несколько минут. Что они рядом. Что они не могут… быть рядом. Потому что между ними – пропасть, пропитанная злом, истекающая кровью, устланная мертвой плотью. Ее не перешагнуть, ее не перелететь. Слишком. Поздно.
- Что он сделал?
- Я не знаю… - голос Терачи сорвался и затих, разбившись о бездну тишины. Натянулась и лопнула струна, тихо проплакав в темноте. – Тотчи…
- Я не хочу… тебя… терять…
- О чем ты, Тошимаса? – Шинья резко шагнул вперед, поймав вытянутую к нему руку, переплетая пальцы, сжимая слишком сильно, но даже не думая отпустить.
- Ничего… просто слабость, - Тошимаса мягко согнул руку, притягивая Шинью к себе, но не обнимая, как тому хотелось, просто замирая рядом, ощущая, как сквозь темноту и плотную материю одежды его кожи касается едва уловимое, такое призрачное тепло любимого существа.
- Тоши…
- Все будет хорошо, - Хара вымученно улыбнулся, ощущая горечь, которой были пропитаны эти слова.
Шинья покорно склонил голову, лбом прижавшись к незаметно вздымающейся и опадающей груди мужчины. Сделал вдох и хотел, было, что-то сказать, как течение времени, такое размеренное и едва ощутимое, разорвала нестройная мелодия входящего звонка.
Хара вздрогнул и отшатнулся, моментально находя свой мобильный и, бросив взгляд на определитель, быстро соединяясь:
- Да, Дайске?
- Тоши, здесь происходит нечто… - и резкий, выворачивающий наизнанку, крик, полный боли, ужаса и дикого отчаяния. Знакомый. Слишком, - …ужасное.
***
- Ты поговоришь со мной, - Дайске так резко впечатал ладонь в стол перед Каору, что тот невольно дернулся, вздрагивая от неожиданности.
- Дайске не веди себя как истеричка, - попросил мужчина вкрадчиво, тяжело вздохнул и лишь затем поднял на любовника уставшие глаза. – Я поговорю с тобой, но только когда ты успокоишься. Сейчас с тобой без толку о чем-то говорить: ты все равно ничего не понимаешь. И слышишь только себя.
Дайске запнулся, глотая готовое, было, сорваться с языка возражение. Резко оттолкнулся от стола, отступая на пару шагов назад. Перевел дыхание, пытаясь успокоиться. С его вспыльчивой натурой сделать это было проблематично. Но мужчина, все же, решил постараться. Ради Каору. Он видел, что тот готов пойти на примирение, забыть про нанесенное оскорбление и… Дай не мог себе позволить снова все испортить.
Тяжело вздохнув, он посмотрел на Каору и уже более сдержанно проговорил:
- Почему ты не сказал, что был знаком с Ватари Кимико?
Каору медленно облизал губы, собираясь с мыслями. Искал подходящие слова? Оправдание, которое удовлетворило бы его, Дайске? Которое не ранило бы? Что, Као?
- Каору, пожалуйста, ответь.
- Потому что, Дай, - начал он медленно, пристальным взглядом обжигая лицо Андо, - это не имеет никакого значения. Я знал эту женщину очень давно. С того времени мы ни разу с ней не пересекались и до вчерашнего дня я о ней и думать не думал. Я не убивал Ватари Кимико, Дайске. У меня не было причин этого делать.
- Каору, Ватари – сестра Носэ. Ты помнишь Носэ Осаная? – Голос Дайске дрожал. Ему было больно вспоминать об этом человеке, больно говорить вслух о том, о чем они с Каору условились никогда не вспоминать. То, о чем невозможно было забыть.
- Я помню, Дайске. Но… это случилось уже после того, как я познакомился с Кимико. Она… она не знает про то, что случилось. Осанай до сих пор считается без вести пропавшим.
- Као… Као, ты… ты убил брата девушки, которую любил, - как же сложно ему это далось.
Дайске замер, так часто дыша, что легкие начали гореть от переизбытка кислорода. В груди комом встала та боль, что он пытался унять, убеждая себя, что все – давно в прошлом. Но нет, не получалось. Вот он, здесь, рядом с ним. Его Каору. Тот, кто пошел на убийство, спасая ему, Дайске, жизнь, уберегая его семью от горечи и страданий.
Каору тяжело опустил веки, уставшим голосом задав лишь один вопрос:
- Откуда?
- Откуда я знаю, что ты ее любил? А это имеет значение? Као, я знаю это, знаю, что… Ты так сильно ее любил, Као… Тогда почему же ты… Осанай был ее братом… Как?..
- Тебя я люблю больше, - открывая глаза, выдохнул Каору. – В тот момент я думал только о тебе, о твоей семье, о том, что они не переживут, если потеряют вас с Андзю. Вот здесь тебя больше, Дайске, - и с силой ударил себя в грудь, впервые демонстрируя эмоции, которыми захлебывалась его душа.
- У нее был ребенок от тебя…
- Она сделал аборт.
- Она не сделала аборт.
Каору немо открыл и закрыл рот, пытаясь переварить услышанное.
- Каору, Кимико родила твоего ребенка. Ты не знал?
- Она сказала, что сделает аборт, - все еще не веря в то, что услышали его уши, ответил Каору. Пытался осмыслить. Принять.
- Видимо, соврала. Или просто не смогла. Она же тоже тебя любила. И твоего ребенка – тоже. Так сильно любила, что… - Дай замер, не зная, стоит ли продолжать. Насколько Каору был осведомлен насчет дальнейшей жизни девушки, которую любил еще в школьные годы? Знает ли он, что она… что ее сын, его сын….
- Дайске? – Каору уловил изменения, произошедшие с любовником. Не смог не почувствовать его смятения, нерешительности. – Что я должен знать еще?
- Као, ты слышал о «Черном Нарциссе»? Год назад он нагонял ужас на соседнюю префектуру.
- Я не совсем…
- Маньяк-каннибал похитил компанию студентов и жестоко над ними издевался. Его искала вся округа. Хара тоже хотел заняться этим делом, но ему не дали – район находится вне столичного ведомства. Но это не важно… Полиция уже опустила руки, решив, что ребят не найти, когда, чисто случайно, одно из рейдовых подразделений, прочесывающих округу, в коллекторе аварийного здания обнаружило одного из пропавших студентов. Мальчик чудом выжил: провалился в канализацию. Нарцисс решил, что он утонул или задохнулся газами, и не стал за ним спускаться. А парень выжил.
- Стой, хватит! – Каору жестом руки заставил Дайске замолчать. – Как его зовут?
- Ватари Шераюки.
Каору прикрыл глаза, сдавив переносицу пальцами. Те заметно дрожали, выдавая состояние мужчины.
- Что с ним сейчас? – Едва слышно спросил он чуть погодя. Глаз он не открыл, ниже склонив голову.
- Ватари-кун находится в закрытой клинике для душевнобольных. Ему диагностировали параноидную шизофрению. Као, ты же не…
- Это плохая идея, - тут же отрезал мужчина.
- Его мать умерла, отца он не помнит – Ватари погиб на производстве, когда Шере было три года. У него никого не осталось.
- Дай, я – никто. А он – больной ребенок, который, вполне возможно, всю жизнь проведет… в четырех стенах.
- Я говорил с его лечащим врачом: Кубори-сан взволнована состоянием Шераюки. Она явно темнила, и… вчера у него был Тошимаса.
- Что этот псих от него хотел? – Не сдержался Каору, вскидывая голову.
- Понятия не имею, но визит детектива очень сильно выбил психиатра из равновесия. Как и Ватари-куна. Я не знаю, что происходит в стенах этой клиники, но мне это не особо нравится. И знаешь, будь на месте Шераюки кто-то другой, я бы… но он – твой сын, Каору, признаешь ты это или нет.
- Я не говорил, что он – не мой сын, Дай. Я сказал, что ему вполне может быть не нужен отец. Если он болен…
- Тошимаса явно считает иначе, - это признание само слетело с языка, не дав Андо возможности обдумать все его последствия.
- Что ты имеешь в виду? – Каору тут же ухватился за эти слова, во все глаза глядя на Дайске.
- Черт! – Хотелось обматерить себя с ног до головы, но вместо этого Андо пришлось собраться с мыслями и попытаться более или менее внятно объяснить, что он имел в виду, делая подобное заявление. – Дело в том, что Тошимаса… как бы это выразиться понятней… он… зная его, я могу сделать вывод, что… ай, черт, я не могу это объяснить! В двух словах, детектив обращался к Шере за помощью, и насколько я могу судить из того, как продвигается расследование, то он ее получил. Хочешь, я позвоню ему, и он сам тебе все объяснит?
- Не нужно. Ты можешь договориться…
- Все же, хочешь с ним встретиться?
- Хочу… просто его увидеть.
- Я все сделаю, - Дайске кивнул и направился к двери, но был остановлен тихим, вскрывающим душу: «Кои…».
- Да, Као? – Не дыша, спросил он, оборачиваясь.
- Ты же поедешь со мной?
- Конечно.
- Спасибо.
___________________________________________
Порог клиники переступили с последним лучом заходящего солнца. Если над Токио стояли тучи, то над пригородом простирались лишь их скудные ошметки, через которые пробивалось бледное осеннее небо, изукрашенное разводами закатного солнца. Золото его отливало прохладной розовизной, небо у кромки горизонта было густо-бирюзового цвета, а облака покрылись налетом выцветшей бронзы.
Машину оставили у въезда, сами прошли через калитку в высоких парадных воротах. Те уже были наглухо закрыты – время давно было не приемным.
Андо шел чуть впереди, Каору, рассеянно оглядываясь по сторонам, шел в двух шагах за ним. В просторном холле их встретила невзрачного вида медсестра, провела на второй этаж, в кабинет заведующей отделением. Кубори-сан кивнула вошедшим, поднимаясь из-за своего стола. Тот утопал в свете настольной лампы. Верхний свет был прикручен, его прозрачного тепла хватало лишь на то, чтобы обрисовать контуры предметов, наделяя их смутными тенями.
- Андо-сан, - легко поклонилась и посмотрела на вошедшего следом за ним Каору. – А это, видимо, Ниикура-сан. Очень приятно.
Каору пожал протянутую ему руку, едва сжав сухие старческие пальцы.
- Кубори-сан – лечащий врач Шераюки, - едва слышно шепнул Дайске, склоняясь к мужчине как можно ближе.
- Я занимаюсь Ватари-куном с самого первого дня. До этого он наблюдался у Мизушимы-сенсея, светлая ему память – умер полгода назад от обширного инфаркта.
Каору понятливо кивнул, продолжая придирчиво изучать психиатра.
- Думаю, вам не стоит сомневаться в моей компетентности, - мягко улыбнулась женщина, читая взгляды Каору. – У нас с Шерой сложились доверительные отношения. Он – юноша очень… своеобразный, не такой, как большинство здешних…постояльцев, - невесело усмехнулась, немного склонив голову. Поправила пронизанную сединой челку и, вздохнув, проговорила. – Ниикура-сан, подумайте еще раз: действительно ли вы хотите с ним встретиться? Между нами: Шера-кун принадлежит к больным без надежды на полную ремиссию. Его психика травмирована настолько сильно, что… Не связывайте себя по рукам и ногам. Как мать вам говорю: если бы моя дочь… я не знаю, как бы я поступила, окажись на вашем месте, но… у вас еще есть шанс: он не знает о вашем существовании, не заставляйте ни его, ни себя проходить через подобное испытание. Мы будем благодарны, если вы решите оказывать вашему мальчику анонимную помощь. Ватари-сан оплатила его лечение на два года вперед. Да, пребывание в нашей клинике дорогостоящее, но и условия, которые мы создаем, и уровень лечения… он намного выше, чем в государственных учреждениях. Ватари-сан до конца верила в то, что Шераюки поправится, но… сердце матери верит в лучшее до конца, его не переубедить доводам разума. Вы же мужчина, вы должны понять, что этот человек… увы, но Шера навсегда потерян для мира нормальных людей. Он и сам об этом знает, недавно он в этом признался детективу, который ведет дело его матери.
- Кубори-сан, что именно произошло между Шерой и детективом Харой? – Казалось, Каору только и дожидался возможности задать этот вопрос.
- Не знаю, - отрицательно покачала головой психиатр. – Я оставила их наедине. Да, знаю, я не должна была, но этот мужчина, Хара-сан, знаете… - женщина неуверенно коснулась собственных губ кончиками пальцев, словно пробуя, смогут ли они выдержать тяжести слов, которые она собиралась произнести. – Они с Шерой очень похожи. В этом мужчине я увидела ту же боль и тот же страх, что и в тот день, когда впервые встретилась с Шераюки. Они как единое целое, разбитое чем-то темным и страшным на две части. Только детектив – он сильный, он как камень, а Шера – хрупкий и нежный, как фарфор. Но когда я увидела их вместе… знаете, Шераюки изменился. Его взгляд, он стал не таким. Он стал живым. И говорил он словно чужим голосом. В нем была боль, но не та, что я привыкла слышать. Рядом с этим человеком он ожил. Знаете, я не поклонница нетрадиционных форм лечения, но в случае с Шерой… я бы не отказалась, если бы этот мужчина чаще его навещал: возможно… он бы пошел на поправку, - неуверенно улыбнулась: сразу обоим мужчинам.
- Детектив Хара – мой хороший друг: я поговорю с ним. Думаю, он не откажет, - тут же откликнулся Дайске, получая в ответ благодарную улыбку психиатра.
- А теперь, Ниикура-сан, если вы не передумали – пойдемте: скоро Шере принимать лекарства, он не может уснуть без снотворного.
Мужчина кивком головы дал понять, что не изменил своего решения. Психиатр обреченно вздохнула, но попыток переубедить Каору больше не предпринимала.
Они быстро пересекли оживленный этаж: пациенты вышли на вечернюю прогулку. Кто сам, кто парами, кто – в сопровождении сиделок. Они о чем-то приглушенно беседовали, но стоило впереди нарисоваться двум незнакомым мужчинам, как они тут же замолкали, проводя их фигуры полными нескрываемого любопытства взглядами. От них становилось не по себе, но Каору старался не обращать на это внимания, хотя внутренности сжимались от одной лишь мысли о том, что сейчас он встретится с такими же, полными пустоты, глазами. Его глазами.
- Шера не такой, - словно читая его мысли, сказала Кубори-сан, оказываясь у дверей изолятора. – Мы содержим Шераюки в отдельной палате – иногда у него случаются приступы, опасные не столько для окружающих, сколько для него самого, но остальные пациенты могут неправильно понять, испугаться, нанести ему увечья.
- Не стоит объяснять: я понимаю, - негрубо отрезал Каору. С каждым пройденным метром становилось все страшнее и страшнее. Паника подкрадывалась незаметно, опуская свои липкие руки на опущенные плечи, сжимаясь на них, проникая под кожу. Каору поводил ими, пытаясь разогнать кровь в застоявшихся мышцах, но это не особо помогало: ощущения был больше соматическими, нежели физическими.
- Мы не рискнули перевести Шеру в его старую палату – слишком болезненные с ней связаны воспоминания. Эта комната обустроена со всеми удобствами, она практически ничем не отличатся от предыдущей. Два раза в день я вместе с ним гуляю по оранжерее. Она примыкает к этому крылу, но находится обособленно от остальной части этажа. Там очень много свежего воздуха, к тому же Шера любит цветы. На улице сейчас постоянно идут дожди, в саду практически не осталось растений, а здесь круглый год он может наблюдать свои любимые орхидеи. Думаю, со временем можно будет ввести в курс его лечения трудотерапию – уход за растениями и животными очень помогает больным с подобными нарушениями. Он их успокаивает. Думаю, Шере понравится ухаживать за цветами. Выращивание орхидей – процесс сложный и требует определенного опыта, но наш садовник хорошо ладит с пациентами, думаю, он найдет общий язык с Ватари-куном.
- Не сомневаюсь, - больше на автомате, чем осознанно поддакнул Каору, сейчас занятый лишь одной мыслю: что он скажет, увидев сына? Поймет ли Шера, кто перед ним? Захочет ли принять его как отца? Задумываться о подобных вещах стоило раньше, Каору понимал это, но ничего не мог поделать. Все случилось так быстро и так спонтанно.
«Это так на тебя похоже Дайске. Как снег на голову…».
- Ну что, мы на месте, - тихо произнесла психиатр, останавливаясь у одной из десятка абсолютно одинаковых дверей. Над входом тускло светилась зеленоватая лампочка, отражающаяся от стеклянного прямоугольника, за которым крупными иероглифами значилось имя человека, чья судьбы была вклеена в стены комната за ней.
Женщина привычным движением открыла электронным замок, коротко постучалась и первой вошла в палату, даже не подумав дождаться отклика.
- Шера-кун, я кое-кого к тебе привела, - начала она мягко, но тут же была прервана спокойным, таким размеренным голосом, что его можно было спутать с дыханием ветра. Еще не видя Шераюки, сокрытого приоткрытой дверью, Каору мог поклясться, что там, за пеленой неведения, находится… да, так и есть – детектив Хара. Нет, конечно, и голос, и его тембр, и глубина – все было не таким, но что-то в нем, некое чувственное наполнение, эмоциональный окрас и это умиротворяющее спокойствие, - они были настолько схожи, что это приводило в смятение. Оглянувшись на Дайске, Каору понял, что и тот попался в плен этой иллюзии.
- Теперь я понимаю, что она имела в виду, когда говорила об их схожести, - торопливо прошептал Дайске, замирая у Каору за спиной.
Тот лишь кивнул в ответ и, принимая приглашение психиатра, вошел в палату. Одного взгляда на существо, замершее в углу больничной койки, хватило, чтобы сердце в груди остановилось, захлебнувшись воспоминаниями. Да, это был сын Кимико: те же черты лица, та же бледность кожи и те же глаза: светлые, едва ли не зеленые глаза, в которые затягивает как в трясину.
Еще более красивый, чем его мать, Шераюки был по-девичьи строен, но в то же самое время грубоватые, откровенно-мужские его руки с черными разводами татуировок на запястье и локте правой и темными шрамами – на левой, выдавали сокрытую в этом теле силу. Она пугала.
Каору замер, не сводя с мальчика взгляда. Тот тоже поднял на него свои удивительные глаза и резко дернулся, всем телом вжимаясь в стену.
- Уходи, - хрипло выдохнул он; в черных колодцах зрачков плескались ледяные волны ужаса. – Тебе здесь не место.
- Ниикура-сан… - начала Кубори, но тут же была прервана Ватари, отрезавшим:
- Нет, не он. И не Андо-сан. Носэ… уходи. Ты сам виноват, ты знал, на что шел. В тебе и при жизни было слишком много зла, ты заслужил смерти. Уходи, оставь его. Он поступил по чести. Как и положено человеку, который защищает то, чем дорожит. Ты же ничем не дорожил. Ни своей семьей, ни Андзю. Мужчина, который любит, не пойдет на такое. Ты причинил ей боль, ты хотел отнять жизнь у ее брата. Ты знал, как она его любит и поднял на него руку. Ты поднял руку на Андзю и при этом продолжал твердить, что любишь. Ты готов был вырвать ей сердце из груди и растоптать его у нее на глазах. Кубори-сан, выйдите. Оставьте меня наедине с Андо-сан и отцом. Прошу, это не для ваших ушей.
Психиатр вздрогнула, как и в прошлый раз растерянно глядя на визитеров.
- Кубори-сан, прошу, сделайте, что он просит, - попросил Дайске, беря оторопевшую женщину под локоть и мягко выводя ее из комнаты, чтобы тут же прикрыть за ней дверь, подперев ее своим телом.
Тем временем Шераюки успел соскользнуть с кровати, бесшумно подходя к Каору. Высокий, сейчас он казался едва ли не исполином. И таким тонким, что казался прозрачным. Тело его светилось, но свет этот был темным и густым, как дым над огромным пепелищем. Так чадят, сгорая, человеческие останки в печах крематориев.
- Носэ Осанай, уходи. Они придут за тобой и уведут силой. Они всегда приходят. Ты знаешь это. Ты боишься. Отступи. Иначе тебя вырвут из него силой.
Каору едва дышал, не сводя немигающих глаз с сына. Дайске замер где-то за спиной и слился с воздухом, и если бы не его рассеянное тепло, касающееся тела Ниикуры, мужчина решил бы, что Дай исчез.
- Уходи, - в последний раз попросил Шера, таким взглядом глядя в пустоту справа от Каору, что тому стало страшно. Он едва ли не физически ощутил, как всколыхнулся воздух, а лодыжек и кончиков пальцев коснулось ледяное дыхание сквозняка. Шера выдохнул, с губ его сорвалось облако белесого пара. Оно коснулось лица Каору и растаяло, сливаясь с немигающим светом лампочки.
- Он не ушел. Надеется, что сможет спрятаться. Но прятаться вечность он не сможет. Рано или поздно, но придется сдаться. Или отпустить. Отпустить собственную злость и ненависть сложнее. Но еще сложнее, когда тебя держат живые. Отпускайте своих покойников – они слишком сильно вас любят, чтобы противиться вашей воле, - глаза резко сменили точку фокусировки, замирая на лице Каору. – Заставьте его отпустить, - немного выше, замирая на том, кто безмолвной тенью возвышался за спиной Ниикуры. – Андо-сан, ваша совесть, чувство раскаяния приковали Носэ к источнику его злобы. Перестаньте винить себя, вы подпитываете призрака своими эмоциями. Он становится сильнее и ему уже сложнее отступиться от своей цели – отомстить тому, кто виновен в его гибели. А Вы, - взгляд Шеры вновь вернулся к Каору, - все сделали правильно. Ваше призвание – защищать любимых. Иногда этого более чем достаточно, чтобы сказать: «Моя жизнь имеет смысл». Меня не нужно защищать – меня есть кому защитить, - взгляд стал темным и глубоким, он словно поглотил сам себя, проваливаясь в бездну зрачков. Шера странно улыбнулся и прикрыл глаза, встряхивая кистями рук, как если бы они были мокрыми.
- Шераюки, - едва шевеля губами, произнес Каору имя, стоящее ему нескольких ударов сердца.
- Ты еще не связан мной. У тебя есть шанс прожить нормальную жизнь, не волоча за собой груз отцовства умалишенного. Я рад, что ты есть, правда, - тихо говорил Шера, улыбаясь с закрытыми глазами. – Я рад, что ты не побоялся прийти, что ты признал меня. Я буду помнить это, и хранить в себе это чувство: оно действительно приятное. Но тебе лучше забыть. Если будет нужно, я станут отрицать твое отцовство, я совершеннолетний, мой опекун – Кубори-сан. Я попрошу ее, и она юридическим путем запретит тебе приближаться к лечебнице. И ты смиришься и уйдешь. Но лучше сделай это сейчас. Пока что твои чувства ко мне – лишь жалость и отголоски любви, которую ты испытывал к маме. По сути, я тебе никто, и ты мне – тоже. У тебя еще будет возможно любить кого-то как сына, поверь. Сейчас у тебя есть Андо-сан. Подари это чувство ему – он заслужил: с таким характером как у тебя… просто люби его, - улыбка стала мягче, нежнее, в ней чувствовалось тепло. – Любить кого-то – это хорошо, это очень хорошо. Ведь так? – Длинные ресницы взмыли вверх, красивые глаза, подернутые дымкой воспоминаний о чем-то хорошем, коснулись своим взглядом Каору, заглядывая ему в душу.
- Да, это очень хорошо, Шера, - мужчина не сдержался и коснулся щеки сына ладонью. Ее тепло просочилось в трещинки на коже, пропитывая плоть и согревая кровь. – Жаль, что я не успел сказать твоей матери спасибо за то, что ты есть.
- Она знает, - Шераюки вдруг шагнул вперед, легко обнимая отца за плечи. Каору на мгновение замер, опешив, а потом сомкнул руки, прижимая сына к груди.
Дайске опустил глаза в пол, за завесой волос скрывая смущение. Но длилось это не долго. Тишина и покой этого странного, болью пропитанного места вдруг взорвалась, искореженными осколками разлетаясь во все стороны.
Шера друг резко отпрянул и, путаясь в ногах, стал пятиться к кровати, но не успел до нее добраться, резко падая на колени и заходясь кашлем, выворачивающим его наизнанку. Из носа хлынула кровь, по губам и подбородку стекала густая, окрашенная в алый слюна. Из груди вместе с хрипами вырывались и приглушенные, утопающие в боли слова.
Каору, на секунду оцепеневший от ужаса, пришел в себя, бросаясь к сыну. Слух тут же поймал отголосок просьбы, пробивающийся через разрывающий внутренности кашель:
- …детективу. Я знаю… кто… следующий, - Шера вдруг замер, а затем повалился вперед, заходясь диким криком.
- Дайске! Быстро! Звони Харе!
Дай моментально сориентировался: адвокат привык действовать к экстремальных ситуациях, быстро ориентируясь в тех случаях, когда большинство людей теряется и начинает паниковать.
Номер Хары стоял в быстром наборе под цифрой один. Не случайно.
Потребовалось всего пару гудков, чтобы слуха мужчины коснулось встревоженное:
- Да, Дайске?
Андо шумно выдохнул, торопливо бросив, не сводя взгляда с корчащегося на полу Шераюки:
- Тоши, здесь происходит нечто… - и запнулся, оглушенный душераздирающим криком, вырвавшимся из горла Шеры, - …ужасное.
- Где вы? Что происходит? Дайске!
- Это Ватари Шераюки…
- Дайте… мне… ему… сказать, - захлебываясь собственной кровью, прошептал Шера, протягивая к Даю руку, жестом, таким отчаянным, прося дать ему телефон. Дайске, вскользь улавливая взволнованный голос друга, протянул Ватари телефон, придерживая трубку у его уха:
- Говори, Шера: он тебя слышит, - шепнул, с отчаянием глядя на Каору. Тот покачал головой, не зная, что делать, не понимая, что происходит с его сыном.
- Детектив… он мертв… уже поздно. Имя, - окровавленный язык прошелся по алым губам, глаза прикрыли отяжелевшие, потемневшие веки, - Цуцуи Масато… Она уже там, плачет за ним. Но… следующий… она шепчет. Берегите его, он в вас… глубоко. Ваше сердце, детектив, сердце. Он… слушайте… - и снова закричал, заходясь рыданиями, царапая пол перед собой короткими ногтями, сходя с ума от боли. Его убивали. Заживо вгоняли в него иглы чужой смерти, вырывая вместе с частицами плоти, крови, сердца и души. – Детектив, обернитесь, обернитесь – вы смотрите на него! Он – следующий… - дернулся, словно через него пропустили разряд электричества в несколько сотен вольт, закричал, начиная раздирать горло трясущимися руками, заваливаясь на бок, а затем, прогибаясь дугой, на спину, начиная отползать к кровати, отталкиваясь лишь ногами. В расширенных до предела зрачках стоял ужас и кровавые отблески лишь им виденного будущего:
- Она – любовь… и имя ему… имя… СПРАВЕДЛИВОСТЬ!